1. Ф.М. Достоевский
2. Собр. соч. в 15 тт.
3. Т. 14

С. 425. «Пушкин есть явление чрезвычайное ~ сказал Гоголь». — Достоевский цитирует начало статьи Гоголя «Несколько слов о Пушкине» (1832. Напечатана в 1835 г. в сборнике «Арабески», ч. 1). У Гоголя далее следовало: «...это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет».

С. 428. ...из четырнадцати классов, на которые разделено образованное русское общество — В 1722 г. Петром I была утверждена «Табель о рангах...», согласно которой русское служилое сословие было разделено на четырнадцать разрядов (чинов) — от канцлера до коллежского регистратора (см.: Шепелев А. Е. Отмененные историей. Чины, звания и титулы в Российской империи. Л., 1977. С. 11—12).

С. 428. ...живущими «без закона»... — См. ниже.

С. 428. ...женщина, «дикая женщина», по выражению одного поэта... — В черновом автографе было вписано продолжение: «нашего. Дайте мне женщину, дикую женщину». Возможно, имеются в виду слова поэта Я. П. Полонского из его статьи «По поводу последней повести графа Л. Н. Толстого „Казаки“» (Письмо к редактору «Времени»): «Я был также на Кавказе, также испытал на себе страсть к полудикой женщине...» (Время. 1863. № 3. Отд. II. С. 96).

С. 428. Оставь нас, гордый человек; // Мы дики, нет у нас законов, // Мы не терзаем, не казним. — Слова Старика из поэмы Пушкина «Цыганы» (1824), обращенные к Алеко.

С. 429. Зачем, как тульский заседатель, // Я не лежу в параличе? — Цитата из «Путешествия Онегина».

С. 429. Бес благородный скуки тайной. — Цитируется стихотворение Некрасова «Отрадно видеть, что находит...» (1845):

С. 430. Не такова Татьяна ~ это апофеоза русской женщины... — Это понимание образа Татьяны является развитием и углублением сказанного о ней Белинским, в его девятой пушкинской статье. Критик утверждал: «...едва ли не выше подвиг нашего поэта в том, что он первый поэтически воспроизвел, в лице Татьяны, русскую женщину...» (Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1955. Т. 7. С. 473). Писал он и о замечательных свойствах натуры Татьяны: «Вся ее жизнь проникнута тою целостностью, тем единством, которое в мире искусства составляет высочайшее достоинство художественного произведения». «...Татьяна — существо исключительное, натура глубокая...» (там же. С. 482—484). О расхождении Достоевского с Белинским в оценке решения Татьяны в последней сцене романа см. ниже, примеч. к с. 433.

Образ Татьяны привлекал внимание Достоевского и ранее. В статье «Книжность и грамотность» (1861) содержалась хоть и краткая, но очень высокая оценка: «...тип единственный до сих пор в нашей поэзии, перед которым с такой любовью преклонилась душа Пушкина как перед родным русским созданием...» (наст. изд. Т. 11. С. 95). См.: Фридлендер Г. М. У истоков почвенничества (Ф. М. Достоевский в журнале «Светоч») // «Известия АН СССР». Серия литературы и языка. 1971. № 5. С. 407.

С. 430. ...и ей предназначил поэт высказать мысль поэмы в знаменитой сцене последней встречи Татьяны с Онегиным. — Имеются в виду строфы XL—XLVII в восьмой главе «Евгения Онегина». В «Подростке» (1875) Достоевский писал: «...у великих художников в их поэмах бывают иногда такие больные сцены, которые всю жизнь потом с болью припоминаются,— например, последний монолог Оттело у Шекспира, Евгений у ног Татьяны...» (наст. изд. Т. 8. С. 382).

С. 430. Можно даже сказать ~ кроме разве образа Лизы в «Дворянском гнезде» Тургенева. — На полях наборной рукописи речи о Пушкине эта фраза была вписана Достоевским и имела продолжение: «...и Наташи в „Войне и мире“ Льва Толстого». Затем эти слова были вычеркнуты и не вошли в печатный текст. Но вся эта фраза была полностью произнесена Достоевским в речи 8 июня. Н. Н. Страхов свидетельствовал: «При имени Тургенева зала, как всегда, загрохотала от рукоплесканий и заглушила голос Федора Михайловича. Мы слышали, как он продолжал: «...и Наташи в „Войне и мире“ Толстого». Но никто в зале не мог их слышать, и он должен был остановиться, чтоб переждать, когда утихнет вновь и вновь подымавшийся шум. Когда он стал продолжать речь, он не повторил этих заглушённых слов и потом выпустил их в печати, так как они действительно не были произнесены во всеуслышание» (Достоевский в воспоминаниях современников. М., 1964. Т. II. С. 351).

«Дворянское гнездо» Достоевский ценил выше всех романов Тургенева. В «Дневнике писателя» за 1876 г. упоминания этого романа Тургенева связаны с размышлениями о Пушкине. В февральском выпуске Достоевский утверждал, что все вековечное и прекрасное в типах Гончарова и Тургенева («Обломов» и «Дворянское гнездо») от того, что «они

в них соприкоснулись с народом», и поставил это в прямую зависимость от поворота к народу, который совершил Пушкин (см. наст. изд. Т. 13. С. 44). См. также о Татьяне, женщинах Тургенева и Толстого в июльско-августовском выпуске «Дневника» за 1876 г. (там же. С. 88—89). И. С. Аксаков писал. О. Ф. Миллеру 17 августа 1880 г. о реакции Анненкова и Тургенева на речь Достоевского: «Скажу, впрочем, что оба они, особенно Тургенев, были отчасти (и даже не отчасти, а на две трети) подкуплены упоминанием о Лизе Тургенева. ¹ Ив. Сергеевич вовсе этого от Достоевского не ожидал, покраснел и просиял удовольствием. <...> Некоторые тогда же подумали, что со стороны Достоевского это было своего рода captatio benevolentiae (заискивание — лат.). Это несправедливо. Ровно дней за двенадцать <...> Достоевский в разговоре со мною о Пушкине повторил почти то же, что потом было им прочтено в „Речи“ и также упомянул о Лизе Тургенева, прибавив, впрочем, при этом, что после этого Тургенев ничего лучшего не написал...» (Литературное наследство. М., 1973. Т. 86. С. 514).

С. 430. ...Онегин совсем даже не узнал Татьяну ~ может быть, принял ее за «нравственный эмбрион». — Ср. со словами Белинского из девятой статьи о Пушкине: «Немая деревенская девочка с детскими мечтами — и светская женщина, испытанная жизнию и страданием, обретшая слово для выражения своих чувств и мыслей: какая разница! <...> Да это уголовное преступление — не подорожать любовию нравственного эмбриона!» (Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1955. Т. VII. С. 499).

С. 430. Если есть кто нравственный эмбрион ~ сам, Онегин... — Д. И. Писарев также писал в статье «Пушкин и Белинский» (1865): «Наконец отвращение Онегина к упорному труду <...> составляет симптом очень печальный, по которому мы уже заранее имеем право предугадывать, что Онегин навсегда останется эмбрионом» (Писарев Д. И. Сочинения. М., 1956. Т. III. С. 314).

С. 430. ...«постигал душой все ее совершенства». — У Пушкина:

С. 430. ...в этих мировых страдальцах так много подчас лакейства духовного! Ср. также ниже: ...рабство и лакейство души перед авторитетом.— Лакейство как слепое подчинение авторитету, следование готовой чужой догме относится к выражениям, постоянно применявшимся Достоевским по отношению к либералам—западникам (в «Бесах», в «Дневнике писателя» 1876 г.).

С. 431. ...отправился с мировою тоской своею ~ кипя здоровьем и силою... — Имеются в виду странствия Онегина, описанные в строфах XII и XIII восьмой главы «Евгения Онегина» и в «Отрывках из путешествия Онегина», цитируемых ниже.

С. 431. В бессмертных строфах романа ~ загадочного еще для нее человека. — Речь идет о строфах XVI—XXV седьмой главы «Евгения Онегина».

С. 431. Уж не пародия ли он? — Цитата из строфы XXIV седьмой главы «Евгения Онегина».

С. 431. ...кто сказал, что светская, придворная жизнь тлетворно коснулась ее души ~ светские понятия были отчасти причиной отказа ее

 Онегину? — Имеются в виду, с одной стороны, Белинский, с другой — Писарев. В последнем объяснении Татьяны с Онегиным, по утверждению Белинского, сказалось «все, что составляет сущность русской женщины с глубокою натурою» — задушевность, чистота и искренность чувств. Но критик пишет и о «тщеславии добродетелью, под которою замаскирована рабская боязнь общественного мнения», и что пока Татьяна «в свете — его мнение всегда будет ее идолом» (Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1955. Т. VII. С. 498, 500). Писарев же в своей нарочито-заостренной полемической характеристике Татьяны заявляет более резко: «...отталкивая его (Онегина.— Ред.) из уважения к требованиям света, она презирает „всю эту ветошь маскарада“; презирая всю эту ветошь, она занимается ею с утра до вечера, „свет мне противен, но я намерена безусловно исполнять все его требования“» — так интерпретировал критик слова Татьяны (Писарев Д. И. Сочинения. М., 1956. Т. III. С. 349).

С. 431. Но я другому отдана // И буду век ему верна. — У Пушкина:

С. 431. ...(а не южная или не французская какая-нибудь)... — Современники усматривали в этих словах намек на возлюбленную Тургенева Полину Виардо-Гарсиа.

С. 430—431. Нет, русская женщина смела. Русская женщина смело пойдет за тем, во что поверит, и она доказала это. — Речь идет о подвиге декабристок. Еще в 1854 г. в письме от 22 февраля Достоевский писал М. М. Достоевскому о встрече с А. Г. Муравьевой, П. Е. Анненковой и Н. Д. Фонвизиной на пересыльном пункте в Тобольске в 1850 г.: «Ссыльные старого времени (то есть не они, а жены их) заботились о нас как о родне. Что за чудные души, испытанные 25-летним горем и самоотвержением. Мы видели их мельком, ибо нас держали строго. Но они присылали нам пищу, одежду, утешали и ободряли нас». В «Дневнике писателя» за 1873 г. писатель так выразил свое восхищение: «Мы увидели этих великих страдалиц, добровольно последовавших за своими мужьями в Сибирь. Они бросили все, знатность, богатство, связи и родных, всем пожертвовали для высочайшего нравственного долга, самого свободного долга, какой только может быть. Ни в чем неповинные, они в долгие двадцать пять лет перенесли все, что перенесли их осужденные мужья» (наст. изд. Т. 12). Говоря о высоком нравственном облике русской женщины, Достоевский в июльско-августовском выпуске «Дневника писателя» за 1876 г. вновь напомнил о декабристках (см. наст. изд. Т. 13).

С. 432. Этому-то старику генералу... — Ошибочное представление о возрасте мужа Татьяны было широко распространено в 60—70-е годы. Анализ романа Пушкина в сопоставлении с реальными биографиями военных деятелей той эпохи позволил Н. О. Лернеру сделать вывод о том, что мужу Татьяны было не более 35 лет. «В своей знаменитой речи о Пушкине (1880 г.) он (Достоевский.— Ред.), писал Лернер, несколько раз назвал мужа Татьяны «стариком», «старцем», «старым мужем»; эта старость в глазах писателя увеличивала жертву Татьяниной верности. Жалостливое сердце Достоевского невольно подсказало эту, по существу ненужную, черту, не оправдываемую ни показаниями самого создателя Онегина, ни общеисторическими условиями онегинской эпохи» (Лернер Н. О. Муж Татьяны // Лернер Н. О. Рассказы о Пушкине. Л., 1929. С. 215).

С. 432. ...«с слезами заклинаний молила мать»... — «Евгений Онегин», гл. восьмая, строфа XLVII.

С. 432. А разве может человек основать свое счастье на несчастье другого? ~ Чем успокоить дух, если назади стоит нечестный, безжалостный, бесчеловечный поступок? — Здесь и ниже (см. следующие примечания) отразились идеи, составляющие зерно философско-этической проблематики романов «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы»: утверждение о невозможности достижения высокой цели низкими средствами и общего блага — ценою страдания отдельной личности, о пагубности бесчеловечного поступка для общества и личности самого преступившего, осуждение индивидуализма.

С. 432. Позвольте, представьте, что вы сами возводите здание судьбы человеческой ~ Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии? — Ср. со словами Ивана, обращенными к Алеше, в главке «Бунт» книги «Pro и contra» романа «Братья Карамазовы»: «...представь, что ты сам возводишь здание судьбы человеческой <...>, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице <...> согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги!» (наст. изд. Т. 10).

С. 432. И можете ли вы допустить хоть на минуту идею, что люди ~ согласились бы сами принять от вас такое счастие, если в фундаменте его заложено страдание ~ и, приняв это счастие, остаться навеки счастливыми? — В «Братьях Карамазовых» сходным вопросом к Алеше закончил Иван свое рассуждение о построенном на страдании здании человеческой судьбы: «И можешь ли ты допустить идею, что люди, для которых ты строишь, согласились бы сами принять свое счастие на неоправданной крови маленького замученного, а приняв, оставаться навеки счастливыми?».

С. 432. Скажите, могла ли решить иначе Татьяна, с ее высокою душой... — С самого начала работы над пушкинской речью Достоевский неизменно подчеркивал принципиальную значимость развязки «Онегина». В одном из первых черновых набросков отмечено: «Финал „Онегина“: русская женщина, сказавшая русскую правду,— вот чем велика эта русская поэма». Затем, уже в черновом автографе, новая запись на полях: «...в решении Татьяной вопроса в последней главе романа я вижу мысль и всю правду поэмы, для которой, может быть, она и была задумана» (см. т. XXVI. С. 285.— Курсив наш.— Ред.).

С. 433. ...вопрос: почему Татьяна не пошла с Онегиным, имеет у нас ~ историю весьма характерную... — Достоевский полемизирует здесь с девятой статьей Белинского о Пушкине. Белинский писал: «Вот истинная гордость женской добродетели! Но я другому отдана, — именно отдана, а не отдалась! Вечная верность — кому и в чем? Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освящаемые любовью, в высшей степени безнравственны...» (Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1955. Т. VII. С. 501). В одном из первых черновых набросков к пушкинской речи Достоевский возражал Белинскому: «Тут другой вопрос: не кому и чему отдана, а кому и чему отдаться? Да если б она освободилась, она не пошла бы за ним <...> Если б она верила в него, она бы пошла за ним <...> Но во что было верить Татьяне?» (Т. XXVI. С. 216, 217).

С. 433. ...«счастье было так возможно, так близко!» — «Евгений Онегин», гл. восьмая, строфа XLVII.

С. 433. У него никакой почвы, это былинка, носимая ветром. — Раньше, в статье «Книжность и грамотность» (1861), Достоевский резко выступил

против Каткова, отрицавшего народность Онегина как типического лица (см. наст. изд. Т. 11). В черновом наброске к речи о Пушкине Онегин также «всецело русский человек, русская тоска тогдашнего времени» (см. Т. XXVI. С. 214), но далее добавляется: «Это тоже Алеко — оторванный от почвы» (там же. Курсив наш.— Ред.).

С. 434. ...«крест и тень ветвей над могилой ее бедной няни». — У Пушкина: «Где нынче крест и тень ветвей Над бедной нянею моей...» («Евгений Онегин», гл. восьмая, строфа XLVI).

С. 435. В надежде славы и добра // Гляжу вперед я без боязни... — Начальные строки стихотворения Пушкина «Стансы» (1826).

С. 435. ...за одним, много что за двумя исключениями из самых позднейших последователей его, это лишь «господа», о народе пишущие. — «Одним исключением» Достоевский считал, по-видимому, Льва Толстого. Добавление «из самых позднейших» делает затруднительным отнесение той же оценки к Тургеневу, Некрасову, Островскому. Скорее Достоевский мог иметь в виду под другим Ф. М. Решетникова, а может быть, и Н. С. Лескова. См. также стр. 454.

С. 435. Возьмите Сказание о медведе и о том, как убил мужик его боярыню-медведицу... — Имеется в виду пушкинская «Сказка о медведихе» (1830?). Достоевский писал о ней и в декабрьском выпуске «Дневника писателя» за 1877 г. «Сказку о медведихе» и «Пророка» он читал на литературно-музыкальном вечере в Москве 8 июня 1880 г.

С. 435. Сват Иван, как пить мы станем... — Начальные строки стихотворения Пушкина 1833 г.

С. 435. ...не было бы Пушкина, не было бы и последовавших за ним талантов. — Эта мысль была высказана Достоевским уже в «Дневнике писателя» за 1877 г. В главке, посвященной характеристике «Анны Карениной», он утверждал: «Бесспорных гениев, с бесспорным „новым словом“ во всей литературе нашей было всего только три: Ломоносов, Пушкин и частию Гоголь. Вся плеяда эта (и автор „Анны Карениной“ в том числе) вышла прямо из Пушкина...».

С. 436. Но укажите хоть на одного из этих великих гениев, который бы обладал такою способностью всемирной отзывчивости, как наш Пушкин. См. также стр. 145—146: Пушкин лишь один изо всех мировых поэтов обладает свойством перевоплощаться вполне в чужую национальность. — Идея Достоевского о «всеотзывчивости» Пушкина представляет переосмысление идей Белинского и Гоголя о «протеизме» Пушкина. (Ср.: Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1955. Т. VII. С. 333; Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. М., 1949. Т. VIII. С. 384).

С. 436. И эту-то способность ~ он именно разделяет с народом нашим, и тем, главнейше, он и народный поэт. — Эта получившая законченное выражение в речи о Пушкине идея развивалась Достоевским с начала 60-х годов. Первая часть статьи «Книжность и грамотность» (1861) была посвящена горячей полемике по вопросу о народности Пушкина с ее отрицателями — М. Н. Катковым, С. С. Дудышкиным и отчасти с Белинским. В ней выявился и особый аспект в понимании писателем существа народности великого поэта: Пушкин народен как провозвестник «общечеловеческих начал», свойственных русскому народу (см. наст. изд. Т. 11). В декабрьском выпуске «Дневника писателя» за 1877 г., в главке «Пушкин, Лермонтов и Некрасов», Достоевский еще более определенно связывает народность Пушкина с преклонением «перед правдой народа русского», состоящей из всечеловечности, всемирной отзывчивости, стремления к всеединению (см. С. 397—404).

С. 437. ...сцены из «Фауста»... — Имеется в виду пушкинская «Сцена из Фауста» (1825).

С. 437 ...баллада «Жил на свете рыцарь бедный». — Эту балладу, с образом героя которой соотнесен Мышкин, читает Аглая в романе «Идиот» (см. наст. изд., т. 6).

С. 437. Перечтите «Дон-Жуана»... — Имеется в виду «Каменный гость» (1830).

С. 437. Какие глубокие, фантастические образы в поэме «Пир во время чумы» — страдальческое предчувствие своего грядущего. — «Маленькая трагедия» «Пир во время чумы» (1830) навеяна сценой из драмы английского поэта Дж. Вильсона (1755—1854) «Чумный город» (1816).

С. 437. Однажды, странствуя среди долины дикой ~ в то, во что они поверили. — Достоевский имеет в виду стихотворение Пушкина «Странник» («Однажды, странствуя среди долины дикой...», 1835) — переложение отрывка из книги английского поэта и пуританского проповедника Джона Беньяна (1628—1688) «Путь паломника» (1678— 1684. Первый русский прозаический перевод 1782 г.). В библиотеке Достоевского было это сочинение Беньяна,— вероятно, русский перевод 1878 г. под заглавием: «Путешествие пилигрима в небесную страну и духовная война». См.: Благой Д. Джон Беньян. Пушкин и Лев Толстой. // Благой Д. От Кантемира до наших дней. М., 1972. Т. 1. С. 334—365. Достоевский читал пушкинского «Странника» в салоне Е. А. Штакеншнейдер. «Ересиархом» и «сектатором» Достоевский называет Беньяна как фанатического приверженца учения пуританской церкви.

С. 437. ...религиозные же строфы из Корана или «Подражания Корану» — грозная кровавая сила ее? — Речь идет о цикле стихотворений Пушкина «Подражания Корану» (1824). Мотивы и образы «Подражаний Корану» были использованы Достоевским в романе «Преступление и наказание», «Подросток» и «Братья Карамазовы». Характеризуя «Подражания Корану» как «религиозные» строфы (как и усматривая в «Страннике» отражение «религиозного мистицизма»), Достоевский переосмыслял эти произведения в духе своего мировоззрения: на самом деле Пушкина в Коране, как и в книге Беньяна, привлекали в первую очередь их яркая образность и поэтическое содержание, которые давали поэту широкий простор для лирико-философских и биографических ассоциаций.

С. 437. А вот и древний мир, вот «Египетские ночи» ~ съедающей своего самца. — В этих словах кратко изложено то понимание поэмы о Клеопатре из повести Пушкина «Египетские ночи» (1835), которое было развито Достоевским в статье «Ответ „Русскому вестнику“» (Время. 1861. № 3; см. наст. изд. Т. 11). Эта статья, как и две предшествовавшие ей,— «Образцы чистосердечия» и «„Свисток“ и „Русский вестник“»— были посвящены полемике Достоевского с журналом М. Н. Каткова «Русский вестник» по поводу женского вопроса в связи с выступлением на литературном вечере в Перми Е. Э. Толмачевой с чтением импровизации итальянца из повести Пушкина. Достоевский обращался к «Египетским ночам» и ранее — в «Неточке Незвановой», «Преступлении и наказании» и «Идиоте».

С. 438. В самом деле, что такое для нас петровская реформа ~ Ведь не была же она только для нас усвоением европейских костюмов ~ Петр несомненно повиновался некоторому затаенному чутью, которое влекло его, в его деле, к целям будущим... — Ср. со статьей 1861 г. «Книжность и грамотность»: «В деле Петра (мы уже об этом теперь не спорим) было много истины. Сознательно ли он угадывал общечеловеческое назначение русского племени, или бессознательно шел вперед, по одному чувству, стремившему его, но дело в том, что он шел верно» (наст. изд.

Т. 11. С. 102—103). См. также: Кийко Е. И. Белинский и Достоевский о книге Кюстина «Россия в 1839» // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1974. Т. 1.С. 189—200; Кайгородов В. И. Об историзме Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1980. Т. 4. С. 27—40.

С. 439. Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени ~ стремления нашего к воссоединению людей. — Взаимоотношения России и Европы, историческое предназначение России — вопрос, постоянно возникавший перед Достоевским в романах и письмах,— главнейшие темы «Дневника писателя» за предшествующие годы. В «Дневнике писателя» за 1877 г. утверждалось: «Европа нам почти так же всем дорога, как Россия; в ней все Афетово племя, а наша идея — объединение всех наций этого племени...» (наст. изд. Т. 14. С. 26). Так же определенно сформулировал Достоевский сходную мысль и позже — в «Дневнике писателя» за 1881 г. («Европа нам тоже мать, как и Россия, вторая мать наша; мы много взяли от нее, и опять возьмем, и не захотим быть перед нею неблагодарными»), напомнив о сказанном им в речи о Пушкине.

С. 439. Ибо, что делала Россия во все эти два века в своей политике, как не служила Европе... — Этот тезис Достоевского вызвал возражение критиков, в частности А. Д. Градовского, который писал: «Признаемся, это „служение“ вызывает в нас нерадостное чувство. Время ли Венского конгресса и вообще эпохи конгрессов может быть предметом нашей „гордости“? То ли время, когда мы, служа Меттерниху, подавляли национальное движение в Италии и Германии и косились даже на единоверных греков? И какую ненависть нажили мы в Европе именно за это „служение“!» (Голос. 1880. 25 июня. № 174). О взаимоотношениях России и Европы Достоевский писал в «Дневнике писателя» за 1876 г. Более полное завершение позиция писателя получила в «Дневнике писателя» за 1881 г. (см. выше, с. 472).

С. 440. ...эту нищую землю «в рабском виде исходил благословляя» Христос. — Достоевский перефразирует заключительную строфу стихотворения Ф. И. Тютчева «Эти бедные селенья...» (1855):

Из стихотворений Тютчева Достоевский более всего и постоянно цитировал это стихотворение.