160. СОВЕТ КЛОЕ

Согбенный древностию лет,
На легкой, беглой колеснице,
С кровавою косой в деснице,
Ужасен, бледен, тощ и сед
Брадой густою потрясает,
Парит — и всё то пожирает,
Что было, есть и будет впред.
Его полет быстрей, чем реки,
Как миг за ним катятся веки,
Воззрит — что встретит, то ссечет.

Исчезнет пышность, знатно племя —
Все будут пищею червям;
Когда ж сей тигр кровавый, время,
В удел мгновенье дало нам,
Должны ль мечтой мы заниматься,
Не жить, страдать, скорбеть, терзаться
И ложных почестей искать?
Чтоб пасть мгновенней, возвышаться?
Там ползать, тамо презирать?
На цыпочках у бар вертеться
Иль близ чужих карманов греться?
Или, чтоб случай дать зевнуть,
В дугу себя пред гордым гнуть?

Послушай, нежна, мила Клоя:
Чины, богатства — звук пустой;
Среди богатства нет покоя,
Чиновный часто сам не свой;
Мудрец, зарывшись в важны книги,
Скучает, что надел вериги;

Что глобус он в руках вертит
И с юга к северу парит, —
Похвально, милый друг, ученье;
Но наше благо — наслажденье!

Когда б я знал, что жизни век
Мы можем сотнями помножить,
Не стал бы я себя тревожить
И наслаждений был далек:
Сперва б хотел постигнуть знанья,
Свои б усилил дарованья
И грубую кору с них снял;
Как бы металл огнем очистил,
Поздравей, посвежее мыслил,
Потом бы жить уже я стал.

Но если поутру я мыслю
С тобой день целый просидеть
И чуть дары твои исчислю,
Как ночью должен умереть,
Не глупо ль светом заниматься,
Как угорелому бросаться,
Чего хотеть, того не знать?
Начто питать мысль ложну, лестну,
Чтоб в свете знатном быть известну?
Великим — горе умирать!

Мне настоящее приятно,
Утех я тратить не хочу;
Природе должен — я плачу.
Нам в мире много непонятно.
Но знаю то, что тело — прах;
Что то сказать лишь можем смело,
Что наслаждень<я> наше дело
И что без них мы в дураках.

Снедаем иногда тоскою,
Наедине я воздохну;
Но, ободрясь, рукой махну,
Что мыслью занялся пустою, —
Жизнь только нужно подсластить,

Чтоб горькой не могла казаться:
Подчас умеренно испить,
Подчас — чтоб долго не проспаться,
И будешь счастьем наслаждаться;
Подчас за Лизой примахнуть,
Пожать ей руку, воздохнуть;
Подчас — в ее, конечно, воле,
Подчас поцеловать — и боле.

Когда я был в шестнадцать лет,
Чины и блеск меня прельщали,
Пустой мечтой обворожали,
Без них, казалось, счастья нет;
Но двадцать девять наступило —
Смешно то стало, что мне льстило.
Я вижу значущих людей,
Шестерки хватских лошадей,
Богаты, пышны экипажи,
Всего, что в свете есть, продажи;
Но холодно на всё гляжу,
Доволен, что пешком хожу.

Но если Дуня дорогая
Даст знак мне парой черных глаз
И руку мне пожмет подчас,
Чтоб я, присмотры презирая,
Вечерней тихою зарей
Пришел побалагурить с ней
И кое в чем ее наставил,
Лечу — и грязь, и дождь, и снег
Не остановят быстрый бег;
А если всё, что мог, исправил
И нежну Дуню позабавил,
Тогда рад всё забыть, презреть,
На нежной груди умереть.

Два, друг мой, в свете преступленья:
Одно — чтоб бегать наслажденья;
Другое — чтоб скучать, грустить.
Послушай, научись любить,
И жизнь приятно будет бремя.
Кто без любви свой век живет,

Мученьем делает тот время,
Живым стократно в жизни мрет!

Я часто, Клоя, сожалею,
Почто шести я лет не знал
Того, что в двадцать уж вкушал;
Что в двадцать девять разумею.
Прожив полвека, я б твердил:
Мафусаил не столько жил.

Не годы нам дают блаженство,
Одно искусство в свете жить;
Вкушай ты счастья совершенство,
Но только не умей любить:
Все игры, радости, забавы —
Для сердца горесть и отравы.

Но если тихим вечерком
В объятиях сидишь с дружком,
Что любишь нежно, уверяешь
И вмиг награду получаешь,
Тогда нет в свете ничего,
Опричь драгого твоего.
И буде к груди прикоснется
Он нежной, белою рукой,
Хоть скажешь ты ему: «Постой!» —
Твое сердечко встрепенется,
И поцелуй возжжет огонь, —
Тогда не молвишь уж: «Не тронь!»

Но ты, — нет ты чресчур сурова,
Хоть сердце нежно у тебя.
Ах, Клоя! пожалей себя,
Поверь мне, боле в том худого,
Чтобы не чувствовать любви.
Опомнись! двадцать пролетели,
Хладеет уже жар в крови;
А мы, — что сделать мы успели?
Поверь: кто может, но упрям,
Тот сам виной своим бедам!

Что жизнь, когда не наслаждаться?
Куда годимся без страстей?

Без них нет смертного глупей;
Без наслаждений жить — терзаться.
Итак, прими ты мой совет:
Не трать дней жизни драгоценной,
Возжги Киприде огнь священной
И принеси ей свой обет.
Придут, придут часы ужасны,
Когда угаснут чувства страстны,
Когда останется хотеть,
Но ах! — нельзя уже иметь.
Придут минуты те несчастны,
Когда нас осень посетит
И самое пройдет желанье, —
Что ж будет пищей? — вспоминанье,
Что худо мы умели жить.