94. Екатерине II
31 января 1773
Всемилостивейшая государыня!
Театр московский зачат еще с большими непорядками, нежели прежде, и которых отвратить нельзя, ибо никакие доказательства, служащие к порядку, не приемлются.1 А я кн. M. H. Волконскому прямою линиею и предложения никакого сделать не отважуся, дабы мои предложения не могли почтены быть несправедливою наглостью. Трагедии мои играются скаредно; никто актеров не учит, а я, избавлялся досады и горести, на спектакли не езжу. Да и выпускать новых драм не можно; ибо так рассуждают: когда-де пиесы играны при дворе и напечатаны, так их играть можно. В. в. известно, что во время Софокла и Еврипида, трагиков греческих, книгопечатания еще не было, однако их драм без воли их не играли, и что не только основатели театров, но и все авторы своих сочинений без прибытка себе не выпускают. С Бельмонтием сделанные контракты и до других содержателей касаются, и договоренось было за «Димитрия» получити мне полторы тысячи рублев.2 А я не работник на московскую публику, а паче — па содержателей.
В. и. в. известно, что и прежде и ныне о Московском театре я докучал вашей всевысочайшей особе; так на что ж бы мне и трудиться, если бы мои труды тщетны были? Я болен, а Д. В. Волков сегодни отъезжает в П<етер>бург; так и последняя надежда к установлению театра погибнет. А расположение и устав от меня сообщен ему, а у меня и копии не оставлено. Мне делать нечего. А кн. Волконский в театральные распорядки, никогда о том не думав, войти не может, хотя мне он и от самого ребячества приятель, а ныне, по отличности чина его, благодетель. Вообразите, государыня, возможно ли при таких всегдашних хлопотах поощрять себя к театральным сочинениям, когда пиесы мои, тщательно сочиненные, всемирно безобразятся, и за которые почти при каждом представлении по 1000 рублев собирается, а со мною сбывается древняя русская пословица: «Я именинник, да мне и пирога нет». Написано во Священном писании: «Труждающемуся делателю прежде всех от плода вкусити должно». 3 Трагедия «Димитрий» и в продажу прежде отдана не была, поколь нового контракта с содержателями я не сделал; но кажется мне, что в Москве все мои о словесных науках доводы слабы. Ни покойная императрица, ни в. в. моих драм, как монарха власть ни велика, никогда без особливой милости представлять не повелевали, и всегда я отличным приятием, питающим мое любочестие, от ваших высочайших особ довольствовался. Говорят, будто философы презирают и почесть и доход. Это неправда, ибо и философы едят и пьют и презрения не любят. А я не философ, но стихотворец. Фридерик,
венценосец и пиит, так изъясняется: «Je ne suis point ambitieux quoique roi et poète». * Ведает он то, что престол и Парнас любочестием наполнены. Il badine quand il dit qu’il n’est pas ambitieux.** Первая статья блаженства подданных — монарше любочестие, и первая статья пиитического красноречия и проповедания добродетели — любочестие же. Не прикажите, государыня, моих пиес, игранных только пред очами двора, представляти противу всех театральных учреждений в Москве, обезображивая меня и отнимая мой авторский доход, а игранные в Москве — они играют. Я им не спорю, но не должно ли мне несмысленных актеров поучить: и в П<етер>бурге без моего показания мои драмы никогда играны не бывали. Я за старые пиесы дохода себе не требую, а требую только достойного представления. И повару досадно, когда у него подаваемое на стол кушанье напортят, а трагедия, недожареная или пережареная, много вкуса теряет, et le poète est plus ambitieux que le cuisinier.*** Пиесы театральные не ради чтения сочиняются; так много славы погибает тогда, когда они мерзко играются. Не лишите, государыня, меня оставшей охоты к театральному сочинению! Разве мне, поработав ради славы, приняться за сочинение романов, которые мне дохода довольно принести могут, ибо Москва до таких сочинений охотница. Но мне романы ли писати пристойно, а особливо во дни царствования премудрый Екатерины, у которой, я чаю, ни единого романа во всей ее библиотеке не сыщется. Когда владеет Август, тогда пишут Виргилии и Овидии, и в почтении тогда «Энеиды», а не «Бовы королевичи». А я и «Бовою», выданным от себя, не обесчещуся, хотя и не много чести присовокуплю. А еще лучше, ежели я стану сочинять «Tausend und eine Nacht» **** или, по крайней мере, писать высокопарные оды, думая:
И хитрости своей не понимаю сам.
Или:
Гром на гром ударяет, ветры с ветрами спираются, Фиссон шумит, Багдат пылает, афински стены огнь терзает, Этна верх Кавказский давит и дух мой Пинд на Оссу ставит.4
Или:
Я ради того мешаю дело с бездельем, дабы вашему всегда в важных делах упражняющемуся духу мелкостию, говоря о ней важно, не принести докуки. Но издевка вселилася только в мое перо; кошелек мой наполнен бедностью, а сердце горестью. А притом должен я буду, ежели Мельпомены и Талии не оставлю, трудиться ради чужих доходов; а они, в поте лица моего, будут ясти хлеб мой;6 а сверх того, часто видети дочерей хищников и грабителей отечества, украшенных сияющею кражею,
сочетавающихся с буянами и петиметерами I и молящихся о неповешенных своих родителях, дабы бог дал им телесное здравие и душевное спасение, 7 — а свою дочь вечно засадити в девках, а вместо мужа довольствовалася бы она зрением обезображенного «Хорева», проклиная и Муз и честность отца своего, зная то, что честности в рядных не пишут.
В. и. в. всенижайший и всеподданнейший раб
I На сих днях вышла замуж бывшего и отброшенного Московского губернатора третья уже дочь с великим приданым, 8 из которого третья часть, по рядной написанная только, 1000 приданого и 1000 денег, а всего приданого, утвержденного записями, еще тысяч на 40. Деревни отца моего были все в губернии сего отброшенного губернатора, и моя доставшаяся часть в том же счете; а сколько подушных денег в губернской покрадено, о том известен генерал-прокурор, 9 и который будучи толико честен, сколько такие губернаторы вредны, сие его беззаконие и знает, и им гнушается. Так я на него ссылаюся, правду ли я говорю. Подушные деньги с нас по справедливости собираются на армию, защищающую наше отечество, а не дочерям Жеребцова на приданое. Вот то, всемилостивейшая государыня, что я разумею моею сатирическою статьею. Poète, honnête homme et satirique, en voyant les désordres peut-il se taire? Boileau dit:***** если бы-де мне не позволено было сатиризовать, видя непорядки, я бы-де ямочку в земле вырыл, и в нее бы проворчал.10 А я почитаю только бога, государя, честных людей, истину и откровенность.
Перевод:
* Я не честолюбив, хотя я король и поэт.
** Он шутит, когда говорит, что он не честолюбив.
*** а поэт честолюбивее повара.
**** «Тысячу и одну ночь» (нем.).
***** Поэт, честный человек и сатирик, видя беспорядки, может ли промолчать? Буало говорит: