1. Н. С. Лесков
2. Собр. соч. в 11 тт.
3. Т. 11

ДЕВОЧКА ИЛИ МАЛЬЧИК?
(ДЕСЯТЫЙ ГРЕХ НЕДОСТОВЕРНОГО
ШТАНДЕЛЯ)

Г-н Штандель напечатал 31 октября в «Русском курьере» большие возражения против сделанных мною указаний на фактические неточности и ошибки, допущенные им 4 сентября в описании жизни и общества в Ясной Поляне. Замечаниями моими г. Штандель нимало не убеждается и не конфузится того, что он написал 4 сентября о яснополянском доме, — напротив, он желает сконфузить других, а на меня подействовать своими убеждениями. Полезный урок всегда хорошо получить от всякого, в каком бы возрасте ни находился поучающий, но опытность заставляет принимать всякое поучение с обсуждениями и с поверкою.

Г-н Штандель в новой статье своей (31 октября) пишет, что он наблюдал хорошо и в том, что у него случились ошибки и неточности, — не он виноват: мог-де и Лев Николаевич «переврать» фамилию. Марья Александровна и другие друзья Льва Николаевича теперь наводят г. Штанделя на воспоминание об «одичалых свиньях», которые испугали этого молодого человека в Ясной Поляне, а мне он замечает, что для наблюдений отнюдь не всякому человеку нужно много времени. Другому довольно только накинуть глазом или просунуть нос. Г. Штандель говорит: «Когда я вхожу в душную избу, я уже при входе духоту ощущаю; когда я подхожу к выгребной яме, я издали

чувствую запах». Я этому верю, но что г. Штандель верно передает то, что он видел в Ясной Поляне, — этому я не верю, и теперь (после статьи 31 октября) в его основательность становится еще труднее поверить, — и именно вот по какой нижеследующей причине. В статье 31 октября г. Штандель, упомянув о том, как Лев Николаевич Толстой мог «переврать» фамилию не-Гайдукова, — объясняет, как случилось и то, что сам он, г. Штандель, сделал неверное сообщение о г. Кузминском. Он пишет (31 октября): «Относительно г. Кузминского у меня говорилось, что встреченная мною деревенская девочка, указывая на расположенный по горе дом, сказала: «А вона усадьба-то — белый дом — то барина Кузминского». Поверять слов девочки я не имел охоты». Верю, но нельзя делать все только то, на что есть охота, — часто нужно бывает делать и то, к чему обязывает долг, — и это тоже порою выходит интересно и полезно. Этому и в нынешнем случае есть подтверждение. Прочитав, что г. Штандель 31 октября пишет о девочке, я справился с тем, что он писал 4 сентября о мальчике, и нашел, что это тогда было записано не на девочку, а на мальчика. Вот как это место читается в «Русском курьере», 4 сентября, № 244.

«По улице пустота; только собаки лают и заступают дорогу. Встретился еще какой-то босоногий мальчик. «Ясная Поляна?» — спросил я его. Он испуганно метнулся с дороги и неохотно ответил: «Поляна». — «Проводи-ка меня, мальчик, до графской усадьбы, — я тебе пятачок дам». Мальчик остановился».

Они идут, и мальчик (а не девочка) говорит г. Штанделю:

«А вона усадьба-то, белый дом-то барина Кузминского».

Если г. Штандель даст себе труд хоть без охоты проверить, «как у него говорилось», то он увидит, что «говорилось» именно так, то есть на мальчика, а не на девочку.

Г-н Штандель на меня сердится, что я его останавливаю мелочными указаниями на шаткость и сбивчивость его показаний. Что делать? И все дело-то это не очень крупного значения, а когда утрачиваешь к кому-нибудь доверие, тогда уже присматриваешься ко всему,

что характеризует известную личность, но жалко то, что сам г. Штандель все старается еще увеличить сумму своих несообразностей! Зачем он 4 сентября написал, что разговаривал с «босоногим мальчишкой», а теперь уверяет, что это была «девочка», а не мальчик... Это совсем подрывает к нему всякое доверие. А он еще повторяет это два раза: «встреченная деревенская девочка». — «Проверять правдивость слов девочки я не имел охоты».

Последний несчастный опыт должен убедить г. Штанделя, что в его положении не лишнее проверять правдивость даже собственных слов, чтобы мальчики и девочки не прыгали один вместо другой и не становились обличителями крайней сомнительности всего повествования этого недостоверного, но «неунывающего россиянина».