M. H. МУРАВЬЕВ

Публикация Л. И. Кулаковой и В. А. Западова

Письма отцу и сестре 1777—1778 годов

1
8 мая 1777

Милостивый государь мой батюшка! Никита Артемонович!


Развертывая сие письмо, вы изволите угадать половину его содержания, а половину нет. Что я в Москве, это правда. Но в которой горнице сижу?.. наперед узнаю, что неправда. Я живу у Петра Семеновича, 1 в задней горнице, и постеля моя на лежанке, довольно высокой. Весь дом переделан и так хорош, как игрушка. Ежели бы я хотел доказать, что в своем слове прав, я бы еще предложил вам нечто. Например: о чем я теперь говорю? Пряжкой ли вы изволите парик застегивать или завязкой. Передо мной стоит парукмахер ген<ерала> Афросимова, который поговорить не любит и просит за оба парика, последнее слово, четырнадцать рублей. Но чтобы перестать врать, так я пойду опять назад и зачну снова. Вы изволили видеть, как я поехал. Невступно в 12 часов примчался я в Городню, чтоб разбудить трех мужичков, которым и в голову не впадало, что мне надобно ехать в Москву. Староста ямщицкий не любит, чтоб его будили, и взял с нас пеню за то, что рано встал, но я хотел бы найти кого-нибудь для любопытства, кто бы заснул с городнецким ямщиком. Это все рассказывать весьма нужно, но, еще я думаю, и забавно столько ж. В одиннадцать часов езды пробежал я сто верст. Но тут потише. На двух последующих станциях не нашел лошадей. Кое-как вымоля, бранью взял и мало толику палкой. А с Черной грязи ехал без ямщика, для того что он убежал в лес. — В самое сие время прогремел здесь гром. Все утро лил сильный дождь. А вот и еще дождь, а я хотел ехать обедать к Майкову.2 — Сильный гром. Льет величайший дождь, остался я. Дождь отнимает силы писать.

259

Где я эдак переучился врать? Мне много писать важного, а я мелю чепуху. Вы не изволите знать, что дядюшка Матвей Артемонович меньшой3 здесь. Я у него ночевал и теперь только домой пришел. Он очень опечален, в Суздале весь распродался и едет налегке. Отправится в Тверь, конче, завтре. Нынешний день кушает у Федосьи Алексеевны, 4 а я у ней обедал вчерась. Она-то мне и сказала об нем. Федосья Алексеевна кланяется как вам, так и сестрице. И она также не очень весела. А дядюшка живет в доме Киреевского, 5 зятя сестры Федосьи Алексеевны. Он немножко раздражен на Ивана Матвеевича6 и, как кажется мне, хочет скрыть свою скуку, но не может. Ко мне очень ласков. Здесь купил карету в 120 р. и едет на своих.

С университетскими всеми виделся, которыми также обласкан. В субботу был в Собрании, 7 где читал свою диссертацию8 и еще оды. Все сие так, как и две прежние пиесы, будет внесено в четвертую часть, которая еще не напечатана. Диссертацию, что касается до содержания и расположения, главная часть сочинения, ни словом не критиковали. Все касалось до риторического выражения мыслей и свойства языка. Некоторые им казались немножко новы и смелы. Но как это скрыть в стихах? В одах не приметили они ни одного слова или мысли, которая бы была им странна. Куратор9 был ими тронут и сказал мне, что я имею дар в лирическом. Он также благодарил меня вообще за пиесы. И просили, что ежели есть у меня еще из Горация переведенные, чтоб я им их сообщил. Тверскую историю также отдал, и она теперь у Миллера. Они думают ее напечатать особо с Чигиринским походом.10 Всего смешнее, как дело зашло о Ломоносове, и Мелиссино доказывал Миллеру, что он отнюдь не занимал у Гинтера, немецкого стихотворца, 11 и просил меня прочесть приведенный в диссертации пример: «Не мрак ли в облаках» и пр.12 Я стал громко читать, чтоб слышно было Миллеру, и как дошло до того: «На то ли вселюбезну Анну» и пр., все обернулись на меня, и я замолчал, а Мелиссино с Миллером потупились и стали говорить тихо.13 Простите мне, батюшка, что я к вам нынче так вздорно писал. Это только для того, чтобы хоть вас рассмешить. Нижайше прошу, будьте спокойны и веселы. Я целую с истинным моим почтением ваши руки и остаюсь навсегда, милостивый государь батюшка, ваш нижайший сын и слуга

Михайло Муравьев.
1777 года мая 8 дня. Москва.

Матушка сестрица, не именинница ли ты нынче? Мне это так на ум вспало. Ежели так, от всего сердца поздравляю.14 A propos.* Я вчера был в театре: представляли «Le bourru vertueux», 15** а петит пиес: «Принужденная женитьба».16 Все актеры так возглашают affecté... «драж... жайшшийй мой!» etc.*** И

260

Дмитревского17 нет. Слуга в петит пиес не смешон даже, а уж burlesque, **** как на игрище. Не прогневайся, что мало местечка. Где ж мне взять? Ах! матушка, пожалей. Впервые поеду на дрожках. А то раз в карете Федосьи Ал<ексеевны> ездил, а в театр в дядюшкиной. Je baise votre petite main.***** Голубушка моя! Татьяна, свет Петровна, 18 что ты забыта здесь, рука моя виновна. Не прогневайтеся: это, право, для вашей милости с почину стало. А то кусок хазовой.19 К сырсаку20 применялись. Просят рубль двадцать копеек. Valeas et****** шалеас. Ванька долгой пошел в деревню, и камзол ему куплен.



Перевод:


* Кстати.

** «Добродетельный ворчун».

*** деланно... и т. д.

**** груб.

***** Целую вашу ручку.

****** Будь здорова и (латин.).


Муравьев М.Н. Письма отцу и сестре, 8 мая 1777 г. // Письма русских писателей XVIII века. Л.: Наука, 1980. С. 259—261.
© Электронная публикация — РВБ, 2007—2024. Версия 2.0 от 14 октября 2019 г.