АЛЕКСАНДР ВОЗНЕСЕНСКИЙ

1880—1939

Александр Сергеевич Вознесенский (настоящая фамилия — Бродский) был автором книги «Поэты, влюбленные в прозу» (Киев, 1910), в которой предсказывал, что будущее символизма — в завоевании прозы, на путях Метерлинка, Пшибышевского, Л. Андреева. Это предвещание, как известно, не сбылось, но вполне определило путь автора. Сын уездного врача, учившийся (но недоучившийся) в Москве на двух факультетах, сотрудничавший сперва в киевском модернистском журнале «В мире искусств», потом в столичных «Сатириконе» и «Новом сатириконе», Александр Вознесенский от стихов перешел к рассказам, пьесам и киносценариям. Сборник стихов Вознесенского «Путь Агасфера» (СПб., 1914, переизд. 1916) вышел с предисловием Л. Андреева, который назвал его книгой «философских настроений», занимающей золотую середину между «математичностью» чистой философии и «вагнеровской музыкой» чистых настроений. Действительно, суховатой рационалистичностью стихи Вознесенского напоминают философствующую лирику Минского, Мережковского, З. Гиппиус, а тематикой и стилем — городские стихи II тома Блока. После революции продолжал писать и работать для кино. Незаконно репрессирован, реабилитирован посмертно.

ТРИ ДВЕРИ

Три предо мной раскрыты двери.
За первой дверью — красный грот.
В нем бродят женщины и звери,
И вниз зияет темный ход.

А за второй — при лунном свете —
Ведется легкий хоровод.
Поют в нем ангелы и дети,
И к небу вьется светлый ход.

За третьей дверью — Бог и люди,
Всему есть знак, всему есть счёт,
И перст, не знающий о чуде,
Ведет в прямой, бесцельный ход.

Три предо мной раскрыты двери,
Но ни в одну я не войду.
Я в ходы явные не верю,
Я ходы тайные найду.

684

ИУДА

— Я на тебя пожалуюсь Христу, —
Сказал Иуде раб, им оскорбленный.
Иуда взял орех темно-зеленый
И плюнул скорлупой, оставшейся во рту.

— О, перед Ним ты бросишь свой орех,
Я попрошу, и Он тебя накажет!
Иуда, усмехнувшись, молвил: «Он лишь скажет:
Прости обидчику его невольный грех».

— Тогда прощу... Покуда ж не простил,
Скажу Ему, я не оставлю даром...
Вскочил Иуда и безжалостным ударом
Грозящего раба на землю повалил:

«Теперь иди и жалуйся Ему.
Когда б ты сам простил меня смиренно,
Я ползал бы в слезах у ног твоих презренных;
Теперь я от Него прощенья не приму...»

И выбросив орехи из руки,
Пошел Иуда по дороге пыльной,
А раб привстал и с жалобой бессильной
Побрел к Христу, сжимая кулаки.

КОМУ ПОВЕМ?

Кому повем печаль мою:
Жене иль матери иль брату?
Иль снова в сердце затаю
Свою бессменную расплату?

Моя душа теперь вечна,
Мои слова теперь случайны,
И явь моя темнее сна,
И сны — во власти смертной тайны.

685

Кому повем печаль мою,
И кто со мной ее разделит?
Кто тихо баюшки-баю
Мне напоет и мне постелет?

Жена — чужая, брат — чужой,
И по-чужому мать рассудит...
Пойду я к дочери меньшой:
Та не поймет, но плакать будет.

686

Воспроизводится по изданию: Русская поэзия «серебряного века». 1890–1917. Антология. Москва: «Наука», 1993.
© Электронная публикация — РВБ, 2017–2024. Версия 2.1 от 29 апреля 2019 г.