33. Екатерине II
3 мая 1764
Просил я графа Григория Григорьевича, дабы представить в. в. о моем проекте, дабы мне ехать и описать Италию, также, для театров, увидеть и Париж, — ибо такое описание, конечно, может быть к пользе России, а те описания, которые деланы чужестранцами, России никакого плода принести не могут, хотя бы они и переведены были, ибо потребно чужих земель сравнение со своим отечеством. Ежели бы я получил по семи тысяч в год к моему жалованью, так бы я оное путешествие охотно учинил, потому что мне без фамилии моей ехать нельзя, ради того что я не учиться еду, но принести пользу России, и в оставших моих летах среднего века потерять двух лет на разлуку с моими домашними, которым мое присутствие нужно, я не могу. Деньги, которые бы я получил на два года и четыре месяца, по прибытии моем возвратилися бы в казну, а книга бы ко просвещению
народного любопытства осталася навсегда. А я бы сделал описание совсем на ином основании, как они делаются; а перо мое, по апробации всех ученейших в Европе, к пользе моего отечества способно. Основательно ли мое требование, это я предаю воле в. в., ибо моего интереса в том нет, и ежели на то не будет благоволения, так я оный отказ безо всякого приму огорчения, ибо не мой того интерес требовал. Я в прочем не имею никакого места и должности. Я ни при военных, ни при штатских, ни при придворных, ни при академических делах, ни в отставке. Я приемлю дерзновение в. и. в. принести мою просьбу, дабы мне было учинено что-нибудь, чтобы я знал, что я. Ежели я в отставке, так следует мне чин, ибо я от графа Разумовского, исполняя беспорочно службу мою, без обыкновенного награждения чина отбыл, а от театра также, хотя сколько я России по театру услуги сделал, и вся Европа ведает, а особливо Франция и Вольтер.1 Не примите, всемилостивейшая государыня, во гнев сего челобитья моего, ибо мне и смерть легче, нежели прогневать в. в., к особе которой я, сверх моей подданнической должности, всем сердцем привязан, о чем, может быть, и в. в. известно.
То только неизвестно, что все прожекты умершего Федора Волкова не его, но мои;2 а что он мое имя умолчал, в том он несколько согрешил; но я не для того сие представляю, чтобы и я какого воздаяния требовал, но чтобы только о том в. в. от меня донесено было. Я по генеральном произвождении, которое еще до войны было, был второй или третий бригадир, 3 и обошли меня не только все бригадиры, полковники и подполковники, но многие и обер-офицеры, да и ныне все те, которые уже во время в. в. владения из полковников жалуются, берут у меня по военному чину старшинство, а я в штатских делах не бывал никогда. По театру я сделать хотел, следуя склонности своей и ища славы себе, а паче стараяся угодить в. в., ибо слава моя уже сделана и приносит не токмо честь мне, но и моему отечеству и нашему веку. Но мне в сочинении драм упражняться от Сиверса никак не можно. Довольно того, что я не знаю, когда мои драмы играют; он мне того не сообщает, а я по театру не пятое колесо. Два раза опера играна после праздника рождения;4 я не был ни разу, не зная того до третьего часа того дни, когда уже поздно ехать, а я не в таком состоянии, чтобы ехать без приготовления, имея только для себя и для всей фамилии двух лошадей. Он говорит, от него приказано мне о том сообщать; но какие то командирские приказания, которые подчиненными не исполняются. Ныне ко представлению, ко вторнику, к 4-му мая трагедия «Димиза» совсем была готова, так он, всемилостивейшая государыня, бывшего моего копииста, который от меня в полиции заявлен, что он от меня съехал и покрал у меня письма, определил в суфлеры; а следственно, я пьесы своей ему суфлировать не дам. Итак, хотя я, автор их, и представлял, что оной трагедии я дать не могу, не только проб видеть, покамест оный вор-копиист от театра не
отрешится, а мне мнится, что, всемилостивейшая государыня, лучше театру его, оного суфлера, лишиться, нежели меня. Начто суфлер, когда нет автора, а автор в России не только по театру, но и по всей поэзии я один, ибо я сих рифмотворцев, которые своими сочинениями давят Парнас российский, пиитами не почитаю; они пишут не ко славе нашего века и своего отечества, но себе к бесчестию и к показанию своего невежества. Итак, весьма потребно, чтобы сей мой копиист и заявленный вор от театра Сиверсом отрешен был, ежели я к услугам по театру еще годен, а кроме моих драм, ни трагедии, ни комедии во сто лет еще в России не будет, а переводные комедии наших нравов не правят, да и чести немного Российскому театру, что мы играем переводные только пьесы, да и то скаредных переводов.5
Граф Сиверс править театром не может, хотя бы он меня и жаловал и любил Российские представления. Ибо он о науках, которые правящему театр надобны, ни малейшего понятия не имеет и в науках никогда не упражнялся.6 Чего ради Российского театра быть не может; да и представления порядочного быть не может же. Который автор захочет сочинять драмы, когда такой шум и крик в ложах и в партере, что большая часть спектатеров сами агируют, 7 не помня того, что им ролей не написано, и что в. и. в. высочайшее присутствие по всем правам должно сим крикунам имети яснее в глазах, ибо и на вольных театрах ни в Париже, ни в Лондоне зрители в партерах и в театральных ложах не бредят, а бредят у себя дома, что бы господам маршалам должно наблюдать, дабы к сочинению у авторов не пропадала охота, которые и тамо несколько берегутся, где их много. Но Сиверс, довольно обо мне слыша в Париже, 8 каков я, должен бы был поменьше меня трогать и обижать. Кратчайшее дело с ним не иметь хлопот, чтобы ничего по театру не сочинять, что я уже давно и делаю, ибо покамест он над театром имети такое будет ведомство, так истинно, всемилостивейшая государыня, театру быть нельзя, а мне от него театр противнее стал смерти. И ежели по крайней мере он не отбросит заявленного от меня в полиции суфлера, я ничего на театр дать не могу, хотя бы и всею хотел охотою.
Во окончание всего я прошу в. и. в., чтобы, ежели угодно воле вашей, меня снабдив, как я изъяснился, уволити для описания Италии, смотрения театров, как тамошних, так и парижских, и для истинной пользы и просвещения в географии на два года и четыре месяца. Ежели же по воле вашей оной суммы мне выдано быть не может, которая бы книгами возвратилася, я и это дело оставляю, а прошу только по крайней мере о том, чтоб я знал, что я: в службе ли и в какой? Или отставьте меня надлежащим порядком, как все добрые люди отставляются, с надлежащим при отставке чином и, ежели будет воля в. в., со прибавкою еще к жалованному мне покойною государынею пансиону. А я служил тридцать два года9 беспорочно и всегда с успехом, хотя мне, быв
в военном чине, на войне быть и не удалося. Помилуйте! Я подвергаюся щедроте, правосудию и в. в. милосердию. В. и. в. всеподданнейший и нижайший раб