37. ТАКТИКА
Сочинение г. Вольтера,
которое преложил в российские стихи
императорского Московского университета
бакалавр Ермил Костров
ноября 12 дня 1779 года

На днях прошедших я Каиля навестил,
И для чего? он мой книгопродавец был.
Нередко у него пространные анбары
Хранят безделицы и вздорные товары.
«Я книгу новую, — сказал он мне, — достал,
Для смертных нужную, достойную похвал;
В ней с мудростью цветы красот соединились,
И сто́ит, чтоб по ней все смертные учились.
Мы счастье чрез нее возможем основать,
Зовется «Тактикой», изволь ее принять».

«Как «Тактикой»? а я досель сего названья
Не знал, не знал равно его знаменованья».

Но мне в ответ Каиль: «Название сие
Имеет в Галлии от греков бытие
И значит самую науку превосходну,
По преимуществу науку бесподобну,
Высоких разумов и знатных всех мужей
Желанья совершить нетрудно можно ей».

Купил я «Тактику» и чтил себя блаженным,
Мня способ в ней сыскать, как быть мне совершенным,
Чтоб век мой продолжи́ть и горесть усладить,
Умерить прихоти и мысли просветить;
Чтоб необузданны желания и страсти
Рассудка здравого подвергнуть мудрой власти;

124

Чтоб должну честь являть и справедливость всем,
Однако чтоб не быть обмануту никем.
Так мня о «Тактике», от всех я удаляюсь,
Прилежно чту ее и в том лишь упражняюсь,
Дабы на память мне сей книги смысл познать.
Друзья! наука то, как ближних умерщвлять.

Узнал я, что монах, особа толь святая,
Селитру с серою смешав и растопляя,
Нечаянно для нас злой порох изобрел
И, опалившись им, он больше почернел.
Узнал я, что ядро, чтоб ниже опуститься,
Так должно вверх сперва немного устремиться,
И что из медных жерл в минуту смерть летя,
Параболу своим полетом начертя,
Двумя ударами, которы зверски руки
Направят с хитростью другим на злостны муки,
Сто синих автомат, расположенных в строй,
Опровергает вдруг и рушит в прах земной;
Ружье, кинжалы, меч, штыки остроконечны
И все орудия, хотя бесчеловечны —
Всё хорошо для нас, и всё к добру ведет,
Полезно всё, когда что колет и сечет,
Подобных нам самим искусно убивает.

По сем ночных воров писатель представляет,
Что чрез подземный путь, не бивши в барабан,
Всегда молчанием скрывая свой обман,
Мечи и лестницы неся чрез тьму густую,
Нечаянно мертвят там стражу всю ночную.
На стены города в безмолвии восшед,
Где спят все жители, не опасаясь бед,
Их домы рушат в прах огнем или мечами,
Мужей и чад мертвят, ложатся спать с жена́ми
И, утомясь потом от ревностных трудов,
Чужое пьют вино при грудах мертвецов.
Назавтрее во храм с усердием стремятся,
Хвалу воздать творцу за подвиг славный тщатся,
И по-латыне песнь молебную поют,
Защитником его себе достойным чтут,

125

Что без руки его, вещают все неложно,
Взять город и сожечь им было невозможно;
Что грабить, убивать никто б из нас не мог,
Когда б не помогал нам в том всещедрый бог.

Я, странно поражен наукой толь хвалимой,
К Каилю побежал, и, ужасом теснимый,
Немедленно сию я книгу возвратил
И, с гневом понося его, проговорил:

«Поди, о сатанин книгопродавец лютый!
С твоею «Тактикой», не медля ни минуты,
В жилище, где де Тотт продерзости пример,
Где в Саваофово сей имя изувер
Ведет махометан в Исусовы пределы
И, пушек множеством покрывши Дарданеллы,
Их учит убивать Христов носящих крест.
Поди к трофеям ты кровавых оных мест,
Где гневный виден след Румянцева, Орлова,
Поди к рушителям Бендер или Азова,
Иль паче к Фридриху стремись ты с книгой сей,
И будь уверен в том ты мыслию своей,
Что лучше знает он сей правила науки.
Не сочинитель твой на злейши смертных муки,
Но самый сатана его тому учил.
В науке сей его примером свет почтил,
Как смертных убивать и кровию их мыться:
Евгений и Густав не могут с ним сравниться.
Поди, я признаюсь и истинно не лгу,
Что я тому никак поверить не могу,
Чтоб человек (когда, минута неизвестна)
Исшел из рук благих зиждителя небесна,
Дабы всевышнего толь дерзко озлоблять
И столько ярости и странных дел являть.
Мы без оружия, лишь с десятью перстами,
Не созданы, чтоб век свой прекращали сами:
Необходимостью и роком злых времен
Уже он без того довольно сокращен.
Песчаной пены сок, дитя подагры злое
И множество мокрот, в кремень пото́м слитое,
Что страшной каменной болезнию зовем,
Чахотки разные, и жгуща скорбь огнем,

126

И прочих тысящи недугов злых и бедствий,
Обманы, клеветы, творцы печальных следствий —
Иль мало горестей влекут на шар земли,
Хотя б военной мы науки не нашли?

От Кира до царя, что в лавроносной славе
Соделал Лентулов1 собой в своей державе,
Я ненавижу всех героев имена,
Пусть хвалят их дела, пусть славят времена;
Что до меня, от них со страхом убегаю
И к черту самому в жилище посылаю».

Толь смело говоря, увидел я в углу,
Что острый молодец внимал мою хулу.
Мундир его имел два точно эполета,
Сколь чином он велик, то знак, или примета.
Смел взор его, однак не лют, спокоен, мил
И качества его души в себе носил.
И словом, «Тактики» был это сочинитель.

«Я знаю, — мне сказал премудрый сей учитель,—
Что для филозофа толь престарелых лет,
Как ты, что весь себе друзьями числишь свет
И жизнь спокойную всему предпочитаешь,
Войны кровавые, трофеи презираешь,
Жестоким кажется закон науки сей
И отвращение родит в душе твоей.
По правде, ремесло мое бесчеловечно,
Но крайню ну́жду в нем мы чувствуем, конечно.
Чрез меру зол рожден на свете человек:
Злой Каин братнюю свирепо жизнь пресек.
И наши братия сарматы, визиготы,
От стран донских с собой приведши сильны флоты,
Секванских берегов не смели б разорять,
Коль римску тактику мы лучше б стали знать.
Я храбрым воином рожден, сам воин равно,
Стараюсь правила предписывать исправно;
Не ближних разграблять, но сохранять себя.
Мой друг, ужели то противно для тебя,
Что тщатся изобресть тебе в защиту средства?


1 Король прусский собственным своим примером сделал искусными своих полководцев.

127

Спокоен будешь ли, не ощущая бедства,
Когда твои поля, и дом, и всё, что в нем,
Нечаянно сожжет свирепый готт огнем?
Надежными твой скот храниться должен псами,
Чтоб не был расхищен на пастве он волками.
Есть, без сомнения, законные войны́,
И злом не все дела геройски почтены;
Ты сам, как говорят, средь тишины, покоя
Пел громки действия Беарнских стран героя1.
Он право защищал рожденья своего;
Он прав, виновны все противники его.
Пусть говорить о сем герое перестанем,
Но дня Фонтеноа ужель не воспомянем,
Как легион солдат британских ободрен
Толь смело чрез полки французских шел знамен?
Счастливый весельчак! Ты колкими речами
Внутрь града вел войну с учеными умами,
Привыкши с прочими Госсену2 обожать.
Ты шел в театр, дабы с ней взора не спускать,
Иль дарования ты игроков и свойства
По воле там судил, не зная беспокойства.
Но ты, и весь Париж, и, словом, весь Парнас,
Что б сделать вы могли чудесного для нас,
Когда бы Людови́к особой сам своею
Не поспешил на мост Калонны в страх злодею?
И те, что гроша два награды в день берут
И кесарьми себя неробкими зовут,
Когда б с британцами охотно не сразились,
Которы к нам пришли, но в дом не возвратились?
Ты знаешь, кто, любя звук славы и похвал,
С тремя лишь пушками победу одержал;
Нам кровию она доставлена Граммона,
Разумного Лютто и юного Краона.
Но ваших шумное соборище голов
Гремело между тем сложением стихов
Или, подвеселясь, с насмешкою презлою
Ругаться шло в театр «Меропой», «Сиротою».
Коль Марс и Аполлон оружие берут,
Коль церковь, двор, места судебны брань ведут,


1 Генриха IV.

2 Славная актриса.

128

Саббатьер и Клеман 1 в углу, но при отваге
Противу лучших муз воюют на бумаге;
Позволь, чтоб и солдат науку ту хвалил,
Что славу Франции и крепость наших сил
Чрез многи времена собою ограждает
И граждан мирное спокойство утверждает».

По увещаньи сем Гюберт мой умолчал.
Умолк и я, и, что ответствовать, не знал.
Я силе здравого рассудка покорился,
Что выше всех наук война, с ним согласился.
И что, Бурбона он с Байярдом2 описав
И сча́стливым пером их мысли начертав,
Достоин есть, чтоб был он делом предводитель
В науке, коей он лишь умственный учитель.

Но я откроюсь вам, что я молюсь всегда,
Чтоб не было такой науки никогда,
Чтоб правда в мир ввела спокойствие желанно,
От римского попа гонимо и попранно.

1779

1 Худые французские писатели.

2 Г. Гюберт сочинил трагедию «Бурбон», в которой он влагает в уста Байярду чрезвычайные мысли.


Воспроизводится по изданию: Поэты ХVIII века. В двух томах. Том второй. Л.: «Советский писатель», 1972. (Библиотека поэта; Большая серия; Второе издание)
© Электронная публикация — РВБ, 2008—2024. Версия 2.0 от 20 марта 2021 г.