НИКОЛАЙ БУРЛЮК

1890—1920?

Николай Давидович Бурлюк — поэт и прозаик, младший брат Давида Бурлюка. После херсонской гимназии учился на историко-филологическом и физико-математическом факультетах Петербургского университета. Впервые выступил в 1910 г. в сборнике «Студия импрессионистов» и тогда же в первом футуристическом сборнике «Садок судей I», участвовал и в других нашумевших изданиях гилейцев-будетлян («Пощечина общественному вкусу». «Садок судей II», «Дохлая луна»).

Подписываясь под манифестами своих друзей-футуристов, разделяя их теоретические установки (слово как мифотворчество, расшатывание синтаксиса и метра, повышенная роль словесной массы, помарка как прием и т. д.), на практике Н. Бурлюк был мало похож на правоверного будетлянина. Напротив, его художественные пристрастия могут быть восприняты скорее как рецидив безнадежно архаического (для футуристической тоники) четырехстопного ямба. «Пьяным трубачом неисчислимых весен» называл себя Н. Бурлюк. Его подлинность и самобытность — в непосредственном восприятии природы, в искусстве улавливать и передавать прежде всего ее непроявившиеся, переходные состояния — от зимы к весне, от лета к осени и т. д. «Я люблю гулять ночью, — говорит поэт в одной из страниц своей лирической прозы, — но не в городе. Нет. Я люблю гулять ночью только там, где город обрывается — в парках, по набережным, по крышам» («Артемида без собак»). «Безлюдные», лишенные каких-либо бытовых и социальных примет жизни, стихи эти воссоздают «метафизический» образ поэта-отшельника, живущего в мире «сумрачных тайн», «звезд», «облаков», «солнечных полян», «далеких островов». С похвалой о стихах Н. Бурлюка отзывались Брюсов, Пяст, Гумилев.

* * *

С легким вздохом тихим шагом
Через сумрак смутных дней
По равнинам и оврагам
Древней родины моей,
По ее цветным лесам,
По невспаханным полям,
По шуршащим очеретам,
По ручьям и болотам,
Каждый вечер ходит кто-то
Утомленный и больной,
В голубых глазах дремота
Греет вещей теплотой.
И в плаще ночей широком,
Плещет, плещет на реке,
Оставляя ненароком
След копытом на песке.

1910

556

* * *

Как после этого не молвить,
Что тихой осени рука
Так нежно гладит паука,
Желая тайный долг исполнить,
Как после этого не вянуть
Цветам и маленькой траве,
Когда в невольной синеве
Так облака готовы кануть.
Как после этого не стынуть
Слезами смоченным устам,
Когда колеблешься ты сам,
Пугаясь смерти жребий вынуть.

31 августа 1910

* * *

Что если я, блуждая втуне
По этим улицам и дням,
Веселый странник накануне
Пути к далеким островам.
Что если я совсем случайно
Попал под Северный венец
И скоро выйду наконец
Из жизни сумрачные тайны.
Что если я, заснув в туманах
Печально плещущей Невы,
Очнусь на солнечных полянах
В качаньи ветреной травы.

Сентябрь 1910

* * *

Пред деревом я нем:
Его зеленый голос
Звучит и шепчет всем
Чей тонок день, как волос
Я ж мелкою заботой
Подневно утомлен
Печальною дремотой
Согбен и унижен.

<Осень 1913>

557

Воспроизводится по изданию: Русская поэзия «серебряного века». 1890–1917. Антология. Москва: «Наука», 1993.
© Электронная публикация — РВБ, 2017–2024. Версия 2.1 от 29 апреля 2019 г.