180. ЭПИСТОЛА К ТВОРЦУ САТИРЫ НА ПЕТИМЕТРОВ

Открытель таинства несо́гласных речей,
Издатель коль слыть хочешь, — не тронь мысли чужей.1
Творец преслабыя и славныя сатиры,
Не ставь Боалу2 в персть творца сладкой «Семиры»,
Нехвальна речь такая — нестройство и хула,
И быть ему не может от оной похвала.
Он нежностей писатель, сатиром не бывал,
Стихов же о́пять нежных не писывал Боал,
Назвав его Расином, достойно применил:

1 Сатиры писатель в похвалу господина Сумарокова точную ту мысль и речи употребил, которая к равному ж употреблению находится в сатире Боаловой «К Мольеру» (Боаловых трудов том 1, лист 30, стих 6). Я чаю, всяк из сего усмотреть может, понапрасну ли я его чужею мыслию упрекаю, в чем, уповаю, он и сам согласится, что то для человека, который сам творцом слыть тщится, весьма нехвально, хотя нам несколько и позволяется последовать таким, которых все в рассуждении особливых достоинств почитают и которым мы подражаем для красоты вымыслов или по нужде, чтоб уважить труд наш, последуя всем любцам, но точно чужое, как бы красно и всем приятно ни было, отнюдь своим назвать не только не позволительно, но весьма непристойно и позорно.

2 Николай Боал, господин Деспро, знатный французский сатирик, который в жизнь свою ничего нежного не писывал, фамилии в Париже людей приказных весьма старинной, родился 5 декабря 1636 году.

380
Наперсником3 некстати, Расин4 коль славен был;
Скажи мне ты, Мольер, где рифму ты берешь?
Сама тя, мнится, ищет, ты только мысль возьмешь;
Кто видывал когда, ты чтобы запинался,
Когда тобою стих какой ни есть кончался;
Тебя в том дальный труд отнюдь не беспокоит;
Ты только лишь начни, сама та себя строит;
Когда учитель твой, хвали его пристойно,
И собственно то славь, что в нем достойно;
Достоинствы в нем есть, не льстя, он вправду славен;
Ласкательством ему ты век не будешь нравен;
Разумен тем уж он: никак не ослепится,

3 В каком здесь разуме господина Сумарокова сатирик наперсником называет, я инако разуметь не умею, как для того, что он его назвал Расином, а Расин был друг Боалу, но только мне сумнительно, равную ли силу название наперсник с названием друга имеет. Да пусть, хотя так, весьма то неприлично здесь мне мнится, достоин Сумароков назван быть Расином в рассуждении высоты и нежности стихов его, не может ли он за что, что он подобен или равен Расину, назван быть и другом Боалу? — Никак не можно, хотя стихотворцы имеют особливые вольности, другим писцам непростительные; но в сем случае ничто не может извинить сатирика нашего проступку, тем что оная рассуждению противна. Имя друга свойственно самому другу, в рассуждении его горячности и усердия, кто ж чьим в оной другом назван, а господин Сумароков по подобию Расин, не истинно Расин есть, следственно без всякого усердия и горячности той, за которую Расин почитаем был другом Боалу. Если ж взять название наперсником в разуме названия французскою фавори, так то еще непростительнее тем, что уже оное в такой силе между равными двумя годно быть не может, но необходимо надобно, чтоб наперсник был бездостаточен перед тем, чей он наперсник, что весьма уже обидно кажется для господина Сумарокова в рассуждении его трудов, которыми он поэзию на нашем языке в толь краткое время на такой уже высокий степень возвел, да и кроме того речь его полна несогласия, тем, что люди подражания достойные великого Корнелия Расину предпочесть не отважатся, а он его наперсником Боаловым называет, который хотя был и писец знатный во всем роде, однако преимущества перед сими великими людьми еще ни от кого не получил.

4 Расин — современник Корнелиев и Боалов, творец славныя «Федры», которая почитается совершеннейшею из всего трагического феатра. Смотри в примечании на «Епистолу» Боалову к <Расину> (Боалов труд, том 1, лист 304). Господин Боал был человеком таким, который без достоинства никого не хваливал, оного «Епистолою» своей почтил, в которой он его великим трагиком и пиитом почитает, что особливо свидетельствует «Епистолы» оныя стих 76:

Парнас французский тобою преизящен стал...
381
Парнас что покорен и муза что страшится5
Без склонности его дать Горациевых сил,
Которыми что в Риме он Фракана победил;
Нет тонкости в сей лести, немерность видна в ней,
Ты стыд ему, не славу, писал в сатире сей,
Уж впредь коль писать станешь, ты мысли соглашай;
Пристойный пример пользен, им слог свой украшай,
Нужнее разум к речи, как звон в нескладный стих,
Исправитель же нравов, не строй нам слов таких,
Какими ты бесстыдных6 заставил всех краснеть,
И над стихом подобным не должно бы потеть.
Жених твой как страшится, задумавшись о чем,
Кокетки как ни наглы,7 им стыдно слушать всем.
Пример такой не вместе для нежных здесь ушей,
Успеха он лишает и труд твой цены сей.
На первой кто странице нестройность видит ту,
Читать дале не станет, там чая срамоту.
Недавно нам к Парнасу прилежно слух открыл
Тот, кто в тебя охоту к стихам такую влил;
Читая нежны мысли, всяк к нежности привык,
Так голос и в порядке сатиров еще дик;
Я мыслю, приучая, и шут бы тот лесной,
Нас не́ вдруг чтоб испу́жать, вид должен взять не свой;
И голосом незлобным, да то и должно так,
Но верно и шутливо представлен быть им всяк;
Из общества продерзких в пороках-то каких,
Пусть сам он тем краснеет, пусть сам стыдится в них:

5 Я чаю, кто и всех пиитов мысли уже прошел, нигде с такой фигурой не встречался, какова видна в стихах последней сатиры сей (муза, если тебе позволит Сумароков), что может быть страннея всего, муза, будучи по митологи божеством, здесь власти лишенной, — нет, в истину, мысль эта никому, никому рождением своим должна не бывала, как нашему сатирику, да что еще и муза та не та, которую господин Сумароков, творя, своею назвать может, его муза называется... <в тексте пропуск. — Ред.> а эта муза, присутствующая в поэзии, сатирическая называется.

6 Сатира по наставлению Жоликёрову петиметру бесстыдным быть велит.

7 Кокетки наглыми здесь названы затем, что сатирик<?> немилосердых им эпиктетов мне здесь употребить не хотелось, а необходимо нужно их так представить надлежало, чтоб чрез то нестройность стиха изобразить.

382
Хотя и не назначен, М..., тобой,
И.. Л.. И.. М.. краснеть будем собой.
Не назван, всякий видит представленна себя,
Исправишь тем ты многих, ничем не согрубя;
Совет твой в добродетель приемлем ото всех,
Он важен тем пред всеми и верен в нем успех.
Не злобою, что дышит сатир, браня пороки,8
Но к обществу любовь чертит полезны строки;
Всяк ладен к его речи, всяк слушает умом,
Всяк видит себе друга, наставника чтет в нем;
Поверенность такая нужна ведь очень есть,
Негромки с нею речи то могут произвесть,
Над чем бы и сам Пиндар без пользы труд терял,
Хотя бы он как древле и в наши дни блистал.
Лишь дела непристойным старайся не тягчить,
Но саму только важность очам всем предложить.
Звать силфов к блуку в сатире не пристало,
То вымысли лишь, лире <что> стихотворство дало. 9
Пространно ль писать хочешь, писать, о чем здесь есть,
Представь ты в петиметре безбожность, трусость, лесть.
Всё ва́жнее кудрей, хотя и те пристойны,
Но ну́жней истреблять, вреда что суть преполны;
А ты в своей сатире лишь легкость избирал,
Лепил на лицо мушки и кудри прижигал.
Важнейшие забыв, убрал его в чулочки
И, Попа 10 ублажая, искал, где те божочки;
Наполнил целый лист, оставив свою тему
И странно примешав в сатиру ту поэму.

8 Не видим ли из гистории римской, какие великие дела ораторы их, а особливо Цицерон, одною народа к нему поверенностию делал, что может быть важнея, чтоб узаконение отменять, или опровергнуть, а ему это не однажды случилось. Словом, можно сказать, что он склонность народа обузданну имел в своей власти.

9 «Ревность показаться, а не ругать,
Вооружила истину стихом сатирическим», —
говорит господин Боал в своем «Поэзическом искусстве», смотр.: «Трудов» его том 2, лист 33, стих 146.

10 Господин Поп, аглинский знатный стихотворец, творец «Похищенныя букли», из которой сатирик наш силфов в сатиру свою ловил.

383
Ты мыслил хорошо и, что того довольно,
Сразил ты петиметра, и стыдно ему, больно.
О, горька часть твоя, о тщетная утеха,
Потел ты и трудился, но нету в том успеха;
Он голосом хохочет и сам тут кажет всем:
«Вот сатира на меня, пропал я уж совсем».
Счастливый Жоликёр прославлен лишь век ею,
С щипцами над вержетом и с кистью он своею,
Потомкам нашим знаем и мудрым будет слыть,
Что славного Проспера умел он победить,
А ты, святой Мартын,11 гирландов нашиватель,
За что тебя забыл сатиры сей издатель?
Просперов, Жоликёров он только избирал,
Уж зачем, не знаю, ты с Шердоном 12 не попал.
Плачьте вы, бессчастны, — и вы б бессмертны были,
Если б то избавит сатиру вечной пыли,
В которой, мне как мнится, валяться в лавках ей,
И голодом взбешенных служить чем для мышей.
Но что я так смеюся, что в истину с ней будет,
К чему в ней польза есть, всяк вечно ту забудет,
Ни нравов та исправит, ни нас страстьми стыдит,
Но в облак только пыльный, дав смрадный дым, глядит.
1753
Неизвестный автор

11-12Святой Мартын или S<ainte>-Martin и Шердон — оба портные.


Воспроизводится по изданию: Поэты ХVIII века. В двух томах. Том второй. Л.: «Советский писатель», 1972. (Библиотека поэта; Большая серия; Второе издание)
© Электронная публикация — РВБ, 2008—2024. Версия 2.0 от 20 марта 2021 г.