212. ПИСЬМО К ТАТАРСКОМУ МУРЗЕ,
СОЧИНИВШЕМУ «ОДУ К ПРЕМУДРОЙ ФЕЛИЦЕ»

К тебе, драгой мурза, писать я начинаю
И здравствовать тебе с семьей твоей желаю
На лета многие и сча́стливейший век,
Какого на земли достоин человек,
Которого душа блистает добротою,
Пленяясь мудростью и добрых дел красою.
Фелицыной души и славных ее дел
Никто так хорошо представить не умел,
Как ты, мурза драгой, писатель совершенный,
Орды своей краса, татарин всепочтенный.
Не знаю я тебя, но, чтя твои труды,
Не верю, друг, что ты не бреешь бороды;
Однако же пускай русак ты, иль татарин,
Или князь варварский, или российский барин,
До рода твоего мне, право, нужды нет,
Когда твоим пером доволен умный свет;
Довольна им тобой воспетая Фелица,
Свидетелем ее в том щедрая десница.
Но вот о чем с тобой я стану говорить
И что тебе давно хотел уже открыть.
Ты сам сказал, когда небесный возгорится
В душе твоей огонь, когда тебе случится
От дел и должности свободный час иметь,

419

Тогда вторично ты Фелицу будешь петь;1
Но тщетно мы того давно уж ожидаем,
Ни строчки от тебя в стихах мы не читаем.
Ты упражняешься в заботах и делах;
Да чем же занят здесь в свободных ты часах?
Ты нежишься и спишь, валяясь на диване,
То ездишь погулять, то моешься ты в бане,
Проказишь то с женой, играя в дураки,
То смотришь удальцов, как бьются в кулаки;
А под вечер сидишь за ломберной игрою
Иль просвещаешься Полканом и Бовою,
И словом, в праздности проводишь ты свой век,
Как будто дышащий развратом человек.
Ты сам сие сказал, но, думаю, неправо,—
Кто чувствует добро и рассуждает здраво,
Тот праздностью себя не будет забавлять
И время знает как на пользу обращать.

Способности к стихам отличные имея
И добродетели ты чувствовать умея,
Скажи мне, для чего Фелицу не поешь
И лени над собой победу отдаешь?
Иль мыслишь, что тебе петь нечего уж боле?
Нет — к песням предлежит тебе пространно поле.
Тот ангел во плоти, которого ты пел,
Уж множество еще наделал добрых дел
Для пользы своего любимого народа
С тех пор, как вышла в свет твоя прекрасна ода.
Хотя я не мурза, но ведаю о том;
Фелицыны дела и здесь пускают гром.
Фелица мудрая народ свой просвещает,
Училища в градах и селах учреждает,
Печется день и ночь о благе тех людей,
Которых даровал сам бог в подда́нство ей.
Как к детям мать своим, так к ним любовью дышит;
Историю сама сего народа пишет
И хочет доказать нам истины пером,
Что уж давно гремит ее народа гром,
Что славен сей народ великими делами,


1 Смотри «Благодарность к Фелице», напечатанную во второй части «Собеседника».

420

Правленья мудростью и храбрости венцами.
Се новый знак еще ко подданным любви,
Которая течет в Фелицыной крови!

Соседственных татар в подда́нство принимая
И в недра их земли блаженство изливая,
Сей ангел во плоти, краса земных царей,
Творит счастливыми страдавших сих людей.
Фелица милует грядущи к ней народы,
Дает им чувствовать приятности свободы.
Единоверные и князи и цари
Под власть ее бегут и строят алтари
Защитнице своей, причине их покоя.
Фелица, в областях порядок их устроя,
Льет милости на них обильною рекой
И пользу зиждет им премудрости рукой.

Вот сколько дел, мурза, без песней оставляешь!
Иль добродетели ты славить не желаешь?
Я вижу, что майор твой шпоры потерял,1
Которыми тебя ко славе поощрял;
Иль, может быть, тебя невежды уверяют,
Что люди дельные стихов не сочиняют,
Что люди с разумом не любят их читать
И, словом, что стихи постыдно сочинять.
Невежды обо всем так мыслят справедливо,
Как мнение слепцов о красках есть не лживо.
О стихотворстве мысль оттуда их идет,
Где в вечной мрачности невежество живет.

Есть остров на море, проклятый небесами,
Заросший весь кругом дремучими лесами,
Покрытый искони густейшим мраком туч,
Куда не проницал ни разу солнца луч;
Где ветры вечные кипяще море роют,
Вода пускает гром, леса, колеблясь, воют.
Исчадье мерзкое подземна бога там
Построило себе железный мрачный храм
Невежеством оно издревле нареченно,


1 Свойства известного свету господина майора С М Л Б Е. описаны во многих местах «Былей и небылиц».

421

Великим божеством невеждами почтенно.
При входе в сей чертог два стража вечно бдят,
Потупя вниз глаза, со робостью стоят
И глупость на челе и подлость показуют;
Их суеверием и рабством именуют.
На троне из свинца невежество сидит
И взором вниз тупым недвижимо глядит.
Оттуда гадов тьма всечасно выползает,
Которая ту мысль повсюду рассевает,
Что будто смертному считаются стихи
Самой Минервою за тяжкие грехи
И что с величеством земных владык несходно,
Чтоб мыслил и писал их подданный свободно;
А паче правду кто стихами говорит,
Над тем уж мщение жестокое висит.

Не слушай ты невежд, возьмись опять за лиру,
Старайся угождать лишь просвещенну миру.
Нечувственность к стихам — знак черствыя души.
К забаве добрых душ стихами ты пиши
Дела преславныя и мудрыя царицы,
Которую мы чтим под именем Фелицы.
Желал бы я иметь отличный неба дар,
Чтоб мог я описать в груди горящий жар,
Которым я к душе Фелицыной пылаю;
Но тщетно я того, мне кажется, желаю;
Младый и слабый стих того не изъяснит,
Каким усердием к ней дух во мне горит.
А ты, драгой мурза, так славишься стихами,
Что музы, кажется, их сочиняли сами.
Воспой Фелицу ты, да видит целый свет,
Что лучше из царей ее на свете нет.

<1783>
О. П. Козодавлев

Воспроизводится по изданию: Поэты ХVIII века. В двух томах. Том второй. Л.: «Советский писатель», 1972. (Библиотека поэта; Большая серия; Второе издание)
© Электронная публикация — РВБ, 2008—2024. Версия 2.0 от 20 марта 2021 г.