С. 358. А про окончание войны все вдруг начали толковать, не только в Европе, но и у нас ~ изъявили полное согласие. — Рассуждения о мире возникали в Европе в связи с каждой победой русских в русско-турецкой войне. Заинтересованные европейские страны (в первую очередь Англия и Австро-Венгрия) не желали решительных успехов русских войск, поскольку, как понимали на Западе и в России, «мера <...> вознаграждений и уступок определяется размером успехов воюющих сторон» (Сев. вестн. 1877. 31 окт. (12 ноября). № 183). Русские, для которых военная ситуация складывалась благополучно, не спешили с заключением мира. Вопросам условий мирных соглашений посвящены, в частности, статьи Н. Я. Данилевского, которые далее обсуждает Достоевский. Так, в статье «О настоящей войне» Данилевский писал: «...балканские христианские народы получили бы им должное; будущая судьба их была бы устроена и упрочена. Но необходимо еще выполнение некоторых особых условий в видах вознаграждения — как России за ее жертвы, так и самих христианских народов Турции за перенесенные ими страдания. Собственно в вознаграждение военных издержек России — ей должен быть уступлен турецкий броненосный флот, который сделается для Турции бесполезною тягостью, и часть Малой Азии, по крайней мере, Карс и Батум...» и т.д. (Рус. мир, 1877. 2 (14) авг. № 207; см. также: 13 (25) окт. № 279).

С. 358. ...большинство судящих начинает признавать и самостоятельность России ~и право ее заключить мир сепаратный, личный, не призывая Европы... — Об этом со ссылкой на другие издания писалось, в частности, в «Новом времени»: «Осмелится ли кто-нибудь прекословить решениям, которые продиктует низложенной Турции Россия одна,

658

отклоняя всякое вмешательство? <...> Тогда ли не в нашей собственной власти будет получить вполне соответствующее вознаграждение и за все материальное усилие,— вознаграждение даже с лихвою?..» (1877 29 окт. (10 ноября). № 600).

С. 358. ...с большим жаром требуют железных турецких мониторов. — Мониторы (англ. monitor) — бронированные военные корабли с сильной артиллерией. Об этих мониторах, долженствующих по заключении мира перейти в руки России, писал Н. Я. Данилевский в статье «О настоящей войне» (Рус. мир. 1877. 2 (14) авг. № 207).

С. 358. На присоединение Карса, Эрзерума и на право наше ~ многие изъявили полное согласие. — В «Новом времени» со ссылкой на другие издания (рубрика «Среди газет и журналов») по этому поводу писалось: «Карс и Эрзерум, как и Батум, должны остаться в руках России...» (1877 11 (23) ноября. № 613). В следующем номере этой газеты опять-таки с привлечением материалов других изданий говорилось о необходимости присоединения к России Ардагана, Карса и Батума (там же. 12 (24) ноября. № 614) Далее в той же газете («Внешние известия») говорилось: «...ни будущие завоевания России, ни желание ее оставить Карс за собой не встретят никаких препятствий со стороны континентальных держав при окончательном заключении мира» (там же. 15 (27) ноября. № 617). В результате русско-турецкой войны вся Карская область отошла к России.

С. 359. Николай Яковлевич Данилевский, написавший ~ книгу «Россия и Европа», в которой есть лишь одна неясная и нетвердая глава, именно о будущей судьбе Константинополя... — Н. Я. Данилевский (1822—1885) —ученый-естественник и философ, в молодости — фурьерист и участник кружка Петрашевского. Достоевский знал о его капитальном труде «Россия и Европа» еще до выхода книги в свет (она печаталась частями в журнале «Заря» за 1869 г.), с нетерпением ждал ее и спрашивал в письмах А. Н. Майкову и Н. Н.Страхову об отдельном ее издании, которое появилось в 1871 г. Работа Данилевского произвела на Достоевского глубокое впечатление: «Статья же Данилевского, в моих глазах, становится все более и более важною и капитальною. Да ведь это — будущая настольная книга всех русских надолго <...> Она до того совпала с моими собственными выводами и убеждениями, что я даже изумляюсь на иных страницах сходству выводов» (письмо Н. Н. Страхову от 18 (30) марта 1869 г.). Далее, при чтении «России и Европы» в выходящих номерах «Зари», Достоевский с огорчением заметил свое расхождение с Данилевским; «Все назначение России заключается в православии, в свете с Востока, который потечет к ослепшему на Западе человечеству, потерявшему Христа <...> Ну представьте же Вы себе теперь <...> что даже в таких высоких русских людях, как, например, автор «России и Европы» — я не встретил этой мысли о России, то есть об исключительно-православном назначении ее для человечества» (письмо А. Н. Майкову от 9 (21) октября 1870 г.). О Константинополе в первоначальном отзыве Достоевского на книгу ничего не говорится. Видимо, собираясь полемизировать с автором «России и Европы» через восемь лет, Достоевский еще раз заглянул в эту книгу, тем более что к ней отсылал и сам Данилевский в позднейших статьях, о которых далее Достоевский ведет речь (см.: Рус. мир. 1877. № 207. № 309). «Неясная и нетвердая глава <...> о будущей судьбе Константинополя» — глава XII, «Восточный вопрос». В ней Данилевский писал: «...всеславянская федерация — вот единственно разумное, а потому и единственно возможное решение Восточного вопроса» (см.: Данилевский Н. Я. Россия и Европа. СПб., 1871. С. 387). И далее о Константинополе: «Царьград

659

должен быть столицею не России,— а всего Всеславянского Союза» (там же. С. 408).

С. 359. ...напечатал недавно в газете «Русский мир» ряд статей о том же самом предмете. — Статьи Данилевского печатались под разными названиями, хотя все они объединены общей темой — Восточный вопрос. Цикл открывался статьей «О настоящей войне» (Рус. мир. 1877. № 207), затем: «Европа и русско-турецкая война» (№ 279), «Проливы» (№ 289, № 290), «Константинополь» (№ 308, № 309).

С. 360. После превосходных и верных рассуждений, например, о том, что Константинополь ~ как, например, прежде Краков ~ общим городом всех восточных народностей. — См. статью Данилевского «Константинополь» (Рус. мир. 1877. 11 (23) и 12 (24) ноября. № 308 и 309). Рассуждение о Кракове см. в № 309. «По нашему решению задачи,— пишет Данилевский в заключительной части статьи,— назовем его пока идеальным — Константинополь должен быть городом общим всему православному и всему славянскому миру, центром восточно-христианского союза. В этом качестве он будет, следовательно, принадлежать и России...» (там же. 12 (24) ноября. № 309).

С. 360. Великан Гулливер мог бы, если б захотел, уверять лилипутов, что он им во всех отношениях равен...— Гулливер — герой сатирического романа Д. Свифта (1667—1745) «Путешествия Гулливера» (1726).

С. 361. ...когда придут к тому сроки... — Частая у Достоевского реминисценция из книг Нового завета: «...не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в своей власти» (Деяния апостолов, гл. I, ст. 7 и др.).

С. 361. ...а что она, Россия, доросла». И доросла. — Повторяющаяся в этой главке мысль и горячая ее защита вызваны полемикой не столько с Данилевским, сколько с теми утверждениями, появлявшимися на страницах русских газет и журналов, согласно которым Россия еще не готова к освобождению братьев-славян. Ярче всего эта позиция была заявлена журналом «Вестник Европы». Автор «Внутреннего обозрения» этого журнала писал в начале октября: «Нам припоминается <...> то, что говорилось и творилось у нас в печати год тому назад, когда в сентябре, в эпоху всеобщего увлечения сербским вопросом, мы сказали, между прочим: „Мы должны помнить, что, следуя влечению, мы не вправе еще претендовать на выдачу нам аттестата зрелости; свидетельство о ней мы можем получить только за работу внутреннюю, в частностях своих мелкую, но в общем более трудную, чем простое денежное пожертвование и даже чем доблестная, но минутная жертва жизнью за славное дело свободы. Помогайте славянам, но не забывайте и своих дел...“ Многие, может быть, помнят, какую бурю произвели в некоторых органах нашей печати эти наши слова...» (Вестн. Европы. 1877. № 10. С. 822). Соображения такого рода повторялись в статье А. Н. Пыпина «Наша печать и болгарские дела», которую, судя по ноябрьскому выпуску «Дневника», внимательно прочел Достоевский. «В настоящее время,— писал Пыпин,— несомненно ходит в умах представление о национальной связи и солидарности славянских племен; оно играло свою роль в подготовлениях настоящей войны <...> Но, как мы не раз уже о том говорили, дело понимается у нас в большинстве случаев крайне ошибочно и с большой примесью фантазии <...> Теория славянского единства <...> приобрела черты самого непривлекательного обскурантизма, с которым соединяется, как обыкновенно, великое самомнение и отсутствие терпимости

660

<...> в настоящий момент мы едва ли готовы взять на себя роль (руководителей славянства, какими хотят быть наши теоретики, и если возьмем ее, она может оказаться нам еще не по силам. Для этой роли нужно нечто большее, чем то, что может в настоящую минуту представить наше внутреннее общественное содержание» (там же. С. 883—884, см. также, с. 885). Заявления Пыпина, как и другие заявления аналогичного свойства (см., например, статью Е. И. Утина «Болгария во время войны» — Вестн. Европы. 1877. № 11), высказанные вполне безапелляционно, безусловно вызывали раздражение Достоевского, и это чувство диктовало писателю многие утверждения заключительных главок ноябрьского выпуска «Дневника». С полемикой по тем же пунктам, но гораздо сдержаннее, чем Достоевский, выступил в «Новом времени» А. И. Кошелев, опубликовавший в ноябрьских номерах газеты ряд статей под общим заглавием «Настоящий смысл Восточного вопроса» (см.: Нов. время. 1877. 23—25 и 27 ноября (5—7 и 9 декабря). №625—627 и 629. См. также статью А. Зиссермана «Нашим обвинителям» — там же, 13 (25) ноября, № 615).

С. 361. ...изменения близкого, стоящего «при дверях»... — Ср.: «...когда вы увидите все сие, знайте, что близко, при дверях» (Евангелие от Матфея, гл. 24, ст. 33 и др.).

С. 361. Еще недавний спор болгар с патриаршим престолом... — Об этом споре, кратко формулируя его суть и причины, напоминал Данилевский в статье «Константинополь»: «Говорят, что мы сами оттолкнули ее; (константинопольскую патриархию.— В. В.) от себя односторонним покровительством болгар в их распре с греками. Охотно допускаем, что болгары перешли надлежащую меру, что они (впрочем, точно так же, как и их противники) признали вмешательство мусульманской власти в дела православной церкви; выговорили себе несогласное с церковными канонами право иметь самостоятельного главу своей церкви (оставшейся православной) в том же городе, где находится кафедра вселенского патриарха <...> Но что же повело к этому и в чем собственно сущность дела? Не в честолюбивых ли притязаниях греков эллинизировать болгар введением в их церквах богослужения на греческом языке, замещением болгарских архиерейских кафедр исключительно греками, распространением греческих школ среди болгарских населений <...> Не явно ли, что национальное беспристрастие, которое должно бы руководить церковью, носящею название Вселенской, и которым в прежние времена она я отличалась,— было принесено в жертву узким интересам эллинизма так называемой великой идее. Не отголосок ли это тех навеянных с Запада опасений всепоглощающего панславизма, которые так распространились в последнее время между греками и которые дошли до того, что значительная часть эллинской интеллигенции проповедовала союз с Турцией против России и славянства» (Рус. мир. 1877 11 (23) ноября. № 308). Об этом же споре болгар с патриаршим престолом напоминал и автор статьи «Недобитый народ» в «Современном обозрении» «Отечественных записок» (1876. № 9. С. 10—12).

С. 362—363. Я знаю, очень многие назовут такое суждение «кликушеством», но Н. Я. Данилевский слишком может понять то, что я говорю — Достоевский имеет в виду сходные мысли, высказанные самим Данилевским и косвенно отразившиеся, в частности, в том цикле статей, о котором здесь идет речь. Более обоснованным и подробным образом эти Суждения были выражены в книге «Россия и Европа». Обвинения в «кликушестве» по поводу политических убеждений и прогнозов Достоевского

661

действительно раздавались. Достоевский тем более легко мог предвидеть подобную реакцию на свои идеи, что обвинения в «кликушестве» издавна сопровождали все и всякие теории славянофильского толка. Ср., например, стихотворение Н. Ф. Щербины (1821—1869), направленное одновременно и против А. Н. Островского (1823—1886), и против его почитателя А. А. Григорьева (1822—1864), будущего критика и публициста журналов братьев Достоевских «Время» и «Эпоха», «После чтения одной „Элегии — оды — сатиры“» (1854):

Внимая голосу восторженных кликуш,
В себе почуял ты какого-то гиганта
И о себе самом понес смешную чушь <...>
Блеснула с Запада нам света благодать,
Мы к свету истины стремимся всей душою,—
И вот задумали порыв наш задержать
Кликуши вещие татарской стариною!..
(Щербина Н. Ф. Избранные произведения. Л., 1970. С. 263—264, а также 558—559).

Стихотворения Щербины имелись в библиотеке Достоевского.

С. 363. ...но ведь допускает же автор статьи, что Россия могла бы владеть Константинополем одна, пока, временно ~ чтоб после передать его на общее владение народцам... — Ср.: «Константинополь должен быть взят временно в руки России, с тем, чтобы в должное время быть переданным всем тем, которые имеют на него право» (Рус. мир. 1877 12(24) ноября, № 309).

С. 363. И вдруг автор даже и пока не решается доверить России Константинополь ~ и в этом почти перст Божий. — Ср.: «... неожиданно сильное сопротивление Турции есть явление, которое должно считать благоприятным. В нем, как во всем этом деле, начиная с герцеговинского восстания, ясно видна рука Божия, обращающая во благо самые козни врагов...» и т. д. (Рус. мир. 1877. 12 (24) ноября. № 309).

С. 363. ...автор предполагает при этом новом существовании Турции полнейшее влияние на нее России и, так сказать, зависимость Турции от России. — Ср.: «Что касается самой Турции, то, лишенная европейского кредита, флота, дунайских и балканских крепостей и тех подданных, соками которых она питалась, ей не останется ничего иного, как, отбросив мечты о невозвратимом внешнем величии, предаться исключительно заботам о своем возможном еще внутреннем благосостоянии и подчиниться вполне влиянию России» (Рус. мир. 1877. 2 (14) авг. № 207).

С. 364. ...автор почти сошелся, в конце концов, с политическим мнением лорда Биконсфильда, то есть что существование Турции необходимо и уничтожена она быть не может. — Ср. заключение последней статьи Данилевского (Рус. мир. 1877. 12 (24) ноября. № 309) и «Речь лорда Биконсфильда» (там же. 2 (14) ноября. № 299). По мнению Биконсфилда и его единомышленников в Англии и Австро-Венгрии, Россия не имела права начинать войну и европейский мир обеспечен лишь существованием Турции с ее территориальным status quo.

С. 364. «От Турции останется одна тень,говорит Н. Я. Данилевский ~ не только живым, но еще здоровым организмом, пока невозможно (!?)...» — Ср.: «От Турции останется одна тень; но тень эта должна еще до поры до времени отенять берега Босфора и Дарданелл, ибо заменить ее живым, и не только живым, но еще здоровым организмом, пока невозможно» (Рус. мир. 1877. 12 (24) ноября. № 309).

662

С. 364. ...«что занятие Константинополя русскими встретит самое решительное сопротивление со стороны большинства европейских держав». — Не совсем точная передача рассуждения Данилевского. Ср.: «Он (Константинополь.— Ред.) мог бы, пожалуй, быть признан и вольным городом, но под исключительным протекторатом России <...> т.е. с русским гарнизоном и под общим ее административным надзором. Такое решение было бы весьма желательно и вполне удовлетворительно; но нельзя сомневаться, что оно встретит самое решительное сопротивление со стороны большинства европейских держав» (там же).


Ветловская В.Е. Комментарии: Ф.М. Достоевский. Дневник писателя. 1877. Ноябрь. Глава третья. I. Толки о мире. «Константинополь должен быть наш» — возможно ли это? Разные мнения // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в 15 томах. СПб.: Наука, 1995. Т. 14. С. 658—663.
© Электронная публикация — РВБ, 2002—2024. Версия 3.0 от 27 января 2017 г.