96. Екатерине II
20 мая 1773

Всемилостивейшая государыня!


Начиная писати к в. и. в., трепещу я, дабы мои прошения не показалися в. в. наглостью. И ради того неоднократно я брал перо в руки и многие дни отсрочивал себе в написании моего всенижайшего прошения. Чего ради в заглавии оного паче всего прошу не приняти моея смелости излишеством и не раздражиться; ибо то мне такой бы был удар, коего я никогда не ожидал; а я милость вашу паче всего на свете почитаю, хотя бы ею и никогда не пользовался.

Ныне было произвождение и военным, и штатским, и придворным. Я, государыня, не в отставке и не только числюся в службе, но и действительно во дни вашего владения более, нежели во всю мою жизнь, издал и изготовил моих сочинений; а науки были бы презренны, если бы они услугами отечеству не почиталися. Так извольте, государыня, матерински войти в мое прошение и покажите мне милосердие. А сколько людей обошло меня ныне и прежде, то ясно и по списку, из которого я никогда исключен не был.

Терпля реченное, терплю я еще и недостатки, ибо я, кроме жалованья, никакого дохода не имею. Так нижайше прошу, припадая ко стопам в. в., имея за собою деревни самые малые, о помиловании, дабы мне хотя в заем ради оплаты моего долга из высочайшего в. в. милосердия помиловано было тысячи четыре и еще на сей год наперед жалованье, как я уже по указу в. в. ежегодно получаю. А я бы порасплатяся, а особливо с Прокофеем Демидовым, мог успокоиться и быти способным по оставшему времени докончать мои в сочинениях труды. Демидову должен я одному две тысячи рублев уже года три, а нынешнего июня 1 дня последний срок. Помилуйте, государыня, и не допустите до крайнего разорения человека, носящего всевысочайшую вашу

165

милость и имущего к вашей освященной особе всегда, еще и до восприятия вами скипетра, отличное усердие!

Сим окончалися мои прошения и осталися еще всенижайшие мои в. в. представления. Хотя я и не имею повеления потрудиться при закладке Кремлевского дворца, но будучи приглашен г. архитектом Баженовым, тружуся столько по единому моему усердию, как я и по именному указу больше трудиться не могу; и не только сочинил г. Баженову необходимую речь, многие к церемонии надписи и подая советы и по обрядам светским и духовным еще отчасти. И уповаю, что сия церемония, колико начальники сей комиссии ни скупы и колико ни холодны к попечению, будет согласна с моим желанием и со славою великия Екатерины. И речь, и надписи, и хари, и вся как светская, так и духовная церемония принесут изображение народу дней вашего царствования. Толь великолепны они, сколь мала положенная на то сумма и сколь велико мое и г. Баженова к тому усердие. Да и архиереи здешние к тому все силы прилагают и толико много, колико мало их прилагает Измайлов; но мне до него и дела нет, ибо не он, но Баженов дом закладывает.1

Слышу я еще, государыня, ко управлению моему и к разрушению остатков здешнего театра, что Дмитревский сделал с содержателями театра контракт ежегодно играть на нем по 4 месяца, учить актеров, которых он выучить не умеет и которые сами, наставляемы быв мною, играют его не хуже, хотя и гораздо поослабели. Я в исходе лета, в месяце августе устремляюся видети в П<етер>бурге очи в. в.; но с чем я появлюся, когда Дмитревский в самое то время ради своего излишнего насыщения будет в Москву? И могу ли я пиесы новые мои, и поднесенные в. в., без представления напечатать? Я то предаю на рассмотрение в. в., а мои прошения предаю вашему милосердию и не зная никого, кто бы о мне в. в. предстательствовал, препоручаю за себя предстательство самой вашей освященной особе, на которую я всегда уповаю и вместо огорчительного мне отказа с радостию ответа ожидаю. О, дабы всевышний вложил в сердце ваше милосердое ко мне снисхождение и оживил бы мою увядающую жизнь, подверженную жесточайшей ипохондрии! Но милосердая Екатерина милостию изобильна, коль изобилен я моим к ней усердием, с которым я пребуду до конца моей жизни.


В. и. в. всенижайший и всеподданнейший раб

Александр Сумароков.
Мая 20 дня 1773, Москва.

P. S. При закладке Аннинского дома2 церемония была смехотворна, et moi je trouve une belle différence entre ces deux cérémonies comme entre la meilleure tragédie et la plus misérable farce. Bagenof et les evêques l’ont bien imaginé et moi je l’ai corrigée tant comme il m’était possible, en possédant la connaissance des

166

théâtres et en m’appliquant assez longtemps en cela. Croyez-moi votre majesté que du commencement de la Russie on n’a vu jamais des pareilles et elle sera digne de votre règne. J’emploierai tout mon possible de la rendre plus éclatante et personne ne croira jamais qu’elle coûtera si peu. Tout court: jamais la ville de Moscou de son commencement n’a donné des si superbes spectacles.*



Перевод:


* что до меня, то я между этими двумя церемониями нахожу такую же большую разницу, как между лучшею трагедией и самым дурным фарсом. Баженов и архиереи свою церемонию хорошо вымыслили, а я ее поправил как мог, зная театральные правила и долго по театру трудившись. Поверьте, в. в., что на Руси подобного отродясь не видали и что она будет достойна вашего царствования. Я употреблю все мои старания, дабы придать церемонии как можно более блеску, и никто не поверит, что она обошлась так дешево. Короче говоря, со времени основания Москвы никогда не было здесь столь пышных зрелищ.


Сумароков А.П. Письмо Екатерине II, 20 мая 1773 г. // Письма русских писателей XVIII века. Л.: Наука, 1980. С. 165—167.
© Электронная публикация — РВБ, 2007—2024. Версия 2.0 от 14 октября 2019 г.