VIII
ПОЛПИСЬМА «ОДНОГО ЛИЦА»

Впервые опубликовано в газете-журнале «Гражданин» (1873. 5 марта. № 10. С. 285—289) с подписью: Φ Достоевский.

Многие реалии статьи «Полписьма „одного лица“» дают возможность установить ее адресата и указать материал, положенный в ее основу. Одним из источников замысла Достоевского послужили полемические выступления газеты «Голос» против первых статей «Дневника писателя» за 1873 г., в частности фельетон (без подписи) «Литературные и общественные курьезы»,¹ другим — развернувшаяся в 1872 г. полемика между «С.-Петербургскими ведомостями» и «Отечественными записками», точнее, между В. П. Бурениным и H. К. Михайловским. Объектом пародии явились тон и полемические приемы фельетонов Буренина, направленных против Михайловского и затрагивавших попутно Г. З. Елисеева, H. А. Демерта, M. E. Салтыкова-Щедрина.

Три месяца спустя после публикации статьи «Полписьма „одного лица“», говоря о Михайловском в «Двух заметках редактора» как об одном из «самых искренних публицистов, какие только могут быть в Петербурге», Достоевский добавлял: «Не мое совсем дело, но я никак не понимаю вражды к нему почтенного г-на Z. из «С.-Петербургских ведомостей», столь упорной и безостановочной. Много раз и искренно сожалел о сем обстоятельстве. Уверен, что оба эти деятеля могли бы совершенно сойтись, если бы не так враждовали друг с другом» (С. 186).²

Полемика началась после данного Михайловским критического анализа либерального направления в русской общественно-литературной жизни. В работе Михайловского сопоставлялись программы русского и европейского либерализма и доказывалась невозможность в России, в данный исторический период, «цельности» и «ясности» либеральной программы. Касаясь ряда выступлений «С.-Петербургских ведомостей» («цвета и красы либерализма»), Михайловский отмечал «несвободу» отношения газеты к фактам жизни и литературы и заданность их трактовки, неопределенность ее направления и т. д. Основываясь же на фельетонах «г-на Z.» (т. е. Буренина), Михайловский писал о нелогичности и безнравственности полемических приемов «С.-Петербургских ведомостей».³ Этому выступлению «Отечественных записок» (и двум

последующим статьям Михайловского)¹ газета посвятила две передовые статьи² и восемь фельетонов Буренина,³ которые и привлекли внимание Достоевского. Возможно, что сам эпистолярный жанр части статьи — «полписьма» — также связан с этой полемикой. Во всяком случае существенно в этом плане следующее замечание в одном из фельетонов Михайловского, адресованное Буренину: «Мне даже так понравилось беседовать с вами, что я думаю на будущее время избрать для своих обозрений эпистолярную форму писем к вам».⁴

Автор «полписьма» имеет два псевдонима. Первый из них — «одно лицо» — дан ему редактором («одно лицо» уже выступало как автор «Записок»: напомним, что «Бобок» имеет подзаголовок «Записки одного лица»), второй — «Молчаливый наблюдатель» — выбран самим автором «полписьма» Конкретный общественно-литературный фон, на котором развивалась полемика Буренина и Михайловского, позволяет объяснить происхождение обоих псевдонимов.

В кульминационный момент полемики состоялся судебный процесс над сотрудниками «С.-Петербургских ведомостей» и «Вестника Европы». Поводом для процесса явилась дуэль между E. И. Утиным и А. Ф. Жоховым в мае 1872 г., в результате которой Жохов от тяжелого ранения скончался. Причиной дуэли послужили необоснованные слухи (источником их был E. И. Утин) о неэтичном поведении Жохова в деле Гончарова, судившегося за распространение прокламаций. Процесс, к которому были привлечены M. M. Стасюлевич, A. H. Пыпин, А. С. Суворин, К. А. Скальковский, E. К. Ватсон, E. В. Роберти и другие, широко обсуждался в петербургской и московской периодической печати. Полностью материалы процесса были опубликованы в «С.-Петербургских ведомостях».⁵ «Отечественные записки» посвятили ему обширную статью H. А. Демерта под симптоматичным заглавием «Наша современная литература и общество».⁶ Одним из привлеченных к следствию был секундант Утина — В. П. Буренин. В материалах процесса фигурировало письмо погибшего к брату. В нем А. Ф. Жохов писал: «Одному лицу Утин говорил, что знает компрометирующие меня факты (оказалось, что это был Буренин)».⁷ Понятие «одно лицо», выделенное курсивом, употребляется вместо имени одного из членов «литературно-либерального» кружка в указанной статье Демерта.⁸

Процесс над сотрудниками «С.-Петербургских ведомостей» и «Вестника Европы» в статье Демерта рассматривался как «снимок нравов и состояния ума если не всего современного русского общества, то по крайней мере некоторой его части».⁹ Главный объект иронии Демерта — характеристика «подсудимого» кружка, данная защитником В. Д. Спасовичем, отметившим, что в кружке все «зорко наблюдают за поступками

друг друга <...> строго следят друг за другом, потому что от этой именно строгости зависит порядочность <...> кружка».¹ Это «наблюдение» членов кружка друг за другом с целью сохранения его «внешней порядочности» рассматривается в статье Демерта как симптом внутреннего неблагополучия. Независимо от трактовки темы «наблюдения» Демертом сам факт обращения к ней Спасовича дает возможность предположить, что из переосмысления слов последнего у Достоевского родился пародийный псевдоним «Молчаливый наблюдатель». Определение же «молчаливый» в нем связано, возможно, с еще одним эпизодом полемики Буренина и Михайловского. В первом своем фельетоне Буренин писал: «Дело выяснения и объяснения „Отечественных записок“ началось таким образом. Я сказал два слова о неприличном молчании почтенного органа по вопросу о классическом и реальном образовании. Редакция „Отечественных записок“ не вынесла моего замечания и кратко заявила, отчего она молчит. В кратком заявлении редакция стремилась дать понять публике: молчу-де потому, что считаю всякие речи тщетными, а молчание полезным и даже в некотором роде многознаменательным. Но публика поняла совершенно ясно, что это вздор и что молчание в данном случае обусловливалось вовсе не многознаменательностью и полезностью его: редакции просто нечего было сказать... Новый принцип полезности молчания в печати прибавил еще один лавр в венке редакции».² В своем следующем выступлении Буренин назвал «Отечественные записки» «почтенным органом молчальников».³

Таким образом, не только адресат «полписьма», но и его автор — лицо собирательное. Важно отметить, что в созданной им антикритике Достоевский использует метод самодискредитации героя (Буренин, послуживший в ряде моментов источником образа «одного лица», выступает против Буренина).

Ощутимо также и авторское стремление дискредитировать героя. В редакторском предисловии к «полписьму» об «одном лице» говорится, что это «человек болезненный», «огорченный и ежедневно себя „огорчающий“» (С. 72). В восприятии им окружающей действительности, в его реакции на нее преобладают «ярость», «горечь», «яд», но есть и «слеза умиления»: «Девяносто процентов на яд и один процент на слезу умиления!». Комплекс ощущений, определяющий мировосприятие «одного лица», уже подвергался Достоевским идейно-художественному анализу: автор «полписьма» находится в несомненной генетической связи с антигероем «Записок из подполья» (ср.: наст. изд. T. 4, С. 453, 462) По-видимому, не случайно понятие «слеза умиления», столь важное в исповеди обличающего и обличаемого парадоксалиста,⁴ делается в «полписьме» собственностью «одного лица», а в редакторском предисловии заключается в кавычки. В характеристику и антигероя «Записок», и «одного лица» вводятся понятия «прекрасного и высокого» (наст. изд. T. 4. С. 455), оба героя наделяются жаждой «чего-то идеального» (С. 73). Следует напомнить, что в примечании к первой главе «Записок

из подполья» Достоевский именует парадоксалиста одним из многих существующих «в нашем обществе» лиц, «представителем еще доживающего поколения», а его исповедь называет «записками» (наст. изд. T. 4. С. 452).

По первоначальному плану редакторское предисловие к «полписьму» было пространнее: в нем излагалось содержание последнего из отвергнутых будто бы фельетонов «одного лица» — ответа его Михайловскому и Буренину — и характеризовалось отношение самого Достоевского к их статьям (см.: XXI, 304—310). Из окончательного текста вся эта тема писателем устраняется. Личный мотив — жалоба на некорректный характер полемических приемов — сохраняется лишь в первом абзаце текста «полписьма»: «Первая половина статьи — моя защита <...> Но, признаюсь, я удержал из первой половины письма лишь несколько слов в разъяснение свиньи»— (XXI, 299).

С. 72. ...который уже отличился раз в «Гражданине» насчет «могилок». — Имеется в виду «Бобок» (Гражданин. 1873. 5. февр. № 6).

С. 72. ...это «лицо» решительно выступает моим защитником против литературных «врагов» моих. — Черновой автограф главы (см.: XXI, 304—311) свидетельствует, что эти «враги» — H. К. Михайловский, выступивший с анализом статьи «Старые люди» «Дневника писателя» за 1873 г. (Отеч. зап 1873. № 1. Отд. II. С. 158—171 ), и В. П. Буренин, напечатавший рецензию на роман «Бесы» (С.-Петербургские ведомости. 1873. 6 и 13 янв. № 6 и 13).

С. 72. ...три «антикритики», две «заметки», три «случайные заметки», одно «по поводу» и, наконец «наставление как вести себя». — Перечень выступлений «одного лица», как и определение их жанра, сделаны, по-видимому, не без ориентации на самопризнания Буренина. Полемизируя с Михайловским, Буренин писал: «...я сделал две-три краткие заметки о том, что он не философ, а скучный болтун» (С.-Петербургские ведомости. 1872. 29. июля. № 205), а также давал разъяснения, касающиеся «общепринятых форм вежливости» (там же. 24 июня. № 170). Обращаясь к Буренину в связи с последним обстоятельством, Михайловский замечал: «...вы снисходительно даете мне уроки относительно условных форм вежливости» (Отеч. зап. 1872. № 7. Отд. II. С. 182).

С. 72. ...весь этот гам журналистов, раздавшийся с появления первого № «Гражданина» сего 1873 года ~ неизвестно почему прекратился, точно так же как неизвестно почему и начался. — Приход Достоевского на пост редактора журнала «Гражданин» привлек внимание едва ли не всей тогдашней периодической печати. Первые статьи «Дневника писателя» стали предметом оживленного обсуждения как в демократической, так и в либеральной и консервативной прессе. Анализу статьи «Старые люди» был посвящен раздел «Литературных и журнальных заметок» H. К. Михайловского (Отеч. зап. 1873. № 1. Отд. II. С. 158—161). В. П. Буренин в «С.-Петербургских ведомостях» (1873. 20 янв. № 20) противопоставил Достоевского-романиста, которого он считал бесспорно талантливым писателем, Достоевскому-публицисту, представлявшемуся ему совершенно несостоятельным: «Г-н Достоевский, как известно, романист, и как романист, как художник, он имеет значение крупное <...> Hе когда г-н Достоевский пускается в область мышления теоретического, когда он желает быть публицистом, философом, моралистом — он тогда ужасен, нет, больше чем ужасен — он невменяем по отношению к здравому смыслу и логике... Г-н Достоевский <...> проводит свою философию, свою мораль отнюдь не через процесс мышления,

а через процесс, если так можно выразиться, нервического выкликания». Внимание Буренина было преимущественно сосредоточено на статье «Среда» (см. выше, С. 14—27). Эта же статья послужила поводом для критического выступления А. С. Суворина в «Недельных очерках и картинках» (С.-Петербургские ведомости. 1873. 25 февр. № 55) и для резких нападок на Достоевского газеты «Голос». Ее обозреватель Нил Адмирари (псевдоним Л. К. Панютина), иронически называя писателя «бывшим либералом», «робким» последователем Скарятина и Мещерского, ставит под сомнение антикрепостнические убеждения Достоевского (см.: Голос. 1873. 14 янв. № 14). Нападки на «Гражданина» в целом и на каждую из публиковавшихся статей «Дневника писателя» продолжались в «Голосе» на протяжении всего января (см.; например: там же. 1873. 18, 21, 25 янв. № 18, 21, 25). См. также: XXI, 399, 402, 414.

С. 72—73. ...меня пугает эта непомерная сила «гражданской энергии» сего сотрудника. — В черновом автографе вместо слов «гражданская энергия» употреблено выражение «гражданская скорбь». Понятие «гражданская скорбь» было широко распространенным в 1860-х годах. H. Ф. Щербина, использовавший его в «Эпитафии И. И. Панаеву» (1862). в 1868 г. замечал: «NB. Болезнь под названием „гражданская скорбь“ была в это время в моде в Петербурге, так что даже смерть некоторых гимназистов и кадетов была приписываема этой болезни» (см.: Щербина H. Ф. Избранные произведения. Л., 1970 С. 290, 574). 27 января в «С.-Петербургских ведомостях» (№ 27) был напечатан фельетон Буренина, в котором мотив «гражданской скорби» — основной мотив творчества Некрасова — расценивался как анахронизм. Варьирование в черновых автографах понятий «гражданская скорбь» и «гражданская энергия» дает возможность полагать, что утвердившееся в окончательном тексте выражение «гражданская энергия» возникло по ассоциации с устойчивым словосочетанием «гражданская скорбь».

С. 73. Всего более удивляет меня ~ чего, собственно, так добивается? — Полемика между двумя петербургскими изданиями началась именно с вопроса о неопределенности «направления». Характеризуя либеральную программу «С.-Петербургских ведомостей», H. К. Михайловский писал: «...отсутствие какой бы то ни было цельной теоретической подкладки заставляет ее (газету — Ред.) качаться из стороны в сторону и мешает ей свободно относиться к явлениям русской и европейской жизни. Она оказывается сборным пунктом всех эмансипированных от ясно сознанных принципов, что и подтверждается примерами» (Отеч. зап. 1872. № 6. Отд. II. С. 316). Этот тезис присутствовал уже в первом выступлении критика (Отеч. зап. 1872. № 5), на которое «С.-Петербургские ведомости» откликнулись утверждением: «У нас возможны только два направления, и то в самых общих чертах: так называемое консервативное с значительной примесью ретроградства и обскурантизма и просветительское, либеральное <...> И кому, спрашивается, известно направление „Отечественных записок“? По какому вопросу высказались они настолько определенно, чтоб можно было назвать их цвет?» (С.-Петербургские ведомости. 1872. 21 мая. № 138). См. также: Галаган Г. Я. «Одно лицо» и его «полписьма» // Достоевский: Материалы и исследования. Л., 1977. T. 3. С. 162—163.

С. 73. ...мелькает какая-то скрытая жажда нежности, чего-то идеального, вера в красоту, Sehnsucht по чему-то утраченному... — «Sehnsucht» («Желание», 1801) — название стихотворения Ф. Шиллера. О мотиве «прекрасного и высокого» см.: наст. изд. T. 4. С. 455, 768.

С. 74. ...и неужели в слове «свинья» ~ в своих апологах. ~ Ибо чем иначе могу объяснить твою мнительность? — Данная часть «Полписьма»,

как и примечание к нему Достоевского, представляют собой ответ на один из еженедельных фельетонов «Литературные и общественные курьезы», опубликованный в «Голосе» (1873. 18 янв № 18). Здесь говорится: «Г-н Достоевский, заразившись атмосферой „Гражданина“, поспешил прежде всего погладить самого себя по голове; затем он обругал не только своих будущих противников, но и антагонистов своего собрата по редакции князя Мещерского. В первом же нумере „Гражданина“ за нынышний год новый редактор называет свой роман <...> „Бесы“ „капитальным произведением“ в русской литературе, своего собрата по „гражданину“, князя Мещерского, иронически обзывает „львом“, а всех других наших публицистов, издевающихся над „львом“, просто „свиньями“...». Изложив содержание приводимой Достоевским во вступлении к «Дневнику писателя» индийской басни, автор фельетона продолжал: «Смысл этой басни, кажется, ясен для каждого. Гордый лев — это не кто иной, как князь Мещерский, а свинья — вся русская литература, вызвавшая доблестного князя на дуэль. Вот что значит меценатство! Едва только князь Мещерский успел выхлопотать для г-на Достоевского редакторство, как г-н Достоевский поспешил отблагодарить патрона публично, величая его львом, а его противников свиньями... К несчастью для князя Мещерского, сам „признательный“ редактор не слишком высокого мнения о „Гражданине“ и его влиянии на публику. „Я сильно подозреваю,— говорит г-н Достоевский,— что „Гражданину“ еще долго придется говорить самому с собою...». Басню г-на Достоевского мы можем легко объяснить басней дедушки Крылова „Лисица и виноград“. Еще бы всей русской публике и всем литераторам не быть „свиньями“, когда они слышать не хотят пустозвонных проповедей князя Мещерского и вряд ли будут читать бред г-на Достоевского! А уж о вызове на литературную дуэль князя Мещерского никто и не подумает. Не стоит-де он этого!» Аполог — краткий аллегорический рассказ из жизни животных, басня.

С. 75. ...министерство Виктории... — Виктория (1819—1901) — королева Англии с 1837 по 1901 г.

С. 75 ...в дружбе с половыми у Палкина... — Константин Палкин — владелец трактира в Петербурге, на углу Невского и Литейного проспектов.

С. 75. ...ты не более, как нанятой борзописец у антрепренера-издателя; ты нанят и обязан его защищать.— Редактором-издателем газеты «Голос», о фельетоне которой идет речь в начале «Полписьма» (см. комментарий к С. 72), с 1863 по 1884 г. был А. А. Краевский (1810—1889).

С. 75—76 Я боюсь, среди сражений ~ Прелесть неги и стыда — Неточная цитата из стихотворения А. С. Пушкина «Из Гафиза» («Не пленяйся бранной славой...», 1829). У Пушкина: