Русь советская (с. 94). — Бак. раб., 1924, 24 сентября, № 216; Кр. новь, 1924, № 5, август — сентябрь, с. 121–123; Ст24; Р.сов.; Стр. сов.; И25.
Черновой автограф — РГАЛИ; на первом листе — карандашная помета рукой Г.А.Бениславской: «Лето 1924». Авторизованная машинопись — ГМЗЕ.
Печатается по наб. экз. (вырезка из Стр. сов.) с исправлением в ст. 85 («Когда на всей планете» вместо «Когда во всей планете») по всем остальным источникам. Датируется по Собр. ст., 2, где помечено 1924 г.
В.С.Чернявский свидетельствовал: «Незадолго до отъезда <из Ленинграда в июле 1924 г.> он утром, едва проснувшись, читал мне в постели только что написанную им „Русь советскую“, рукопись которой с немногими помарками лежала рядом на ночном столике. Я невольно перебил его на второй строчке: „Ага, Пушкин?“ — „Ну да!“ — и с радостным лицом твердо сказал, что идет теперь за Пушкиным» (Восп., 1, 232).
27 декабря 1924 года Г.А.Бениславская писала Есенину из Константинова: «Читала я Вашим стихи. Матери очень понравилась „Русь советская“, всё, говорит, так, как есть, и другие наросли и „жись“ вся. Отцу же все Ваши последние стихи нравятся: „Хорошо стал писать...“» (Письма, 263).
Одно из первых авторских публичных исполнений поэмы состоялось в Баку 3 октября 1924 года в студенческом клубе им. Сабира. В отчете об этом «вечере стихов» М.Х.Данилов сообщал, что «наибольший успех имели, конечно, „Москва кабацкая“ и „Русь советская“» (Бак. раб., 1924, 6 октября, № 226; подпись: М.Д-ов; вырезка —
Тетр. ГЛМ). Другой бакинский репортер писал об этом же выступлении Есенина следующим образом:
«Вдохновенно, горячо, с изысканным мастерством бросал он в черепа слушателей стих за стихом.
Но только лиры никому не дам
<цитата неточна: ср. с. 97>
Это красиво, а как поскоблишь, вскроется ложь: ведь душа поэта и есть его лира. Раз эту лиру, то, чем живешь, прячешь глубоко и только для себя, что же отдаешь ты Октябрю? Пустоту и больше ничего.
Поэт Есенин отделяет поэзию от жизни, отрывается от борьбы, приходит в страх от мысли, что надо служить массам. Он становится „ненужным“ и сам сознается в этом, иначе не кричал бы он во все свое босяцкое горло:
Поэт, насильно обращающий себя в пилигрима, более чем смешон. <...> Однако нельзя же всей спиной отворачиваться от жизни. Самые смелые странники не решились бы на это. Поэтому надо бросить в напряженные головы слушателей подкупающее признание:
Как есть все принимаю.
Готов идти по выбитым следам.
Красиво сложен этот стих, вдобавок можно всерьез подумать, что тут целое отречение от старого. Но это не так. <...> Есенин „ни в чьих глазах не находит приют“ потому, что он опирается на самый безнадежный социальный слой, на среду босяков, проституток и дряблой части интеллигенции» (газ. «Труд», Баку, 1924, 5 октября, № 224; подпись: Циклоп; псевдоним не раскрыт).
В.А.Мануйлов, слушавший Есенина в тот вечер, запомнил один из штрихов авторского чтения: «Когда же речь шла о Демьяне Бедном, Есенин иной раз с подчеркнутым лукавством особо выделял псевдоним „Бедный“, превращая его в эпитет <имеется в виду строка „Поют агитки Бедного Демьяна“>» (Восп., 2, 181).
Первая группа откликов на печатный текст поэмы появилась в связи с ее журнальной публикацией. Обозреватель тифлисской газеты писал: «Среди многочисленных стихотворений выделяется „Русь советская“ Сергея Есенина. Так часто повторяющийся в творчестве поэта мотив отрезвления после прошедшего „урагана жизни“ и мотив самопереоценки выявлен здесь особенно отчетливо. Во внешней форме тот же уход от бурного имажинизма к спокойному пушкинскому стиху» (З. Вост., 1924, 19 октября, № 707; подпись: Н.И.). Схожая оценка была дана П.Ионовым: «Особенно замечательна по силе и вместе с тем удивительной простоте стиха „Русь советская“. Рисуя картины советской деревни, автор проникается покаянным настроением, остро чувствуя свою ненужность и чуждость новой родине» (газ. «Правда», М., 1924, 24 октября, № 243; вырезка — Тетр. ГЛМ). Г.Лелевич, в свою очередь, как бы продолжил эти слова: «Он, правда еще не в силах <...> запеть по-новому, но для первого шага немало и того, что он почувствовал величие нового, что он разглядел его.
Куда пойдет теперь Есенин? Бесполезно гадать — жизнь покажет. Если он вернется на путь певца старой деревни или кабацкого разгула, он будет конченый поэт. Если же он пойдет далее по своему новому пути, — революция получит нового, чрезвычайно талантливого поэта. Пожелаем ему успехов на этой новой дороге» (журн.
«Октябрь», М., 1924, № 3, сентябрь — октябрь, с. 182; вырезка — Тетр. ГЛМ).
С.П.Постников начал свою рецензию на IV — VIII книжки Кр. нови (1924 года) такими словами: «Когда рассматриваешь книжки журнала, всегда хочется найти такую вещь, которая была бы безусловно хороша, которая бы сама за себя говорила; достаточно указать на нее читателю без всякой похвалы, и он воспримет ее как настоящую вещь, как подлинное художественное произведение. Такой вещью в лежащих передо мною книжках „Красной Нови“ являются стихи Есенина. Когда снова перелистываю я эти книжки, перечитываю отдельные отрывки из рассказов и повестей, то невольно опять и опять возвращаюсь к Есенину. Судите сами. Вот отрывок из стихов его „Русь советская“ <приведены первые 39 строк и часть финала>» (журн. «Воля России», Прага, 1925, <кн.> III, с. 164). И далее: «Есенин называет себя „российским скандальным пиитом“. Для нас в этом нет ничего нового. В русских людях, и особенно талантливых, скандального элемента всегда было много. У Есенина этот элемент носит вполне современный характер: он дебоширует в голодные годы в различных „стойлах“ поэтов, ночью бегает по Москве с ведром краски и переименовывает старые улицы на Есенинские и Мариенгофа; но ему мало Москвы: он скандалит вместе с Дункан по Европе и Америке с тем, чтобы возвратиться на село и сесть с поклоном на деревенскую скамью. Хорошо, если и реакция на это озорство тоже будет русская, т.е. муза его станет глубже и проникновеннее. Так, по крайней мере, было всегда у русских» (там же, с. 166).
Напротив, несколько саркастических слов в связи с «Русью советской» тогда же обронила З.Н.Гиппиус: «...Есенин, в похмельи, еще бормочет насчет „октября“,
но уж без прежнего „вздыба“. „Кудри повылезли“, и он патетически восклицает: живите, пойте, юные!» (газ. «Последние новости», Париж, 1925, 22 февраля, № 1482; подпись: Антон Крайний).
Не обошла поэму Есенина своим вниманием и советская сатира: «...„пиит“ (старенькое слово, специально для рифмы пущенное!) сетует: „И некому мне шляпой поклониться“. А вы бы, товарищ Есенин, попробовали головой кланяться!» (журн. «Крокодил», М., 1924, № 101, с. 6, без подписи; рубрика «Вилы в бок»). Со слов В.А.Мануйлова известна реакция Есенина (сентябрь 1924 года) на подобную же претензию В.Л.Львова-Рогачевского: «Этот педант уверял меня, что шляпой никто не кланяется, кланяются, мол, только головой. Не понял он, что тут все в этой шляпе!» (Восп., 2, 173).
Сразу же по выходе Р. сов. М.Х.Данилов писал: «„Русь советская“ — сборник последних стихов Сергея Есенина, разновременно помещенных в закавказской печати. <...>
В новых есенинских строках есть еще очень много отзвуков прежнего лубочного „мужиковства“, он все еще хочет видеть „Русь“, хотя бы и советскую, и чувствуя, что она уходит, не только грустно сознается в своей ненужности, но даже готов один идти „к неведомым пределам, душой бунтующей навеки присмирев“. Но это, конечно, только невольная рисовка поэта, отрезвляющегося от угарного похмелья творческого беспутства: книжка говорит о другом. <...>
Свежий советский ветер опахнул большую творческую душу Есенина, изболевшую, искалеченную кабацким надрывом.
И в струях этого ветра омылось чудесное дарование Есенина, зазвенело новыми песнями. <...>
И напрасно Есенин утверждает, что „октябрю и маю“ он „лиры милой“ не отдаст.
Он уже отдал ее, сам того не замечая» (Бак. раб., 1924, 25 декабря, № 294; выделено автором).
В 1925 году «Русь советская» не раз упоминалась как в работах, специально посвященных поэту и его новым книгам (Р. сов., Ст24, Стр. сов., И25), так и в обзорных статьях. О ней писали И.М.Машбиц-Веров (журн. «Октябрь», М., 1925, № 2, февраль, с. 144) и И.Н.Розанов (журн. «Народный учитель», М., 1925, № 2, февраль, с. 114–115; подпись: Андрей Шипов), А.К.Воронский (журн. «Прожектор», М., 1925, № 5, 15 марта, с. 26) и А.Лежнев (газ. «Правда», М., 1925, 15 марта, № 61; вырезка — Тетр. ГЛМ), Ф.А.Жиц (Кр. новь, 1925, № 2, февраль, с. 282–283; вырезка — Тетр. ГЛМ) и А.П.Селивановский (журн. «Забой», Артемовск, 1925, № 7, апрель, с. 16), Б.Маковский (газ. «Полесская правда», Гомель, 1925, 17 мая, № 111; вырезка — Тетр. ГЛМ) и А.А.Туринцев (журн. «Своими путями», Прага, 1925, № 6/7, май-июнь, с. 26), С.А.Селянин (газ. «Рабочий край», Иваново-Вознесенск, 1925, 28 июля, № 168; вырезка — Тетр. ГЛМ) и анонимный рецензент («Красная газета», веч. вып., Л., 1925, 28 июля, № 185; вырезка — Тетр. ГЛМ), В.А.Красильников (журн. «Книгоноша», М., 1925, № 26, 31 июля, с. 17) и Г.Лелевич (газ. «Ленинградская правда», 1925, 9 августа, № 180), Г.Г.Адонц (журн. «Жизнь искусства», Л., 1925, № 35, 1 сентября, с. 9–10; вырезка — Тетр. ГЛМ) и К.В.Урлин (газ. «Нижегородская коммуна», 1925, 1 октября, № 224), А.Я.Цинговатов (журн. «Комсомолия», М., 1925, № 7, октябрь, с. 64) и А.И.Зонин (журн. «Комсомолия», М., 1925, № 8, ноябрь, с. 53). Авторы этих работ — за исключением А.А.Туринцева — не выходили
из того круга суждений о поэме, который был только что проиллюстрирован примерами отзывов 1924 года.
Наиболее развернуто изложили свое впечатление о «Руси советской» в 1925 году А.Лежнев и В.А.Красильников. В «Литературном обзоре» первого читаем: «...поэт разрывает заколдованный круг личной лирики и как будто впервые замечает то, чего прежде не видел: новую Россию. <...> Он, правда, еще не совсем разобрался в новом, смотрит на это новое со стороны, но все-таки как друг, а не как безразличный человек <...>. Идеологической эволюции поэта соответствует формальная его эволюция. <...> Поэт все дальше отходит от имажинизма к классическому стиху, к Пушкину» (ПиР, 1925, № 1, январь, с. 130). Мнение А.Лежнева не было, однако, разделено В.А.Красильниковым; «И в 24-м, заглянув к своим тополям, Есенин увидел: <...> старый хозяин деревни — старый быт ссутулился, одряхлел, и вот последние слова возвратившегося блудного сына <цитируются строки от «Вот так страна!» по «...сам я тоже здесь не нужен»>.
Новгородским удалым молодцом по прозванию Васька Буслаевич проходит жизненный путь поэт С.Есенин. В свое время пошутил он достаточно шуточек немалых и так же, как Васька, почуял необходимость свою „душу спасать“, прощенья просить. Оказалось, только не у кого просить ему прощенья, и ходит он нераскаянным грешником, пока не найдет какой-нибудь камень „мал-невелик“, где бы разбить свою голову.
Стихи Есенина 24-го года говорят о том, что какой-то камень поэту подвернулся. Вполне осознав, что у него „не осталось любви ни к деревне, ни к городу“, Есенин хочет заняться воспеванием своей особенной части земли, с „названьем кратким Русь“. Окажется ли эта Русь проклятым
камнем, лежащим при новой дороге, покажет будущее» (ПиР, 1925, № 7, октябрь — ноябрь, с. 121–122).
Русь советская. — Произведение создавалось в то время, когда Есенин продолжал работу над отрывком из поэмы «Гуляй-поле», позже озаглавленным «Ленин» (см. ниже с. 439–449 наст. тома). Читая в связи с этим материалы о вожде, поэт не мог пройти мимо статьи А.К.Воронского «Россия, человечество, человек и Ленин», к тому же начинающейся пересказом разговора с Есениным (подробнее о ней см.: Куприяновский П.В. «...Но есть Ленин». — журн. «Подъем», Воронеж, 1985, № 8, август, с. 136, 139). Критик, в частности, писал: «...теперь, на глазах наших, растет и лезет изо всех щелей Русь новая, советская, Русь кожаных людей, звездоносцев, красных шлемов <...>, у кого на степной полевой загар легли упрямые тени <...>, а в лесных, голубых, васильковых глазах сверкает холод и твердость стали...» (Прож., 1923, № 14, 31 августа, с. 18). Вероятно, смысл и пафос этих слов оказались созвучными раздумьям самого Есенина о новой России и сыграли роль при выборе им названия для поэмы.
Сахаров Александр Михайлович (1894–1952) — один из близких друзей Есенина, издательский работник (в 1922 году выпустил есенинского «Пугачева»). Впоследствии был репрессирован, умер в ссылке. Оставил несколько вариантов воспоминаний о Есенине, один из которых опубликован (газ. «Вечерний Ленинград», 1990, 3 октября, № 229). В мае 1924 года сопровождал Есенина в его поездке в родное село.
...вернулся в край... в котором не был восемь лет. — На самом деле Есенин побывал в Константинове четырьма годами ранее, в конце апреля — начале мая 1920 г.
Есть сведения и о других его поездках в родное село в 1921–1922 годах.
Волость — здесь: здание сельского административного правления.