195. СМЕРТЬ КНЯЗЯ ПОТЕМКИНА
Уныл внезапу лавр зеленый,
Уныл и долу преклонен!
Восстани, свыше вдохновенный,
Восстани, бард, сын всех времен!
Бери обвиту крепом лиру;
Гласи на ней, поведай миру
Печаль чувствительных сердец,
Стон воинов непобедимых,
Уныл и долу преклонен!
Восстани, свыше вдохновенный,
Восстани, бард, сын всех времен!
Бери обвиту крепом лиру;
Гласи на ней, поведай миру
Печаль чувствительных сердец,
Стон воинов непобедимых,
В слезах среди трофеев зримых;
Гласи... Потемкина конец!
Гласи... Потемкина конец!
О, коль ужасную картину
Печальный гений мне открыл!
Безмолвну вижу я долину;
Не слышу помаванья крыл
Ни здесь, ни там любимца Флоры —
Всё томно, что ни встретят взоры!
Поникнул злак, ручей молчит;
И тот, кого весь юг страшится,
Увы! простерт на холме зрится —
Простерт, главу склоня на щит!
Печальный гений мне открыл!
Безмолвну вижу я долину;
Не слышу помаванья крыл
Ни здесь, ни там любимца Флоры —
Всё томно, что ни встретят взоры!
Поникнул злак, ручей молчит;
И тот, кого весь юг страшится,
Увы! простерт на холме зрится —
Простерт, главу склоня на щит!
Герой — геройски умирает
В виду попранных им градов
И дух свой небу возвращает
Средь ратников, своих сынов!
Почил — и вопль вокруг раздался,
И шумный глас молвы помчался
Вливать в сердца печаль и страх!
Синил,[1] Бендеры изумленны,
Героев слыша вопль плачевный
В поверженных от них стенах;
В виду попранных им градов
И дух свой небу возвращает
Средь ратников, своих сынов!
Почил — и вопль вокруг раздался,
И шумный глас молвы помчался
Вливать в сердца печаль и страх!
Синил,[1] Бендеры изумленны,
Героев слыша вопль плачевный
В поверженных от них стенах;
Очаков, гордый и под прахом,
Чудится и сомненья полн,
Чтоб тот, кто был дракону страхом
В степях, вертепах, среди волн,
Кто рану дал ему глубоку,
Был общему подвластен року!
И черный Понт, надув хребет,
Валит, ревет во слух Селиму,
Объяту думой, нерешиму:
«Воспрянь! уже Перуна нет!..»
Чудится и сомненья полн,
Чтоб тот, кто был дракону страхом
В степях, вертепах, среди волн,
Кто рану дал ему глубоку,
Был общему подвластен року!
И черный Понт, надув хребет,
Валит, ревет во слух Селиму,
Объяту думой, нерешиму:
«Воспрянь! уже Перуна нет!..»
Но чьи там слышу томны лиры
С Днепровых злачных берегов?
Чей сладкий глас несут зефиры?
То глас не смертных, но богов,
С Днепровых злачных берегов?
Чей сладкий глас несут зефиры?
То глас не смертных, но богов,
1 Древнее название Измаила.
То вопиют херсонски музы:
«Увы! расторглись наши узы,
Любитель наш навек с тобой!
Давно ль беседовал ты с нами
И лиру испещрял цветами,[1]
Готовясь в кроволитный бой?
«Увы! расторглись наши узы,
Любитель наш навек с тобой!
Давно ль беседовал ты с нами
И лиру испещрял цветами,[1]
Готовясь в кроволитный бой?
Давно ль Херсон, тобой украшен,
Цветущ на бреге быстрых вод,
Взирал с своих высоких башен
На твой со славою приход?
Давно ль тебя мы здесь встречали
И путь твой лавром устилали?
Давно ль?.. » — и боле не могли...
Из рук цевницы покатились,
Главы к коленам их склонились,
Власы упали до земли.
Цветущ на бреге быстрых вод,
Взирал с своих высоких башен
На твой со славою приход?
Давно ль тебя мы здесь встречали
И путь твой лавром устилали?
Давно ль?.. » — и боле не могли...
Из рук цевницы покатились,
Главы к коленам их склонились,
Власы упали до земли.
Где, где не плачут и не стонут
Во мзду Иракловых заслуг?
В слезах там родственники тонут;
Там одолженных страждет дух;
Там, под соломенным покровом,
Зрю воина в венке лавровом
Среди родимыя семьи;
Он алчно внемлющей супруге
Рассказывает, как на юге
Князь подвиги творил свои;
Во мзду Иракловых заслуг?
В слезах там родственники тонут;
Там одолженных страждет дух;
Там, под соломенным покровом,
Зрю воина в венке лавровом
Среди родимыя семьи;
Он алчно внемлющей супруге
Рассказывает, как на юге
Князь подвиги творил свои;
Как в поле бился с супостатом;
Как во стенах его карал,
Как кончил жизнь... Тут белым платом
Текущи слезы утирал...
Слеза бесценная, священна,
Из сердца чиста извлеченна! —
О витий, что твоя хвала!
Но сею ль жертвою одною
Воздашь, Россия, днесь герою,
Которым славима была?
Как во стенах его карал,
Как кончил жизнь... Тут белым платом
Текущи слезы утирал...
Слеза бесценная, священна,
Из сердца чиста извлеченна! —
О витий, что твоя хвала!
Но сею ль жертвою одною
Воздашь, Россия, днесь герою,
Которым славима была?
1 Я видел рукопись одного из наших стихотворцев с поправками Потемкина.
Нет! сын твой вечно будет громок!
Потемкина геройский лик
Увидит поздный твой потомок
И возгласит: «Он был велик!»
И вольный грек, забыв железы,
Прольет пред ним сердечны слезы;
И самый турк, нахмуря взор,
Сынам своим его покажет:
«Се бич наш был!» — вздохнув, он скажет —
И муз его прославит хор.
Потемкина геройский лик
Увидит поздный твой потомок
И возгласит: «Он был велик!»
И вольный грек, забыв железы,
Прольет пред ним сердечны слезы;
И самый турк, нахмуря взор,
Сынам своим его покажет:
«Се бич наш был!» — вздохнув, он скажет —
И муз его прославит хор.
Ноябрь 1791
Дмитриев И.И. Смерть князя Потемкина // И.И. Дмитриев. Полное собрание стихотворений. Л.: Советский писатель, 1967. С. 272–275. (Библиотека поэта; Большая серия).
© Электронная публикация — РВБ, 2006—2024. Версия 2.0 от от 2 февраля 2018 г.