18.
ПОХОЖДЕНИЕ ТЕЛЕМАКА, СЫНА УЛИССОВА

КНИГА I

Калипсо не могла утешиться нимало,
Когда в глазах ее Улисса быть не стало.
Несчастной чла себя, бессмертна что была,
Без пения все дни и в горести вела.
Все нимфы перед ней со трепетом стояли,
Ни слова говорить богине не дерзали.
Гуляла по лугам приятнейшим одна,
Чем вечна остров тот украсила весна,
Не облегчали скорбь места сии прекрасны,
10 Но приводили в мысль Улиссов взор ей ясны,
С которым много раз гуляла в тех местах;
Недвижима была нередко на брегах,
Слезами горькими их часто обливая
И непрестанно взор к стране той обращая,
Корабль Улиссов где пучину рассекал
И из очей ее поспешно убежал.
Внезапно корабля остатки показались:
Канаты, мачты, руль ко брегу приближались,
Разметаны везде и весла на мели,
20 Потом двух человек увидела вдали.
Один был стар, другой имел младые лета;
Улисса точная являлась в нем примета:
Улиссов дух в нем был, и рост и вид такой,
Приятство то имел и бодрость с красотой.
Что Телемак он был, богиня точно знала
И сына славного Улисса почитала.
Но боги знанием хоть выше смертных всех,
Однако не могла она знать таинств тех,
Кто с Телемаком был муж в старости почтенный, —
30 Судьбы суть вышних сил от нижних сокровенны.
Минерва Мантором благоволила быть
И от Калипсы зрак божественный таить.
Калипсо, радуясь сих странных злой судьбине,
Улиссово лице в Улиссовом зрит сыне.
Пошла с поспешностью и так рекла ему:
«Откуду смел пристать ты к острову сему?
Ты знаешь, что никто без казни не бывает,
Кто к царству моему приближиться дерзает?»

134

Сердечную любовь, блистающу в глазах,
40 Старалась утаить в притворных сих грозах.

К Калипсе сей ответ Улиссова был сына:
«О, кто б ты ни была: иль смертна, иль богиня!
(Хоть всяк, зря на тебя, богинею почтет)
Тебя ль не умягчит моих великость бед?
Ты видишь юношу такого пред собою,
Кой ищет днесь отца, гонимого судьбою,
И коего корабль у гор твоих разбит».
— «Но кто есть твой отец?» — Калипсо говорит.
«Улисс родитель мой, — богине рек в ответ, —
50 Один из тех царей, что по десятом лете
Троянских крепость стен разрушили вконец.
У греков, в Азии, стал славен мой отец
Как мужеством своим, так мудрыми делами.
Теперь он окружен свирепыми волнами,
По бездне плавая и страшному пути,
Не может во свое отечество прийти.
Я с матерью моей Пене́лопой остался,
Надежды той лишен, чтоб паки с ним свидался.
Скитаюсь ныне сам, ищу во всех страна́х,
60 Имея равные опасности и страх.
Но что я говорю? Напрасно дух мой льстился —
Он, может быть, давно пучиною покрылся.
Ты сжалься днесь, прошу, богиня, надо мной,
Улиссову напасть иль счастье мне открой».

Калипсо мудрости в младых летах дивилась
И сладостию слов на милость преклонилась.
Не может зрением насытиться очей,
Не может объявить в ответ ему речей.
Молчание прервав, потом ему сказала:
70 «Открою, что судьба Улиссу оказала.
Но повесть требует премножество часов,
Днесь успокойся ты от всех твоих трудов.
Гряди за мною вслед, приму тебя, как сына.
Ты будешь в сих местах утеха мне едина,
Благополучно век со мною проживешь,
Как если ты себя сохранно поведешь».

135

Имея Телемак словам богини веру,
Последовал за ней в средине нимф в пещеру.
Являлась выше всех Калипсина глава,
80 Как сыплет ветви дуб на малы дерева.
Дивится красоты сиянию и свету,
Дивится, зря ее, порфирою одету,
Дивится риз ее волнистых долготе,
Завязанных власов в приятной простоте,
Горящим очесам и тихости совместной,
Что придавало честь красе ее прелестной
Тогда священный верх свой Мантор наклонил,
За Телемаком вслед с молчанием спешил.

Пришедши ко дверям, все видел без убору,
90 Но сельска простота была приятна взору.
Ни злата, ни сребра не зрел Улиссов сын,
Ни мрамров, ни столбов, ни статуй, ни картин.
Из камня дом ее иссечен был большого,
Из раковин убор и каменья простого,
Зеленый виноград в нем стены украшал,
Кой равно ветвь свою ко всем странам пускал.
Зефиры сладкие прохладность сохраняли
И солнечных лучей жар хладом утоляли.
С журчанием в луга источники текли,

100 Где вечный амарант с фиалкою цвели,
И многие пруды составили собою,
Подобны хрусталю своею чистотою.
Цветами разными поля распещрены,
Что вкруг пещеры сей лежат обведены.
Там виден частый лес и дерева густые,
На коих яблоки висели золотые.
Цвет обновляется их по числу времен,
И всюду дух от них приятный распущен.
Прекрасные луга сей лес вокруг обходит
110 И, свет не пропустив, тень мрачную наводит.
Тут слышен сладкий глас поющих птиц всегда,
Не престает шуметь там быстрая вода,
Котора с высоты на камень упадает
И, с пеною кипя, в средине проступает.

Богинин светлый дом на холме был создан,
Откуду виден был обширный океан,

136

Кой иногда, как лед, соединен казался,
Но в бурю как гора, до облак простирался,
На камни и брега как будто гнев имел
120 И, ударяясь в них, неистово ревел.
С другой страны лились вкруг островов потоки,
Где липы тучные пускали лист широки
И множество росло осиновых древес,
Что высотой своей касались до небес.
Каналы разные в стране той протекали
И многи острова приятны окружали;
В тех ясная вода с стремлением текла,
В других — как сонная, и с тихостию шла;
Далеко отбежав, в иных назад стремилась,

130 С вершиною своей соединиться тщилась,
Как будто не хотя оставить берегов,
Катилась в быстроте путем своих следов.
Бугры и горы там вдали взор услаждали,
Которы облака верхами рассекали
Для разной высоты был разный горизонт,
И для забавы там твердь погружалась в понт.
Ближайших на горах зрел виноград зелены
На коем отрасли висели соплетенны,
Прозрачны ягоды не мог скрыть винный лист,
140 Едва могли держать густую ветви кисть.
Оливковы древа, и смоквы, и гранаты,
Рассеянны в полях, сад делали богаты.

Калипсо, показав веселости страны,
Что силой естества там произведены,
Рекла: «Улиссов сын! ты успокойся ныне
И платье премени, что омочил в пучине.
Мы паки свидимся немедленно с тобой;
Я весть тебе скажу, чем дух смутится твой».
Пещеру с Мантором ему определяет,
150 Лежащу близко той, сама где обитает.
От нимф зажжен был кедр, как тотчас воспылал
И благовением места все наполнял;
Оставлена гостям одежда в сем покое.
Прельстился Телемак, зря платье дорогое,
Что было из волны тончайшей сплетено
И снегу чистого беляй было оно.
Надевши мантию багряну, шиту златом,

137

Возрадовался, что в убранстве был богатом,
Как делает младой в восторге человек.
160 Приметил Мантор страсть и к Телемаку рек:
«О сем ли помышлять Улисса должно сыну?
Ты храбро побеждай и счастье и судьбину,
И славу сохрани отеческу тобой.
Не может ни премудр, ни славен быть такой,
Кто украшается, как женщинам пристойно.
То сердце похвалы и славы всей достойно,
Что может злую часть легко претерпевать
И нежны сладости ногами попирать».

Такой дал Телемак ответ, вздохнув сердечно:
170 «Пусть боги погубят тогда меня конечно,
Как леность с похотью мой обладает дух.
Поверь, пребуду тверд! Поверь, почтенный друг,
Не победит меня жизнь слаба и прелестна.
Но что за благодать явилась нам небесна,
Богиню что сию нам в нужде подала?
С какою милостью она нас приняла!»

Но Мантор отвечал: «Ах, злости опасайся,
Ласкания ее ты больше ужасайся,
Как нежель камней тех, корабль чем наш разбит,
180 Не столько люта смерть и бедствием страшит,
Как с добродетелью воюющие страсти.
Не верь ее словам и избегай напасти.
Нет в младости ума и рассужденья нет:
Хоть на себя она надежду всю кладет,
Но тщетно сделать всё собою обещает,
Когда без мудрости и сил на всё дерзает.
Не слушай сладких слов Калипсиных отнюд,
Что в сердце твое яд со временем вольют.
Как крадется змия под нежными цветами,
190 Так хочет уловить она тебя словами.
На самого себя еще не уповай
И наставлений ты моих не отметай».

К Калипсе прибыли по долгом разговоре,
Где нимфы в белом все явилися уборе,
Готовили обед приятный, но простой.
Там пищи не было представлено драгой,

138

Кроме пои́манных птиц сетью и силками
И несколько зверей, убитых нимф стрелами.
Сладчайше не́ктара казалося вино,
200 Что в сребряных больших сосудах внесено
И в чаши что потом златые наливали,
Которые цветы пучками украшали.
Различные плоды туда принесены,
Что ожидаются от красныя весны
И осень коими довольствует вселенну.
Четыре нимфы песнь петь начали священну:
Сперва сурову брань с гигантами богов,
Потом Юпитера с Юноною любовь,
Рожденье Бахуса, вспитанье от Силена,
210 И Аталантин бег, и хитрость Гиппомена,
Кой яблоком златым победу одержал,
Которое в саду Геспериадском взял.
Троянскую войну петь после начинали,
Улисса мужество и мудрость похваляли.
Первейшая из нимф Левкотоя звалась,
Что лирой с пеньем нимф играла согласясь.

Услышав Телемак о имени отцовом,
Не может слез держать, в приятстве зрится новом,
Калипсо, усмотрев, что он не мог вкушать
220 И что печален был, велела песнь скончать.
Кентауров после бой с лапиты пели слезный
И в ад сошествие Орфея для любезной.

По окончании обильного стола
Калипсо, за руку взяв гостя, так рекла:
«Ты видишь, Телемак, сын славного героя,
Которым попрана великолепна Троя,
С какой любовию тя принимаю днесь.
Бессмертна я живу и полномочна здесь:
Без мщения никто из смертных не бывает,
230 Кто к острову сему приближиться дерзает.
Тебя бы не спасла ни корабля напасть,
Как не была б к тебе моя любовна страсть.
Отец твой счастие имел совсем такое,
Но чрез желание то потерял слепое.
Хотела я его снабдить блаженством сим,
Чтобы в бессмертии жить совокупно с ним.

139

Но он всё пренебрег для Итаки убогой,
В которой быть ему не допустил рок строгой.
Оставил здесь меня, презрев любовь мою,
240 Однако принял казнь продерзость за свою.
Корабль его ветрам был много раз игрою,
Расшибся и погряз под алчной глубиною.
Плачевный сей пример вложи глубоко в грудь
И почитать богов всесильных не забудь.
Надежды не имей отца узреть отныне
И в Итаке владеть по злой его судьбине.
Ты утешайся днесь, лишившися отца,
Что можешь мной достичь желанного конца.
Я учиню тебя счастливым пред земными,
250 Ты будешь обладать со мной местами сими».

Калипсо, речь сию пространно расплодив,
Старалась показать, коль был Улисс счастлив.
Сказала, что ему в то время приключилось,
Когда в пещере быть у Ци́клопа случилось,
Как Летригонский царь Антипат поступил,
Как в Цирце острове у солнца дщери был,
Как меж Харибдою и Сциллой пробирался,
В какой опасности тогда он обращался,
Как воды всколебал Нептун в последний раз,
260 Как из Калипсиных Улисс убежал глаз.
Дала знать, что его пучина поглотила;
Что прибыл в остров он феакский, утаила.

Сначала был объят весельем Телемак,
Калипсиной любви довольный видя знак.
Потом уразумел всю хитрость и наветы
Чрез мудрость Мантора и здравые советы,
И вкратце отвечал: «Богиня, дай покой,
Печали моея, ах, сжалься, не удвой!
Я счастие твое со временем узнаю,
270 Но ныне люту скорбь внутрь сердца ощущаю.
Позволь родителя оплакать моего,
Ты ведаешь, как он достоин был того».

Калипсо принуждать потом его не смела
И о Улиссе с ним притворно сожалела,

140

Старалась лице смущенно учинить,
Чтоб сердце юноши тем лучше уловить.
Спросила, как его корабль у гор разбился
И как он на брегу ее потом явился.
«Но повесть, — отвечал, — велика бед моих».
280 — «Немедля объяви, — сказала, — мне о них».
Не мог противиться по принужденьи многом
И начал повесть ей рассказывать сим слогом:
«Я принял путь затем из Итаки своей,
Чтоб весть мне о отце иметь от тех царей,
Которые назад от Трои возвратились.
Отъезду моему немало удивились,
Стараясь мать мою в супружество достать.
Я тщился мой отъезд от злобы их скрывать.
Ни Нестор, коего увидел я в Пилосе,
290 Мог удовольствовать меня в моем вопросе;
Не мог и Менелай Лакедемонский мне
Сказать, родитель мой был в коей бы стране.
У сикилийского хотел искать народа,
Услышав, что туда несла его погода.
Но Мантор, мудрый муж, который днесь со мной,
Не допускал совет исполнить мне слепой.
«С одной страны, — сказал, — циклопы обитают,
Гиганты чудные, людей что пожирают;
С другой — Эней, и с ним троянский злой народ,
300 Которого туда ужасный прибыл флот,
Кой яростью своей на греков всех пылает,
Но паче кровь пролить Улиссову желает.
Ты ехать в Итаку отселе будь готов —
Там может быть отец, любимый от богов.
Но если не хотят спасти живого боги,
В отечество прийти рок запрещает строги.
Не ты ли, сын его, по нем так должен быть
И мать свою от всех врагов освободить?
Ступай и покажи премудрость всей вселенной
310 И что в тебе Улисс днесь паки несравненный».
Преслушал и презрел сей здравый я совет
И только шествовал за страстию вослед.
Однако мудрый муж на то не огорчился
И, для любви ко мне, со мною в путь пустился.

141

Судили небеса определить сей рок,
Чтоб мог я исправлять подобный впредь порок».

Калипсо между тем на Мантора смотрела
И, в крайнем погружась сомненьи, изумела.
Хоть нечто видела божественное в нем,
320 Но не могла вместить того в уме своем.
Неверствием тогда и страхом колебалась,
Но, чтоб смущенна мысль ее не оказалась,
Сказала: «Продолжай свою речь, Телемак!»
Он начал простирать свою весть дале так:
«Мы долго ехали счастливыми ветрами,
Но вдруг ужасный вихрь восстал между волнами,
Небесный свет прогнал из глаз плывущих прочь,
Покрыла мрачная и темновидна ночь.
От блеску молнии мы корабли узрели,
330 Которые напасть нам равную имели.
Энеевы суда узнали мы тотчас.
Не меньший камней страх был как от них для нас
Узнал, но поздо, я свои тогда напасти,
В которы ввержен был от безрассудной страсти.
Казался Мантор тут и столько тверд и смел,
Но больше прежнего веселия имел.
Он возбуждал мой дух прискорбный и унылый,
И будто как вдохнул непобедимы силы.
Он кротко управлял корабль наш на валах,

340 Как корабельщика жестокий обнял страх.
В то время я сказал: «О Мантор вселюбезный,
Почто я твой совет не принимал полезный?
Несчастлив для того, днесь признаюся сам,
Что верил молодым во всем моим годам».

1754 (?)

Воспроизводится по изданию: Поэты ХVIII века. В двух томах. Том первый. Л.: «Советский писатель», 1972. (Библиотека поэта; Большая серия; Второе издание)
© Электронная публикация — РВБ, 2008—2024. Версия 2.0 от 20 марта 2021 г.