СОКРАЩЕННОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ О ПРИОБРЕТЕНИИ СИБИРИ
«Повествование о Сибири» с подзаголовком «Отрывок» впервые было опубликовано в «Собрании оставшихся сочинений покойного А. Н. Радищева» (т. VI, 1811) и воспроизводится по тексту этого издания. Рукопись не сохранилась; точная дата написания неизвестна. По сообщению сына писателя, Николая Александровича, «Повествование о Сибири» было начато Радищевым в период его ссылки (1791 – 1796) и не окончено (Русская Старина, 1872, т. VI, стр. 580).
В дошедшей до нас переписке Радищева нет никаких указаний на обстоятельства возникновения «Повествования о Сибири». Может быть, краткий экстракт работы составлялся Радищевым для А.Р. Воронцова; возможно, что работа эта была сделана для учебных занятий с детьми, чтобы познакомить их с историей страны, в которой им приходилось жить.
«Повествование о Сибири» написано Радищевым на материале «Описания Сибирского царства» Г. Ф. Миллера. Он взял оттуда всю фактическую сторону рассказа, местами меняя принятую Миллером последовательность изложения и вводя свои мысли, резюме и выводы, основанные на литературном и личном знакомстве с Сибирью.
Академик Гергард Фридрих Миллер (1705 – 1783), назначенный участником Камчатской экспедиции, в течение десяти лет – с 1733 по 1743 г. – изучал историю Сибири в ее архивах, подкрепляя архивные разыскания беседами с сибирскими жителями и наблюдениями на местах. Результатом его трудов, не считая многочисленных монографий и статей по отдельным вопросам, явилась трехтомная «История Сибири». Первый том этой работы, включавший 1 – 5 главы, был издан на русском языке в 1750 г. под названием «Описание Сибирского царства»; второе издание появилось в 1787 г. Последующие 6 – 7 и 8 главы были напечатаны в журнале «Ежемесячные сочинения» за 1763 – 1764 гг., тт. XVIII – XIX. На немецком языке первые 5 глав «Истории Сибири» были опубликованы в 1761 г. в «Sammlung Russicher Geschichte» (т. VI, стр. 109 – 559). В сокращенном изложении И. Э. Фишера все 23 главы истории Миллера были напечатаны на немецком языке в 1769 г. (Sibirische Geschichte), а в русском переводе в 1774 г. («Сибирская история с самого открытия Сибири до завоевания сей земли российским оружием».)
Труды Миллера, основанные на критическом изучении источников, на точном восстановлении исторических фактов, сохраняют свое научное значение и для нашего времени. Миллеру удалось привлечь очень широкий и разнообразный материал – архивные акты, летописи, татарские и монгольские источники, устные предания, данные археологии, этнографии и лингвистики, – и подвергнуть его вдумчивой научной обработке. Труды Миллера были шагом вперед в развитии буржуазной исторической науки, порывавшим
с лженаучной феодальной историографией. Но, как указывает новейший исследователь вопроса С. В. Бахрушин («Г.Ф. Миллер как историк Сибири» в книге: Г. Ф. Миллер. История Сибири, т. I. Изд. Академии Наук, 1937, стр. 41), «насколько высоко поставил Миллер технику исторического исследования, настолько же он был беспомощен в области исторических построений. Проводник новых буржуазных методов работы над историческими источниками, он оказывается в плену устарелой феодальной идеологии... Его общая концепция наивна и отзывается взглядом историков-богословов XVII в.». Миллер мотивирует завоевание Сибири соображениями государственной пользы, тщательно прикрашивая жестокие методы колонизации, проводя мысль о добровольном подчинении сибирских народов России. Концепция Миллера вырабатывалась в условиях сильнейшего воздействия и нажима на него со стороны правящих кругов, феодальной верхушки и «являлась, если можно так выразиться, произведением коллективного творчества Строгановых, Разумовских, двора и прислуживавших ему профессуры и академической канцелярии, могущественных светских и духовных критиков» (там же, стр. 54).
«Повествование о приобретении Сибири» Радищева имеет всего одну ссылку на источник – таковым оказывается «Миллер, гл. 2» (стр. 158). Тщательное сличение показывает, что все факты истории Сибири, изложенные Радищевым, имеются у Миллера. Особенно широко он использовал 2 и 3 главы, содержавшие историю открытия Сибири донскими казаками и присоединения Сибири к Московскому государству. Из гл. 1, говорившей о событиях древнейших времен до русского владычества, Радищев ваял сведения о населявших Сибирь народах; 4 и 5 главы, рассказывавшие о строении сибирских городов, изложены Радищевым очень кратко, в порядке перечня основанных острогов и городов. Первый том истории Миллера оканчивается 1617 г. – датой постройки Кузнецка. На этом факте заканчивает свои пересказ и Радищев, выражая в последнем абзаце намерение «пройти сокращенно все предметы государственного управления в новозавоеванных странах».
Не вызывает сомнения, что Радищев в Сибири имел в руках том сочинения Миллера, который и использовал для своей работы. Вряд ли Радищев располагал сибирскими летописями и Степенной книгой, на которые он делает ссылки. Все соответственные указания есть и у Миллера. То, что Радищев пользовался именно Миллером, показывает, например, такой факт. В рассказе о походе в Сибирь 1499 г. Радищев делает ссылку на «степенные книги», которые «говорят: многие городки взяты, много людей побито, а князья их на Москву приведены». Это – дословная цитата из Миллеровского пересказа заметки в Степенной книге. Там же (гл. II, §§ 4 – 5), в сноске Миллер приводит полный текст данного места Степенной книги, но Радищев минует его и обращается к тексту Миллера.
Говоря о сношениях России с Сибирью до 1557 г., Радищев прибавляет: «из древней одной грамоты, писанной в сем году, а паче из степенной книги под сим же годом, видно, что некоторые сибирские земли были уже подвластны России». Эту ссылку на «древнюю грамоту» находим мы и у Миллера (гл. 2, § 11) с указанием, что грамота была найдена им лично в Сибири. Точно так же делает он и ссылку на Степенную книгу. Радищев безусловно (и с полным основанием) доверяет Миллеру и пользуется сообщаемыми им сведениями. В тех случаях, когда Радищев обходится без этого источника и строит свои предположения, не основанные на документальном материале, он оговаривает их словами «по нашему мнению», «могло казаться», «кажется», «вероятно» и т. п. Таким образом Радищев стремился соблюсти достоверность и научность своего изложения.
В своем общем виде схема сибирского летописания, как ее дает Миллер, признается советской исторической наукой правильной (см.: Г. Ф. Миллер. История Сибири, т. I. 1937, стр. 470). Следовательно, такую же оценку нужно перенести и на пересказ сибирской истории Радищевым, использовавшим все достижения научных исследований Миллера.
Повидимому, краткое изложение истории приобретения Сибири, сделанное по Миллеру, должно было предшествовать самостоятельному анализу Радищевым «государственного управления», внутреннего устройства присоединенных к России новых областей. Эта наиболее интересная часть работы осталась невыполненной. Ряд замечаний, разбросанных по известным нам страницам «Повествования о Сибири», показывает, что Радищев был далек от официальной концепции Миллера. В противовес историку, обосновывавшему государственную целесообразность захвата Сибири и изображавшему его в светлых тонах, как дело, совершенное не без участия «милосердного провидения», Радищев «замечает мимоходом», что присоединение Сибири было «плод усилия частных людей, корыстолюбием вождаемых». Далее он с большой яркостью характеризует качества русского народа – «предприимчивость и ненарушимость в последовании предпринятого», послужившие причиной успехов россиян и не уничтоженные даже тяготой «чужеземного ига», и заканчивает мысль восклицанием: «О народ, к величию и славе рожденный, если они обращены в тебе будут на снискание всего того, что соделать может блаженство общественное!» Что понимал под «общественным блаженством» Радищев – достаточно известно из «Путешествия».
Говоря о правах, полученных Строгановыми в Сибири, Радищев не упускает заметить, что им были даны грамоты на непринадлежавшне России владения по Каме, Чусовой, Тоболу, Иртышу и Оби, «так как давали грамоты на Америку и проч.», тем самым отмечая юридическую их несостоятельность. Он четко формулирует причины, содействовавшие успеху походов Ермака: наличие огнестрельного оружия, отсутствовавшего у сибирских народов, и слабость положения хана Кучума, пришельца-завоевателя, которому подчиненные народы покорялись только из страха. Радищев указывает далее, что Ермак мог бы основать в Сибири самостоятельную свою область, независимую от России, «если бы слепое суеверие не отдаляло его от вступления в родство с побежденными, заключая с их дочерьми брачные союзы». Разделяя официальную точку зрения, Миллер осуждает действия казаков на Волге, но весьма высоко оценивает их боевую деятельность в Сибири, щедро вознагражденную впоследствии царем. Радищев обращает внимание на это обстоятельство и, рассказывая о приеме Ивана Кольца в Москве, иронически добавляет: «тот самый, который незадолго пред сим, за столь же храбрые дела почитался разбойником, ныне почтен был отлично за то только, что насильственные его поступки были удачны и сходны с пользами общественными. Столь величие и низость близятся во мнениях человека».
В своем отношении к Ермаку, который представляется Радищеву наделенным всеми свойствами, необходимыми воинскому вождю, «а паче вождю непорабощенных воинов» – он близко сходится с оценкой Ермака, данной в фольклоре, строит образ, похожий на образ Ермака, запечатленный в устном народном творчестве. Радищев предполагает, что Ермак не обижал единоверцев, а громил и «воевал» иностранцев, захватывая купеческие и посольские караваны Ирана и Бухары; он отмечает единоначалие Ермака и разумную его власть над подчиненными, «повиновение непринужденное», которое Ермак старался утвердить «наместо боязни» у народов завоеванных областей. Радищев возражает Миллеру, определившему обращение казаков к царю из Сибири как челобитную, и называет его просто «отпиской», подчеркивая самостоятельность, равноправие «договаривающихся сторон».
Народной поэзией Ермак также рисуется как верный сын отечества, слуга царя, но не его бояр и дворян, к которым он питает непримиримую вражду. В песне «На острове» (Древние российские стихотворения, собр. К. Даниловым. М. 1818, стр. 73 – 75) при изображении вольной казачьей жизни Ермака говорится, что он воевал с представителями царской власти только по почину последних (ср. также: Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом, СПб., 1873, стр. 960 – 961, песня № 202. Песни, собранные П. В. Киреевским. М., 1864, вып. 6. стр. 27, 28, 30 и др.).
В песнях о завоевании Сибири («Ермак взял Сибирь», там же, вып. 6, стр. 37 и сл.) Ермак, винясь в своих прежних грехах, указывает, что он разбивал только те государевы корабли, которые плыли «без приметушки», «без царского герба», «не орленые», т. е. принадлежность которых царю была ему неизвестна.
Народные песни подчеркивают инициативу Ермака в завоевании Сибири, отводя Строгановым скромную роль поставщиков боеприпасов и провизии для казачьих отрядов (ср.: А. Оксенов. Ермак в исторических песнях русского народа. Сибирский сборник, 1886, кн. 1 и 2). Мощная фигура руководителя волжской вольницы «донского казака» Ермака Тимофеевича, предпринявшего отчаянно смелый и удачный поход в глубь неизвестной страны, несомненно импонировала Радищеву, изобразившему легендарного героя в своем «Повествовании о Сибири» и, как утверждает сын писателя, Н. А. Радищев, замышлявшему посвятить Ермаку историческую повесть или поэму, свидетельством чему остался отрывок «Ангел тьмы».