ТАТЬЯНА ЕФИМЕНКО

1890—1918

Татьяна Петровна Ефименко — дочь П. С. Ефименко и А. Я. Ефименко (первой женщины, получившей в России звание почетного профессора — в Харьковском университете), известных фольклористов и этнографов, исследователей русской общины. Образование получила дома, печататься стала в «Вестнике Европы» и «Русском богатстве» в 1910-х годах, к литературным группам не примыкала, хотя потом, уже посмертно. Городецкий причислил ее к акмеистам за любовь к «вещному миру». Она одна из поэтесс, ярившихся в литературе под влиянием Ахматовой; если К. Арсенева развертывала чувства, пробужденные Ахматовой, в городских декорациях, то Т. Ефименко — в сельских. Из стихов своих, писавшихся как лирический дневник, она сделала для печати строгий отбор наиболее «безличных», чуть архаизированных по стилю, печально-идиллических по тематике; так сложился ее единственный сборник «Жадное сердце» (Пг., 1916). В декабре 1918 г. вместе с матерью была убита бандитами на хуторе в Херсонской губернии, где они жили. Из предлагаемых ее стихотворений последнее печатается впервые (ЦГАЛИ).

* * *

Веселый фавн, изваянный убого
Пастушеским ножом,
Меж двух олив у моего порога
Ты охраняешь дом.

Когда заря потонет в синем мраке
Гирляндой желтых роз, —
Несу тебе я хлеб, вино и маки,
И сыр домашних коз.

Храни мой дом, храни меня и друга:
Жилище — от огня,
Его — от ран, страданий и недуга,
От ревности — меня.

<1916>

* * *

От камней дышит сыростью,
Их солнце не прогрело.
Цветы смешные выросли
У темного предела.

Плетусь я за прохожими,
И дня так пыльно пламя,
А над церквами Божьими
Леса стоят углами.

752

И лестница привешена
От купола сквозная.
Душа моя утешена,
А чем — сама не знаю.

Наш двор, колодец вычищен,
Там цветик и прохлада.
На зов никто не выскочит,
И звать совсем не надо.

1915

* * *

Как нежность ваших слов — острей и глубже зла —
Меня затрагивает больно,
Мы вечер проведем у этого стола,
И этого уже довольно.

К чему иллюзией минутною дразнить
Насторожившуюся душу.
Я не порву меня опутавшую нить
И свой покой я не нарушу.

Часы прилежные размеренного дня
Благоразумию — награда.
Так жизнь течет моя, и так влечет меня
Туда, где выбора не надо.

Так свой сама себе я выбрала удел
Давно, всегда желанный тайно.
И если взгляд мой Вас и Ваше проглядел,
То ведь и это не случайно.

<1916>

* * *

Бесплотного воскресения я не хочу.
Даже в раю
Мне бы домик, открывший навстречу лучу
Дверь свою,
Мне бы садик маленький для меня одной,
Малый сад,
Где, смуглые, осенью над стеной
Плоды висят.
Мне бы травы теплые и теплый песок
Для голых ступней

753

И солнце весеннее для рук и ног
И души моей.
Не страшно Вечности. Я буду дремать
Под милый гам,
Весной и осенью глаза приподымать,
Смотреть по сторонам
На шершавую телку у входа в сарай,
Которой три дня,
На то, как дымится земля сырая,
Цветя и звеня,
На синий луг там вверху Господний,
На облачные межи,
На лес, где, шурша листвой прошлогодней,
Бродят ежи,
На август, золотой и гулкий от пчелок
И спелых полей,
На октябрь, когда вечер уже долог
И утренники белеют.
И стать всему чужой, стать тенью
В невидимой стороне.
Лучше небытие, но бесплотного воскресенья
Не надо мне.

1917

754

Воспроизводится по изданию: Русская поэзия «серебряного века». 1890–1917. Антология. Москва: «Наука», 1993.
© Электронная публикация — РВБ, 2017–2024. Версия 2.1 от 29 апреля 2019 г.