1. А.Н. Радищев
2. Полн. собр. соч.
3. Т. 2

ДРЕВНОСТЬ

Ода была впервые напечатана Г. А. Гуковским в журнале «Литературное Наследство» (№9 – 10, 1933) в статье: Г. Гуковский и В. Орлов. Подпольная поэзия 1770 – 1800-х годов. Г. А. Гуковским же было высказано предположение о принадлежности оды Радищеву. Текст оды извлечен из рукописного сборника, хранящегося в Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде (Q. XVII № 183, т. II, лл. 25 об. – 29). Составление сборника (точнее, данного тома его) относится к 1797 – 1801 гг. Документы и художественные произведения, собранные в нем, расположены в общем довольно последовательно в порядке хронологии этих годов. Повидимому, сборник составлялся постепенно, путем вписывания в него произведений, появлявшихся в это время в рукописной традиции. Сборник представляет собой второй том целой серии рукописных книг из четырех томов. Все томы составлены таким же образом; т. I охватывает произведения времени царствования Екатерины, тт. III и IV – произведения первых лет царствования Александра I. «Древность» помещена в сборнике (в т. II) между произведениями, относящимися к 1798 г. Мы можем, следовательно, предположить, что это стихотворение стало известно к 1798 г.; написано оно, видимо, около этого же времени, скорее всего около 1796 – 1797 гг., не ранее 1793 г., так как в нем говорится о «падшей Польше», т.е. о последнем «разделе» ее в 1794 – 1795 гг. или, во всяком случае, о втором разделе в 1793 г. Именно этот мотив оды заставляет относить ее ко времени, непосредственно примыкающему к эпохе раздела Польши. В сборнике ода «Древность» приписана Державину: в конце ее другой рукой помечено «Соч. Державина», конечно без всяких оснований. Ни стиль, ни идеи оды совершенно не вяжутся с обликом Державина. Кроме того, в оде «Древность» с похвалой говорится о самом Державине (строфа 7), причем он поставлен рядом с идеологами революционной буржуазии – Франклином и Рейналем. Об авторстве Державина в отношении данного стихотворения не может быть и речи. Приписание же его Державину не может удивить уже потому, что вообще в это время стихотворения, имевшие окраску общественной тематики и публицистики, охотно приписывались в подпольной традиции Державину, без сомнения самому знаменитому тогда и самому популярному поэту, в самом деле выступавшему с филиппиками против сильных мира и в «Вельможе», и в других стихотворениях.

Автор «Древности» решительно восстает против знати; он прославляет свободу и ее провозвестников. Он смело высказывает осуждение разорителям Польши. Стихотворение имеет характер сильного выступления против официальных взглядов. Это – глубокое философское размышление, ставящее самые общие проблемы социальной жизни, гражданской морали и т. п.

Стиль, художественная манера стихотворения необычайно характерны, своеобразны. Это – не стиль любого среднего поэта эпохи, это – стиль, отмеченный яркой печатью индивидуального мастерства определенного поэта. Самая манера трактовать космические темы, самые способы изображения «полета времен» напоминают искусство Клопштока. Рядом с именем немецкого поэта следует поставить имена Юнга и Оссиана, влияние которых (или вернее влияние традиции которых) также заметно в оде.

Крайняя запутанность синтаксиса, вообще тяжеловесность конструкции, обилие научных элементов, терминов в языке, необычайное богатство составных частей словаря (иностранные научные термины, местные слова, славянизмы, индивидуальные неологизмы), вообще на редкость необычного, характерны для слога автора оды «Древность». Самый размер ее (шестистопный хорей) необычен для оды конца XVIII в.

Все указанные выше черты идейного состава и стиля оды «Древность» в высшей степени характерны именно для Радищевского творчества и не характерны более ни для одного из известных нам поэтов конца XVIII в. Именно Радищев, раскрывая в своих произведениях (и в частности стихотворениях – см. ода «Вольность», «XVIII столетие» и др.) революционное мировоззрение, связывал его и с глубоким историческим взглядом на вещи, и с космогоническими метафизическими концепциями (см. «Творение мира»). Именно Радищеву была свойственна та независимость политической мысли, которая видна в оде «Древность», и именно он подошел к рубежу двух веков с пессимистическим выводом. Именно Радищев, может быть, единственный поэт конца XVIII в. (даже если помнить о Карамзине) в такой мере органически воспринял поэтическую культуру Клопштока и поэтов его школы. Влияние Оссиана также сильно в его поэтическом творчестве («Песни древние» и др.). Уже позднее развивается дарование Востокова, также связанного с этими традициями (и являющегося отчасти учеником самого Радищева). В то же время из всех поэтов, вплоть до пушкинской эпохи, кроме Радищева, только Востоков писал стихи слогом, сколько-нибудь напоминающим характерный стиль оды «Древность». Однако Востоков не является, повидимому, автором этой оды; в его рукописях она не сохранилась, да и самостоятельное творчество его, как только что было сказано, относится к более позднему времени; первые его произведения относятся лишь к 1798 г., характер же законченного мастерства его творчество приобретает лишь в последующие годы.

Между тем стилистический рисунок оды «Древность», ее лексика, ее синтаксис, весь характер ее поэтического языка явственно напоминают манеру Радищева-поэта. Даже своеобразие размера стиха оды может быть сопоставлено с фактами теоретических и практических метрических исканий Радищева, в частности с его тенденцией бороться с засильем ямба в поэзии (ср., например, главу «Тверь» в «Путешествии из Петербурга в Москву»).

То же следует сказать о тех политических радикальных взглядах и о вольнодумном отношении к «польскому вопросу», которые выражены в оде «Древность». Радищев – наиболее вероятный поэт эпохи, с творчеством которого мы можем сблизить их.

Характерны и некоторые детали. В оде (строфа 7) упомянуты борцы за свободу, люди, перед которыми склоняется поэт. Это, во-первых, Франклин, один из вождей освобожденной Америки, свергнувшей власть Англии, вызывавший внимание и восторг Радищева; именно прославление американской революции послужило одной из основных тем оды «Вольность».

В оде «Древность» сказано: «Франклин, преломивший скиптр Британский». В «Путешествии из Петербурга в Москву» (в «Слове о Ломоносове») говорится о надписи под изображением Франклина, поставленного Радищевым выше Ломоносова, о надписи «наилестнейшей, которую человек низ изображения своего зреть может. Надпись, начертанная не ласкательством, но истинною, дерзающею на силу: Се исторгнувший гром с небеси и скиптр из рук царей».

Во-вторых, это – Рейналь, писатель, существенно повлиявший на Радищева, к которому он относился с глубоким уважением, которого упоминал

и в «Путешествии». При этом примечательно то определение, которое дано Рейналю в оде «Древность»:

Повидимому, это определение может быть объяснено лишь представлением о Рейнале, как об авторе книга «Révolution d’Amérique».

Книга Рейналя об американской революции, вышедшая в 1781 году в двух вариантах, в одном томике и в двух томах, вошла в состав нового издания «Истории обеих Индий», вышедшего также в 1781 году, в основном в IX томе этого издания; однако, выражение «оракул вольныя страны» скорее имеет в виду популярную брошюру массового характера, чем том огромного труда.

Наконец, – это Державин («мурза в чалме»). Об отношении к нему Радищева свидетельствует хотя бы то обстоятельство, что он послал ему экземпляр своего «Путешествия».

Еще одна деталь: в строфе 2-й оды есть слово «сопки»; это – сибирское слово, в XVIII в., повидимому, неупотребительное в литературном русском языке. Естественно возникает предположение, что это слово вывезено из Сибири человеком, привыкшим к нему именно там; Радищев в 1797 г. приехал из Сибири.

Итак, можно предположительно приписать оду «Древность» Радищеву. Не исключена конечно возможность, что ее написал человек, находившийся под сильным влиянием Радищева; но следует заметить, что наиболее заметный его последователь в идейной плоскости, Пнин, по существу своей художественной манеры ни в малой мере не может быть даже предполагаемым автором оды, так же как сын Радищева, Николай. О других менее значительных представителях кружка также нет оснований думать, чтобы они могли написать такое произведение.

Список, дающий единственный пока известный текст оды, неисправен: в ряде мест текст поддается исправлению по смыслу, по рифме, по размеру; однако и в исправленном виде текст оды следует считать местами испорченным (так, стихи 1 и 8 в строфе 10 остаются неполными). Приводим список сделанных нами исправлений:

Кроме того, может быть, следовало бы исправить в стихах 1-м и 5-м сгрофы 11-й дважды повторенные «Эх!» на «Ах!», в стихе 3-м строфы 13-й – «Будто» на «Буде» и в стихе 6-м строфы 17-й «кущи» на «кущей». В стихе 8-м строфы 1-й «трость» означает перо (так как далее – свиток). В стихе 9-м строфы 8-й «белый орел» – польский орден, символ Польши. В стихах 8 – 9-м строфы 13-й говорится об извержении Везувия в 79 г., поглотившем Геркуланум и Помпею, и о землетрясении в Лиссабоне 1755 г., послужившем поводом к написанию весьма известной в XVIII в. поэмы Вольтера «Sur le désastre de Lisbonne», переведенной И. Ф. Богдановичем.

<В разное время Радищеву приписывалось множество произведений, но последующие разыскания неизменно приводили к опровержению, казалось бы, убедительных аргументов. Так, включенная в академическое собрание сочинений Радищева (в раздел приписываемых произведении) ода «Древность» оказалась произведением П. А. Словцова. – А. Н. Радищев. Стихотворения. Вступительная статья, подготовка текста и примечания В. А. Западова. Л., 1975, с. 222–223.>

ПРОИЗВЕДЕНИЯ, ПРИПИСЫВАВШИЕСЯ РАДИЩЕВУ

Кроме «Отрывка путешествия в*** И*** Т***» и оды «Древность», Радищеву приписывалось в разное время еще несколько произведений, которых мы не помещаем в нашем издании, полагая, что предположения об авторстве Радищева по отношению к этим произведениям не подкреплены сколько-нибудь достоверными данными или соображениями.

В печати были высказаны догадки об анонимном участии Радищева в двух журналах: «Живописце» Н. И. Новикова (помимо «Отрывка путешествия») и в «Почте Духов».

I. В 1861 г. Д. Кобеко в статье «Несколько псевдонимов в русской литературе XVIII века» (Библиографические Записки, 1861, т. III, № 4, стр. 110 – 111), указав на то, что «Отрывок путешествия в*** И***. Т***.» приписывается Радищеву, писал: «В Живописце же помещены два письма к издателю: первое (часть 2, лист 10, стр. 285 – 288) с подписью: отечеству своему всякого блага желающий Россиянин, а второе (лист 21, стр. 377 – 380) с подписью: отечеству своему всякого блага желающий Р......., которые можно, кажется, приписать Радищеву. В первом письме он просит издателя вносить в его листочки письма свои, в которых намерен открывать пороки сограждан своих, второе же еще более похоже на тон Радищева. В нем преобладает аллегория, которую он любил и под этой аллегориею скрыт, повидимому, Петербург». П. А Ефремов в примечаниях к своему изданию «Живописца» (1864, стр. 346 – 347) отверг предположения Д. Кобеко. Подробно обосновал свое отрицательное отношение к этому предложению З.И. Чучмарев в статье «Участие А. Н. Радищева в журнальной литературе его времени» (Научные записки Научно-исследовательской кафедры истории европейской культуры, т. II, ГИЗ Украины, 1927, стр. 111 – 112). Доводы З. И. Чучмарева следует призвать бесспорными. Он показал, что в «письмах» (они, несомненно, написаны одним лицом) высказываются пиетистические взгляды, порицается учение французских материалистов, порицается «иностранное купечество»; все это несовместимо с мировоззрением Радищева. К этому надо добавить, что Д. Кобеко не приводит ни одного основательного довода в пользу своей гипотезы, что аллегория вовсе не свойственна писательской манере Радищева, что и стиль, и образы, и мысли «писем», о которых говорит Д. Кобеко, даже отдаленно не напоминают Радищева. Едва ли не ввела в заблуждение Д. Кобеко буква Р... в подписи второго письма; между тем она значит, без сомнения «Россиянин» (а не Радищев), так же как в первом письме.

Выступив против гипотезы Д. Кобеко, З. И. Чучмарев выдвинул свою гипотезу, не более убедительную. Он приписал довольно решительно Радищеву письмо, помещенное в «Живописце» за 1773 г. (лист 18) с подписью «Ваш покорный слуга Любомудров. 1773 года, февраля 28 дня. Из Ярославля» (З. И. Чучмарев, там же, стр. 112 – 114). Доводы З.И. Чучмарева таковы: стиль письма похож на стиль Радищева; автор письма говорит о том, что государство должно «стараться о процветании торговли» и что торговля «большому числу людей доставляет прокормление», – а Радищев в «Письме о Китайском торге» писал, что в государстве «корень общественного благосостояния основывается на беспрепятственном и скором обращении домашнего избыточества» и что «товар... большему числу дает пропитание»; автор письма в курсе дел «Собрания, старающегося о переводе книг» (судя по ответу ему Новикова), а Радищев был участником работ этого собрания. Все эти аргументы совершенно неубедительны. Стиль «Письма» нимало не похож на стиль Радищева. Сближенные З. И. Чучмаревым мысли «Письма» и Радищева («Письмо о Китайском торге» отделено от «Живописца» двумя десятилетиями!) – общие места, причем первая из подчеркнутых З. И. Чучмаревым нескольких фраз вовсе не совпадает. Третий аргумент – плод недоразумения: Новиков говорит о

том, что польза от «Собрания» известна вовсе не автору письма, а читателю, к которому он и обращается: «Сколько же произтекло пользы от переведенных книг под смотрением сего собрания, беспристрастный и любящий свое отечество читатель, тебе сие известно».

З. И. Чучмареву осталась при этом неизвестной превосходная работа В. П. Семенникова «Русские сатирические журналы 1769 – 1774 гг.» 1914 г., в которой вопрос об авторе этого самого письма в «Живописце» поставлен и разрешен иначе и гораздо более удовлетворительно (стр. 51 – 53); В. П. Семенников пишет: «Карамзин в своей записке о Новикове, поданной императору Александру I, свидетельствует, что в „Живописце” помещены „некоторые произведения собственного пера” Екатерины II. Достоверно известно, что императрице принадлежит напечатанное в листе 7-м „Письмо к господину Живописцу” за подписью „Сочинитель комедии О время”. Как известно, ”Живописец” был посвящен сочинителю этой комедии (Екатерине II), причем Новиков в посвящении, между прочим, говорил: „Хотел бы я просить вас, чтобы вы сделали честь моему журналу сообщением какого-либо из ваших мелких сочинений”. В ответном письме „Живописцу” императрица сообщила, что с охотою впредь исполнит эту просьбу. Однако, никаких других произведений, помещенных Екатериной в этом журнале, более не известно.

Обратим внимание на одну статью „Живописца”, именно на письмо к нему некоего „Любомудрова из Ярославля”, помещенное в листе 18-м 1773 г. В этом письме автор извещает издателя об учреждении „Общества, старающегося о напечатании книг” и высказывает свои мысли о пользе его, приветствуя учредителей; в том же листе помещен и ответ Любомудрову издателя, который указывает на необходимость не только печатать, но и распространять книги, особенно в провинции.

Все исследователи деятельности Новикова обращали внимание на письмо Любомудрова и на ответ Новикова, не приводя, однако, никаких данных о том обществе, про которое говорит Любомудров. Нами доказано, что упоминаемое в письме „Общество, старающееся о напечатании книг” представляет собою раннюю попытку Новикова. Для характеристики отношений Екатерины к этому обществу важно то, что императрица пожаловала Новиковскому обществу все экземпляры отпечатанного в 1773 году издания романа Мармонтеля „Велисарий”, переведенного во время путешествия по Волге самою Екатериной и лицами ее свиты.

Мы предполагаем, что под именем „Любомудрова”, приветствующего учреждение общества, скрывается сама Екатерина. Основания этого предположения таковы. Письмо Любомудрова помечено – „из Ярославля”. Это – обычная маскировка, к которой прибегала Екатерина, обозначая на своих комедиях, в том числе и на „О время”, что они будто бы „сочинены в Ярославле”. Таким образом, в указанной пометке мы видим намек на автора „из Ярославля”, то есть оттуда же, где будто бы сочинены и комедии Екатерины.

Затем в пользу нашего предположения укажем еще следующее: „Живописец” посвящен „неизвестному сочинителю комедии „О время””, хотя Новиков отлично знал, кто сочинитель, чем объясняется и посвящение. Таким образом, Новиков делает вид, будто автор комедии „О время” ему неизвестен. Если „Любомудров из Ярославля” – Екатерина, то мы видим, что она прибегает к такому же приему и пишет, как будто не зная, что Новиков и есть учредитель общества; равным образом и Новиков в ответе Любомудрову придерживается такого же тона, говоря, что план учреждения этого ему неизвестен. Между тем в это время общество, учрежденное при сочувственном отношении императрицы Новиковым, уже существовало.

Отметим также сходство мыслей в письме Любомудрова и в одной из статей издававшейся при ближайшем участии Екатерины „Всякой Всячины”.

Если к этому прибавить, что Екатерина несомненно сочувственно относилась к обществу Новикова, а ему самому обещала сотрудничество в

”Живописце”, то, на наш взгляд, можно думать, что „Любомудров” – псевдоним Екатерины II, кстати сказать во „Всякой Всячине” писавшей под несколько сходным псевдонимом „Правдомыслова”. Наконец, отметим еще, что в конце ответа Любомудрову Новиков восхваляет императрицу за учреждение „Собрания, старающегося о переводе книг”, что совершенно уместно в словах, обращаемых к императрице.

К этому следует добавить указание на особую значительность первой же фразы ответа Новикова „Любомудрову”: „Г. Любомудров! Я помещаю ваше письмо в листах моих со удовольствием, ведая, что оно не мало послу жит к ободрению учредителей Общества, старающегося о напечатании книг, в их предприятии.”» Предположение (скорей всего справедливое) о том, что автором «Письма» была Екатерина, В. П. Семенников еще ранее, в 1912 г. высказал в статье «Раннее издательское общество Н. И. Новикова» (Русский Библиофил, 1912, № 5).

II. Редактором и автором, скорей всего, всех частей сатирического журнала «Почта Духов» (1789) был И. А. Крылов. Вопрос об участии в этом издании Радищева возник вследствие указания в «Секретных мемуарах о России» Массона (Mémoires secrets sur la Russie, t II, 1800, p. 189), который в главе о Радищеве писал: «Он занимался литературой и опубликовал уже произведение под названием «Почта Духов», периодическое издание, самое философическое и острое из всех, которые когда-либо осмеливались печатать в России». Между тем, авторство Крылова по отношению к «Почте Духов» не может быть подвержено сомнению. Отсюда было сделано предположение о соавторстве Радищева, об участии его в журнале Крылова. К 1868 г. относится целая дискуссия по данному вопросу. В № 31 газеты «Русский инвалид» от 2 февраля 1868 г. В. Андреев в статье «И. А. Крылов» писал о «Почте Духов»: «Есть, однако, печатные заявления, что издателем этого журнала был Радищев». В майском номере «Вестника Европы» за 1868 г. (стр. 419 – 436) А. Н. Пыпин напечатал статью «Крылов и Радищев», в которой напомнил о свидетельстве «Mémoires secrets» (он не называет Массона) и заявил свое мнение о том, что Радищев был автором части «писем», составляющих журнал. Основная аргументация Пыпина – от произвольно утверждаемого сходства – «судя по общим чертам», как он сам выражается, в содержании этих писем и «Путешествия из Петербурга в Москву». Пыпин указывает, что письма «Почты Духов» разделяются на две группы: сатирико-бытовые и философско-нравоучительные (письма сильфа Дальновида и др.). Именно письма второй группы Пыпин приписывает Радищеву. Никаких доказательств в пользу своей гипотезы он не приводит, кроме ссылки на Массона и еще одного: «П. А. Плетнев поместил в редактированное им издание собрания сочинений Крылова (1848) только 18 из 48 писем „Почты Духов”, указав при этом что в его издании напечатаны все статьи из „Почты Духов”, принадлежащие собственно его, Крылова, перу»; следовательно, Плетнев считал, что в «Почте Духов» были еще сотрудники, кроме Крылова. Однако и эти два аргумента совершенно неубедительны; сведения, сообщаемые Массовом о Радищеве, вообще неполны, неточны и даже неверны; поэтому у нас нет никаких оснований доверять ему и в данном вопросе; затем еще Я. К. Грот (Дополнительные известия о Крылове. Приложение к Запискам Академии Наук 1868 г., стр. 39) высказал вероятное предположение, что Массон спутал в данном месте Радищева с Рахманиновым, который был издателем «Почты Духов» и, может быть, сотрудником журнала (во всяком случае он был как-то связан и с его содержанием). С другой стороны, Плетнев также никак не является авторитетом в данном вопросе; известно, что он пропустил целый ряд произведений Крылова, не включив их в свое издание, и, наоборот, включил в него группу стихотворений, написанных не Крыловым, а Карабановым (см.: И. А. Крылов, Полное собрание стихотворений, т. II, 1937, Примечания). Наконец, если бы даже Плетнев был прав, и в «Почте Духов» писал кто-то, кроме Крылова, то что указывает, что этот другой сотрудник журнала был именно Радищев? Сам Пыпин пишет о том, что в качестве таких сотрудников называли и того же Рахманинова

и Николая Эмина. Что же касается анализа содержания «Почты Духов» и творчества Крылова и Радищева, то он дан Пыпиным крайне бегло и совершенно неверно; достаточно сказать, что о молодом Крылове, радикале и бунтаре, Пыпин пишет: «В образе мыслей Крылова, вероятно, в самом начале были задатки того спокойного или ленивого консерватизма, каким он отличался впоследствии» (указ. соч., стр. 428).

Тем не менее, Пыпин считает даже возможным указать конкретно, какие именно письма «Почты Духов», по его мнению, написаны Радищевым (2, 4, 20, 22, 24, 29, 33, 37). Статья Пыпина, оказавшая влияние на нескольких ученых, положила начало длительному недоразумению; не заключая сколько-нибудь основательной аргументации, она ввела в историю литературы неосновательную гипотезу об участии Радищева в «Почте Духов».

На статью Пыпина откликнулся тотчас А. Суворин в статье «Журнальные и библиографические заметки», помещенной в «Русском Инвалиде» от 18 мая, № 134, с подписью А. И–н. Он поддержал версию Пыпина, назвав Массона, автора «Секретных мемуаров», и сообщив о нем сведения, которые якобы должны были говорить о его осведомленности и, следовательно, о достоверности его указаний. Затем Алексей Веселовский в статье «Альцест и Чацкий» (Вестник Европы, 1881, т. II, стр. 93 – 94) склоняется также к мнению Пыпина на том, в сущности, основании, что в письме IV «Почты Духов» (письмо сильфа Дальновида) сочувственно говорится о мизантропах, а Радищев, мол, не мог не ценить мизантропов, так как для него «не может не быть симпатичною личность Альцеста» (статья А. Веселовского перепечатана в его книге «Этюды о Мольере» в том же 1881 г., см. стр. 167 – 170. Ср. также бездоказательные замечания А. Веселовского в его книге «Западное влияние в новой русской литературе», 1916, стр. 100). В 1894 г. А. Лященко в статье «И. А. Крылов» в «Историческом Вестнике» (XI, стр. 498 – 499) также присоединился к концепции Пыпина; он кратко изложил статью Пыпина, а в примечании привел дополнительно свои соображения; а именно он сопоставил четыре темы, которые он нашел и в письмах «Почты Духов», и в «Путешествии» Радищева; эти темы удивительно общи или не характерны для Радищева: «отрицательное отношение к победителям», «идеал государя» (так!!?), «мизантропы полезны в государстве», «основа семейного счастья – целомудрие, отсутствие ревности»; кроме того, А. Лященко считает, что следующие черты роднят письма сильфа Дальновида с «Путешествием» Радищева: «постоянные выводы из теоретического положения,... восклицания, наконец, нередко сознание того, что автор не описывает виденные им события, а представляет их себе». Нет нужды доказывать ненаучность подобного «сопоставления». А. Лященко считает, что Радищеву принадлежат письма в «Почте Духов» под следующими номерами: 2, 4, 7, 20, 22, 24, 25, 29, 31, 33, 37.

Традицию Пыпинской гипотезы поддержал и Н. П. Павлов-Сильванский, хотя он попытался подойти к вопросу гораздо более ограничительно. В статье «Жизнь Радищева» (А. Н. Радищев. Путешествие из Петербурга в Москву. 1905, стр. 287 – 288; перепеч. в книге Н. П. Павлова-Сильванского «Очерки по русской истории XVIII – XIX вв.», 1910, стр. 117 – 118) он писал: «...Радищев написал несколько статей для журнала Почта Духов, издававшегося под редакцией Крылова... Некоторые из писем этой «Почты» несомненно в той же мере далеки от стиля Крылова, в какой они были близки к стилю и содержанию произведений Радищева. Относительно двух писем Астарота... (№ 5 и 18) авторство Радищева подтверждается кроме этих соображений также и некоторыми чертами, несомненно навеянными обстановкой его жизни». В примечании Павлов-Сильванский заявляет, что «в большей части писем сильфа Дальновида... однако, ни в их стиле, ни в развитии мыслей, нет прочных признаков авторства Радищева. В письме II-м даже встречаем необычную для него уверенность в личном бессмертии. В письме XXIV встречаем несвойственный ему тон отношения к крестьянам». Далее выясняется,

что Павлов-Сильванский считает возможным приписать Радищеву лишь одно письмо Дальновида (XXII) и два небольших письма Астарота (V и XVIII); он пишет: «участие Радищева в Почте Духов едва ли было значительно».

За Пыпиным пошел и Л. Н. Майков в своей статье «Первые шаги И. А. Крылова на литературном поприще» (Л. Майков. Историко-литературные очерки, 1895, стр. 36). Он считает «весьма вероятным, по некоторым догадкам, присутствие статей Радищева в Почте Духов»; сославшись на Пыпина, он пишет: «С своей стороны, мы склонны приписать Радищеву помещенные в Почте Духов письма сильфов Дальновида и Выспрепара, особливо письма 20, 22, 24 и 27, которые, как по мыслям, так и по своему тяжелому слогу, напоминают Путешествие из Петербурга в Москву». Никакой аргументации, кроме приведенных слов, Л. Н. Майков не дает. Без всякой проверки принимает точку зрения Пыпина и В. А. Мякотин (Из истории русского общества. 1906, стр. 181), хотя не утверждает участие Радищева в «Почте Духов», а лишь считает, что его можно «с большою вероятностью предполагать». В 1907 г. А. А. Гавриленко в статье «А. Н. Радищев до ссылки» (Вестник Европы, 1907, Июнь, стр. 502) решительно, но кратко и без проверки и аргументации, повторил версию Пыпина.

Таким образом, за сорок лет после ее первого опубликования гипотеза A. Н. Пыпина не обогатилась никакой аргументацией и оставалась таким же произвольным предположением, как и при ее рождении. В конце концов оставалось неясным, какие же именно письма в журнале Крылова приписываются Крылову. Между тем, с самого начала своего существования эта гипотеза не могла убедить ряд ученых. Так, она не убедила А. Д. Галахова, посвятившего убийственной и убедительной критике положения Пыпина заметку в приложении ко II тому (I половине) своей «Истории Русской словесности» (1868, Дополнения и поправки, стр. V – VII). Галахов показал, что доводы-сопоставления Пыпина слишком общи и потому неубедительны. С другой стороны, он доказал, что в письмах «Почты Духов», приписывавшихся Радищеву, имеются и мысли, невозможные для Радищева, и фактические ошибки, следы малой образованности, немыслимые у Радищева, и даже написания иностранных имен, также немыслимые у него. Заметка Галахова в сущности разрушала гипотезу Пыпина. Эта гипотеза не убедила и Я. К. Грота, знатока Крылова (и друга Плетнева). Он писал также еще в том же 1868 г., когда появилась статья Пыпина, что указание Массона подлежит проверке, и по поводу мнения Пыпина: «сознавая, что на стороне такого мнения есть не лишенные основания доводы, нельзя однакож не согласиться и с тем, что без более прямых доказательств предположение все-таки остается предположением» (Дополнительные известия о Крылове. Приложение к т. XIV Записок Академии Наук, 1868, стр. 39; перепеч. в «Трудах» Я. К. Грота, т. III, 1901). B.В. Каллаш, лучший знаток Крылова, поддержал мнение Грота, высказанное им в статье «Сатира Крылова и его Почта Духов» (Вестник Европы, 1868, март, потом в «Сборнике Отделения русского языка и словесности Академии Наук» т. VI, 1868, потом в «Трудах» Я. К. Грота т. III, 1901), о единстве всего текста «Почты Духов», представляющего цельное художественное произведение одного автора, и счел необходимым включить ее всю в редактированное им «Полное собрание сочинений Крылова» (т. II, 1904, стр. 310 – 312); он же указал, что в объявлении издателя второго издания «Почты Духов», помещенном при книге «Стихотворения П. Карабанова» (1812), прямо сказано: «Почта Духов, сочинение критическое Ивана Крылова» (там же).

Вопрос об участии Радищева в «Почте Духов» вступил в новую фазу после появления в 1908 г. статьи П. Е. Щеголева «Из журнальной деятельности А. Н. Радищева» (Минувшие годы, 1908, декабрь, стр. 191 – 209; статья перепечатана в книге П.Е. Щеголева «Исторические этюды.», 1913; 2-е изд. – без года). П.Е. Щеголев указал на свидетельство С. А. Тучкова в его «Записках» об участии Радищева в том же 1789 г

в «Беседующем Гражданине» (см. здесь, т. I, стр. 469 – 470); между тем, «Почта Духов» резко нападала на «Беседующего Гражданина»; это, по мнению Щеголева, – весьма вероятному, – снимает возможность участия лица, близкого к редакции «Беседующего Гражданина», в «Почте Духов»; «а ведь в числе издателей „Беседующего Гражданина” был и Радищев». П. Е. Щеголев решительно отверг участие Радищева в «Почте Духов», подвергнув критике и свидетельство Массона и гипотезу Пыпина. Совершенно справедливо отметил Н. Сидоров в рецензии на статью Щеголева, что «после исследования П. Е. Щеголева... не остается сомнений... в том, что Радищев не мог участвовать в Крыловской Почте Духов» (Голос Минувшего, 1916, VI, стр. 239, «Обзор журналов»). Между тем уже в новейшее время были сделаны попытки восстановить в правах эту гипотезу. Не стоит говорить о безответственном замечании М. Жижки в его халтурной книжке «А. Радищев» (1934, стр. 192). Много места, хотя и без успеха, уделил опровержению Щеголева З.И. Чучмарев в своей статье «Участие А.Н. Радищева в журнальной литературе его времени» (Научные записки Научно-исследовательской кафедры истории европ. культуры, т. II, стр. 116 – 122). В его работе могут произвести впечатление убедительности только сопоставление ряда отдельных – и совпадающих – выражений и словесных формул у Радищева и в письмах «Почты Духов». Однако и эта его аргументация, как и вся остальная, целиком разбита в статье Б. И. Коплана «Философические письма Почты Духов» (Сборник «А. Н. Радищев», 1936, стр. 355 – 399). Это тщательное исследование окончательно снимает вопрос об авторстве Радищева в данном случае. Б. И. Коплан, критически изложив историю вопроса, остановился на сопоставлениях З. И. Чучмарева и с фактами в руках доказал, что приводимые им выражения встречаются и у других писателей той же эпохи и в частности – у несомненного Крылова. Б. И. Коплан утверждает, что «в лексикологическом и синтаксическом отношениях художественно-сатирическая и философская проза Радищева... резко отличается от стиля писем Дальновида, Световида, Выспрепара и др.». Он убедительно и на основании собранных им точных данных показывает, что и остальные доводы в пользу авторства Радищева совершенно бездоказательны. Так, например, тема мизантропа также встречается в литературе еще до «Почты Духов» и до «Путешествия из Петербурга в Москву», и возникала она одновременно на основе одной традиции. Некоторая близость темы явления истины царю в главе «Спасская Полисть» в «Путешествии» Радищева и в речи писателя к молодому царю в письме 45 «Почты Духов», как это показано Б. И. Копланом, вполне объясняются единством источника, – произведений Мерсье. Итог разысканий Б. И. Коплана таков: никаких данных, – кроме сомнительного и во всяком случае неточного указания Массона, – об участии Радищева в «Почте Духов» нет; все данные анализа языка и стиля «философических» писем «Почты Духов» противоречат гипотезе об участии Радищева в этом журнале; в письмах Дальновида заключены мысли, невозможные для Радищева; следовательно, Радищев в «Почте Духов» как сотрудник не участвовал. Есть все основания полагать, что автором всех писем «Почты Духов» был сам Крылов.

В последнее уже время В.П . Семенников выдвинул, правда, в весьма осторожной форме, предположение о принадлежности Радищеву еще трех статей в «Беседующем Гражданине» 1789 года (В. П. Семенников. Литературно-общественный круг Радищева; в книге: А. Н. Радищев. Материалы и исследования. Изд. Академии наук СССР. 1936, стр. 252 – 260). Первая из этих статей – «Рассуждение о том, в чем состоит разум любомудрия» (ч. I, стр. 255 – 275), вторая – «Рассуждение о связи естественного права с правом гражданским» (ч. III, стр. 193 – 202), третья – «Рассуждение о человеке и его способностях» (ч. III, стр. 121 – 137). Однако, у нас нет достаточных оснований, чтобы принять предположение В. П. Семенникова. Первое из этих „Рассуждений” хотя и обнаруживает точки соприкосновения с произведениями, несомненно принадлежащими Радищеву, все же не заключает в себе указаний, исключающих авторство других лиц, и сколько-нибудь явно подтверждающих авторство именно

Радищева. О втором сам Семенников пишет: «Основная мысль... статьи, что законы гражданские должны быть основаны на естественном праве, соответствует взглядам Радищева, но теоретическое утверждение этой мысли было приемлемо и для людей с противоположной Радищеву идеологией, а потому я не буду останавливаться на этой статье, тем более, что и в стиле ее не вижу ничего специфически радищевского». И по поводу третьей статьи В. П. Семенников пишет сам: «не решаюсь ставить вопрос о принадлежности статьи „О человеке” Радищеву, хотя это и возможно»...