КЛАРА АРСЕНЕВА
1890—1972
Клара Соломоновна Арсенева (Арсеньева-Букштейн) была одной из многих поэтесс, для которых толчком к творчеству послужило явление Ахматовой («...Я научила женщин говорить — но боже, как их замолчать заставить?» — писала потом Ахматова). Арсенева сумела выделяться из них, не впадая ни в жеманство, ни в небрежность. Родом из Тифлиса, дочь железнодорожного служащего, учившаяся в Петербург и долго жившая в Крыму (где познакомилась с Волошиным), она совпадала с Ахматовой и в декорациях своих стихов: Петербург и приморский юг, — не производя впечатления подражательности. Поэтому ее книжка «Стихи о жизни» (Пг., 1916) выделилась в потоке современной поэтической продукции; З. Гиппиус включила из нее несколько стихотворений в свою оригинальную антологию «88 современных стихотворений». Однако уже следующий сборник Арсеневой (Стихи: Книга 2-я. 1916—1920. Тифлис, 1920) ничего не добавил к ее поэтическому образу, после этого она надолго замолчала. В советские годы Ареснева выступала как переводчица грузинских и иных поэтов и лишь незадолго до смерти выпустила две книжки оригинальных стихов (1958 и 1968), прошедшие незамеченными.
«Город всегда в заботах...».
Мертвый город.
«На воротах на цепи лампада».
* * *
Не знаю, как, не знаю, где бы
Мне этот город позабыть!
От слез моих испили в небе
И захотели вновь испить.
И подвели к воде стоячей,
Где потонули острия
И облик статуи незрячей,
Дворцы и всё, чем брежу я.
Как знал архангел светлоликий,
Чем залучить меня в беду,
И уставлял панель гвоздикой,
Чтоб отравить, когда пройду.
От горьких слез моих испили,
Но чтобы взор других не знал,
И солнце тоже отравили,
И опустили в мой канал.
<1912>
* * *
Город всегда в заботах,
Гул голосов людских.
Выбили на воротах
Западных — чуд морских.
Двери на свет растворим.
Выйду — прибой богат.
Кончится синим морем
Улица «Рыбий скат».
В лавке давно торгую
У старика улов;
Продал звезду морскую
Мне и морских коньков.
Снова ли ты без воли,
Или боишься туч?
Сколько осело соли
Там, где песок гремуч.
У поплавка — у моста
Травки морской нарви.
Видно, уплыть не просто
И от пустой любви!
Клялся возненавидеть,
Да передумал ты...
Нам бы кита увидеть,
Но далеко киты.
<1915>
МЕРТВЫЙ ГОРОД
Задумывал чернокнижник
Узнать, как течет судьба,
И роется город нижний
У западного столба.
Достали большого бога —
С отбитым крылом быка
(На бронзу с ворот чертога
Зеленым легли века),
Верхушку спиральной башни
И лепку с ее террас,
Да чей-то алтарь домашний,
И знали, когда погас.
На узкие канефоры
Ходила смотреть с утра,
Керамики желтой гору
Насыпали у двора...
Как радостен день в заботах
Земных, и как воздух синь!
У нас в городских воротах
Поставили двух богинь.
И в городе верхнем вещи
Приветливы и цветы,
А в нижнем всё зловеще
И — тайно, из темноты.
* * *
На воротах на цепи лампада.
Никаких мне радостей не надо.
Чей-то час, короткий час отстукал,
Из-за стенок вышел серый купол.
Серебро светильное — услада,
И резная длинная ограда.
В чудов двор тропа моя заклята,
И на башне чёрные орлята.
Снег хрустит, а в тишине, направо,
Тоже выпал купол, только ржавый.
И цепями на кресте повешен.
Кто из нас, печальных, не утешен?
Принесу из чаши воздух звездный,
Да из воска розан Деве Слезной.
Тусклым солнцем — красная лампада.
Никаких мне радостей не надо.
<1915>