СТИХИ ЭПИТАЛАМИЧЕСКИЕ
НА БРАК ЕГО СИЯТЕЛЬСТВА
КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА БОРИСОВИЧА КУРАКИНА
И КНЯГИНИ АЛЕКСАНДРЫ ИВАНОВНЫ

Во един день прошлого в город Гамбург лета
При самом ясном небе от солнечна света
Влетел вестник Меркурий; но весь запыхался,
Так что, смотря на него, и я испужался,
Мысля, что б за причина его чрезвычайна
Учинила уставша? Беда ль неначайна
Над кем стряслася, что ли? Вижу, что непросто:
Ибо таков он не был, говорят, лет со сто.
Стал я, нетерпеливный, Меркура улещать,
То гладким, то сердитым его словом прельщать:
«Что, сударь, тебе сталось, министр перва бога!
Или тебе некошна вся была дорога!
Пожалуйста, скажи мне, благодарен буду,
И как Аполлона, так тебя не забуду».
Дышит Меркурий, а я: «Эх, сударь, уж скучишь!
Что хорошею? Почто долго меня мучишь?
Ведь я равно и тебе, как и Аполлону,
Служу, не больше чести имам твоей ону.
Так-то, право, служи вам, а вы не глядите,
Несмотря на верность, в смех всё становите.
Ну, сударь, ведь таки мне сказать случай надо,
И недаром ты прибыл до сего днесь града?»
Молчит Меркурий; только кажет мне рукою
На одного мальчика прекрасна собою,
Которой недалеко весел стоял тамо,
Маленькой сайдак его украшал всё рамо,
Колчан ему каленых висел стрел за плечьми,
Быстрехонек казался, как бы река течьми.
Узнал я зараз, что то Купидон воришка:
Ибо у меня таки столько есть умишка.
61
Тогда хоть еще сердце мое трепетало,
Но, видев Купидона, легче ему стало;
Уже я стал ожидать всё благополучно,
И молчание о́но не так было скучно
Меркуриево; к тому ж, что я строй великой
Издали увидел со сладкой музы́кой,
На которой дивяся не мог насмотреться,
Так хорошему нельзя в Пруссии иметься
Гимен на торжественной ехал колеснице,
Купидушки ту везли, прочие шли сице:
Любовь, держа два сердца, пламенем горящи,
Цепочкой золотою связаны блещащи,
Шла за Гименом; близко потом Верность мила,
С ней Постоянство, Радость всё в ладоши била.
Корнукопиа везде по дороге цве́ты
Бросала, которыми, богато одеты,
Подбирая, меж собой деточки играли,
А все-таки за строем оным те бежали.
Мужеска все казались пола княжичами,
А женска прекрасными виделись княжнами.
По обеим сторонам много Купидонов,
Где воздух разбегался от их крыльных звонов,
Всех прохлаждая, из них держал в руке всякой
Факел с огнем яра воску, неинакой.
Все восклицали вкупе согласно устами:
«Брякнули княжескими на любовь руками!
Брякнули, гей!» Но больше еще я дивился,
Как там Аполлон с скрипкой появился,
Весь статнее Гинниона, также и Батиста,[1]
И всяк бы его назвал тогда божка иста,
Которой смычком весьма так начал красно,
Так же приговаривать и язы́ком ясно
(Когда он пел и играл, музы́ка молчала,
Но только в удивлени се своем внимала):
«Брякнули княжескими на любовь руками,
Юже, чтоб никакой день расторгл! Ни косами
Смерть сурова! Брякнули, гей! в княжеском чине:
Счастливо век вам златой встает в благостыне!

[1] Два славные в Париже игроки на скрипице.

62
О вас новобрачный! О с надеждой многи
Потомки! О и чада! О брачни чертоги!
Зрите все люди ныне на отроковицы
Посягающей лице, чистой голубицы:
Палладийской вся ее красота есть равна,
Власами ни Венера толь чисто приправна,
Таковыми Юнона очесы блистает,
Или Диана, когда колчаны скидает,
Из лесов на небо та прибыти хотяща,
Красится, но сия в сей красоте есть вяща.
Такая то у нас есть княгиня! Днесь тыя
Божески дары, князю, зри вся, а благия
Свет души видя в оной, смертну тую быти
Не речеши, и счастьем богам ся сравнити
Не устыдишься. Она поступь твою равно,
И златом блещущую одежду всю славно,
И светлые пламенем наичистым оки
Зрети любит, тя любя, а мысльми глубоки
В себе изображает: как то с ней любо
Поступишь! и как то ей вместе быть не грубо!
И как то славна всюду узрится с тобою!
И еще боится, что мысль та не ветр ли с тщетою?
Но не бойся, не бойся, о красна княгиня!
Тебя любит Юпитер, Юнона богиня:
Не бо во сне зрится ти такова днесь радость.
Истинна то самая, истинна то сладость.
Любовь князя вся к тебе будет благородна,
Со мною всем богам ты о совсем угодна!
Ныне воскликните вси согласно устами:
Брякнули княжескими на любовь руками!
Брякнули, гей! руками, княгиня прекрасна
С князем таким, какова зарница есть ясна,
Что в небе равных своих весь свет погашает,
А сама едина там паче всех блистает».
Тут замолчал Аполлон. Но купиды сами:
«Брякнули княжескими на любовь руками!»
Как всё в удивление сие мя привело!
Как велико веселье всё мне сердце развело!
63
Тотчас я узнал, что строй весь тот шел от брака
Князя, но Александра: ибо то мне всяка
В оном строю особа известно казала,
Что свадьба Александры так быть надлежала!
Увидев тогда Меркур, что то я догадался,
Стал уж мне то ж подтверждать; но я рассмеялся:
«Молчи, Меркурий, пожалуйста молчи,
Сказывать то другим лети, иль поскачи».
Выговорив, не мог я с радости усидеть,
Чтоб следующу песню весело не запеть.
Апрель 1730

В.К. Тредиаковский. Стихи эпиталамические на брак его сиятельства князя Александра Борисовича Куракина и княгини Александры Ивановны // Тредиаковский B.K. Избранные произведения. М.-Л.: Советский писатель, 1963. С. 61–64.
© Электронная публикация — РВБ, 2006—2024. Версия 2.0 от от 4 июля 2018 г.