ЭЛЕГИЯ XXI

Рассудок помрачив во мне, слепая страсть,
Вотще душе моей сулила сладку часть.
Прельстившись, не прозреть несклонности упорной,
Ниже твоей познать усмешки мог презорной.
Я льстился, что, тебя, прекрасная, любя,
Взаимно сам любим я буду от тебя, —
Но тщетны мысли все и всуе мне манили,
Лишь сердце в вечную неволю заключили.
Какая может быть лютее сердцу казнь,
Как полному любви отказана приязнь?
Чем больше лютых ран, мой свет, мне причиняешь,
Тем в муке на меня спокойнее взираешь,
Иль временем и то я принужден терпеть,
Что в грусти на меня не хочешь и воззреть;
И жалости о мне не чувствуешь нимало;
Усердие мое тебе противно стало.
Любезная! страдать я осужден тобой,
И кажешь мне уже к печали знак такой,
Что время моего покою невозвратно;
И сколько на тебя я ни гляжу приятно,
То чувствую я столь суровости в тебе,
Что я тебе дать знать не смею о себе,
И на любовь мою и склонности стократны
Ты отсылаешь мне лишь взоры неприятны;
Ответствуешь на всё ты гордостью одной,
Жестоко ты всегда обходишься со мной.
Коль путь любви закрыт и сердце толь упорно,
Яви приятство мне свое хотя притворно.
По крайней мере ты возьми забаву в том,
Что тщетным ты моим утешишься трудом.
Увы! Коль дороги твои мне и обманы!
Не хочешь ты моей ниже коснуться раны!
Не может у тебя несчастный испросить,
Чтоб ты мне снизошла хотя в любви польстить.
Ужель ты потерять жалеешь и минуты,
Себе в веселие, а мне в мученья люты?
Колико можешь ты досады причинять
И тем самим, что мне не хочешь досаждать!
Храни и предоставь ты все сии досады
Не мне, но льстивому злодею для награды.

Послужит от тебя мне в казнь и то одно,
Что без успеха я люблю тебя давно.
Я от тебя, мой свет, желаю не инова,
Как только твоего любезного мне слова,
Счастливейших минут и радостнейших нет,
Как если скажешь мне: «Люблю тебя, мой свет!»