ЧЕРУБИНА ДЕ ГАБРИАК
1887—1928
Черубина де Габриак — псевдоним Елизаветы Ивановны Васильевой (урожденной Дмитриевой), героини самой знаменитой мистификации в русской поэзии начала XX века. Дочь учителя, сама учительница; М. Цветаева вспоминала, как в ее классе на вопрос попечителя детям: «Кто же ваш любимый русский царь?» — все хором ответили: «Гришка Отрепьев!» В 1908 г. училась в Париже, здесь сблизилась с молодым Гумилевым (после его гибели посвятила его памяти несколько трогательных стихотворений). Писала мистические стихи, блестяще четкие по форме (строфу «Золотой ветви» потом популяризировал Северянин, назвав ее «лэ») с католическими, масонскими и позже теософскими мотивами в содержании. Не пыталась печататься, но ее друг Максимилиан Волошин (которому посвящена «Золотая ветвь») посоветовал ей в 1909 г. послать в новосозданный журнал «Аполлон» стихи за подписью «Черубина де Габриак», а сам распустил слух о юной поэтессе, затворнице-красавице из знатного рода (Дмитриева была некрасива, болезненна), воспитанной в монастыре, и т. д. Стихи имели в «Аполлоне» шумный успех, были напечатаны двумя циклами (один с орнаментами Е. Лансере); редактор «Аполлона» С. К. Маковский заочно влюбился в Черубину. Мистификацию грубо раскрыл Гумилев, Волошин дал ему пощечину, состоялась скандальная дуэль, но без жертв. После этого Черубина-Васильева поневоле перестала печататься, хотя писала до конца жизни.
В 1920—1921 гг. она в Екатеринодаре вместе с С. Я. Маршаком организовала театр для детей, писала для него пьесы (отчасти совместно с Маршаком); по возвращении в Петроград работала в ТЮЗе, в библиотеке Академии наук, выпустила книжку для детей о Миклухо-Маклае. Сосланная в 1927 г. в Ташкент (за участие в антропософском обществе), она написала там последний цикл стихов «Домик под грушевым деревом» от лица китайского поэта Ли Сянцзы; так, начав свой творческий путь с мистификации, она и кончила его мистификацией. «Одной из самых фантастических и печальных фигур в русской литературе» назвал ее А. Н. Толстой.
Изд.: Черубина де Гибриак. Автобиография. Избранные стихотворения. М., 1989.
Наш герб.
«Замкнули дверь в мою обитель...».
«Лишь раз один, как папоротник, я...».
Сонет.
Из цикла «Домик под грушевым деревом»: Китайский веер.
ЗОЛОТАЯ ВЕТВЬ
Моему учителю
Средь звездных рун, в их знаках и названьях
Хранят свой бред усталые века,
И шелестят о счастье и страданьях
Все лепестки небесного венка.
На них горят рубины алой крови;
В них, грустная, в мерцающем покрове
Моя любовь твоей мечте близка.
Моя любовь твоей мечте близка
Во всех путях, во всех ее касаньях,
Твоя печаль моей любви легка,
Твоя печаль в моих воспоминаньях,
Моей любви печать в твоем лице,
Моя любовь в магическом кольце
Вписала нас в единых начертаньях.
Вписала нас в единых начертаньях
В узор Судьбы единая тоска;
Но я одна, одна в моих исканьях,
И линия Сатурна глубока...
Но я сама избрала мрак агата,
Меня ведет по пламеням заката
В созвездье Сна вечерняя рука.
В созвездье Сна вечерняя рука
Вплела мечту о белом Иордане,
О белизне небесного цветка,
О брачном пире в Галилейской Кане...
Но есть провал в чертах моей судьбы...
Я вся дрожу, я вся ищу мольбы...
Но нет молитв о звездном океане.
Но нет молитв о звездном океане...
Пред сонмом солнц смолкают голоса...
Горит венец на звездном Эридане,
И Вероники веют волоса.
Я перешла чрез огненные грани,
И надо мной алмазная роса
И наших дум развернутые ткани.
И наших дум развернутые ткани,
И блеклых дней широкая река
Текут, как сонм, в опаловом тумане.
Пусть наша власть над миром велика,
Ведь нам чужды земные знаки власти;
Наш узкий путь, наш трудный подвиг страсти
Заткала мглой и заревом тоска.
Заткала мглой и заревом тоска
Мою любовь во всех ее сверканьях;
Как жизни нить мучительно-тонка,
Какая грусть в далеких очертаньях!
Каким бы мы ни предавались снам,
Да сбудется завещанное нам
Средь звездных рун, в их знаках и названьях.
Средь звездных рун, в их знаках и названьях
Моя любовь твоей мечте близка,
Вписала нас в единых начертаньях
В созвездье Сна вечерняя рука.
Но нет молитв о звездном океане.
И наших дум развернутые ткани
Заткала мглой и заревом тоска.
<1909>
НАШ ГЕРБ
Червленый щит в моем гербе,
И знака нет на светлом поле.
Но вверен он моей судьбе,
Последней — в роде дерзких волей...
Есть необманный путь к тому,
Кто спит в стенах Иерусалима,
Кто верен роду моему,
Кем я звана, кем я любима.
И — путь бездумья всех надежд,
Неотвратимый путь гордыни;
В нем — пламя огненных одежд
И скорбь отвергнутой пустыни...
Но что дано мне в щит вписать?
Датуры тьмы иль розы храма?
Тубала медную печать
Или акацию Хирама?
<1909>
* * *
Замкнули дверь в мою обитель
Навек утерянным ключом;
И Чёрный Ангел, мой хранитель,
Стоит с пылающим мечом.
Но блеск венца и пурпур трона
Не увидать моей тоске,
И на девической руке —
Ненужный перстень Соломона...
Не осветят мой темный мрак
Великой гордости рубины...
Я приняла наш древний знак —
Святое имя Черубины.
<1909>
* * *
Лишь раз один, как папоротник, я
Цвету огнем весенней, пьяной ночью...
Приди за мной к лесному средоточью,
В заклятый круг приди, сорви меня!
Люби меня! Я всем тебе близка.
О, уступи моей любовной порче,
Я, как миндаль, смертельна и горька,
Нежней, чем смерть, обманчивей и горче.
<1909>
СОНЕТ
Nuestra passion fue
un tragico sonetto.
Моя любовь — трагический сонет,
В ней властный строй сонетных повторений,
Разлук и встреч и новых возвращений, —
Прибой судьбы из мрака прошлых лет.
Двух девушек незавершенный бред,
Порыв двух душ, мученье двух сомнений,
Двойной соблазн небесных искушений,
Но каждая сказала гордо: «нет».
Вслед четных строк нечетные терцеты
Пришли ко мне возвратной чередой,
Сонетный свод сомкнулся надо мной.
Повторены вопросы и ответы:
«Приемлешь жизнь? Пойдешь за мной вослед?
Из рук моих причастье примешь?» — «Нет!»
<1909>
* Наша страсть была трагическим сонетом. — Г. А. Беккер (исп.).
ИЗ ЦИКЛА «ДОМИК ПОД ГРУШЕВЫМ ДЕРЕВОМ»
КИТАЙСКИЙ ВЕЕР
На веере китайская сосна...
Прозрачное сердце как лёд.
Здесь только чужая страна,
здесь даже сосна не растет.
И птиц я слежу перелет.
То тянутся гуси на север.
Дрожит мой опущенный веер.
1927