247.
‹МАГАЗИН ДЕШЕВЫХ КУКОЛ›

/... И один из сорока тысяч героев Зощенки сказал:/

— Скучно жить в трудовой республике, граждане и господа. Пресная жизнь. Никчемная. Какая серость, какое убожество! Чего стоят одни названия магазинов: справа «Коммунар», слева — «Сорабкооп». Один только парикмахер «Жорж» — звучит по-европейски, — да и какой это Жорж? — просто паскудный человечишко: хватает клиента за нос, курит и бреет, бреет и курит — прямо в лицо и сует посетителю на предмет ожидания пропыленный, засаленный, жирный от многих прикосновений «Огонек» — продукт американцев с Петровки — Кольцова и Зозули. Скучно жить в одной стране, господа, а какая это страна, вы сами догадываетесь. Какие-нибудь последние болгары или чехо-румыны шьют костюмы на заказ у портных, а мы, как вешалки, пялим на себя готовую, стандартную одежонку — без примерки, в принудительном порядке: в плечах топорщится, в проймах жмет.

А есть другой мир, куда профсоюзника в толстовке и на порог не пустят. Вот извольте надеть наушнички радио, послушать, как пчелкой гудит гавайская гитара, или ‹возьмите› переводной романчик в железнодорожном киоске. Парижская штучка. Дэль-Тэйль. Жанна д'Арк без мистики с трюфелями. Есть еще мир светящихся реклам. «Из страны блаженной, незнакомой, дальней слышно пенье петуха». Петуха фирмы Пате и К‹198›, горластого любителя курочек, темпераментного кино-петуха.

502

Но, друзья мои, не дают нам виз на выезд, так нельзя ли как-нибудь приспособить на парижский манер Петровку? Нет, не спорьте, у Москвы есть кое-какие данные, и комсомолочки бывают недурны, не смейтесь над физкультурой. Пожалуйте сюда, хрюкающие граждане в толстовках, в государственный кинотеатр, кинопаек выдается, как хлеб, по заборным книжкам. Сегодня премьера. Сейчас будет произведена над Москвой совершенно безобидная маленькая операция — очень пикантная и вполне лояльная. Москва будет показана из номера отеля «Савой», где проживает субчик, приехавший в международном вагоне, с неопределенной и весьма заманчивой целью и с весьма большими средствами.

Не беспокойтесь, граждане, ничего преступного не произойдет. Когда же жить, граждане? Раз в жизни нужно полной грудью... Кинорежиссер С.Комаров, сценарист Олег Леонидов, оператор‹ы К.Кузнецов, Е.Алексеев›, художник Родченко и актеры Ильинский и Фогель «сжигают Москву».

«Кукла с миллионами» — новая фильма Межрабпома — это военный клич, это славный боевик, это веселая советская комедия — это вторая часть другой замечательной картины по сценарию Федора Михайловича Достоевского, на одном петербургском кладбище разыгранной свеженькими покойничками — очень молодыми людьми с участием тайного советника и одной девицы — отнюдь не комсомолочки. «Бобок» — называлась та фильма. Помнишь, читатель, словечко «бобок» — бессмысленное словцо кладбищенского веселья?!

Вот уж подлинно: на реках профсоюзных сидели и плакали. Но кто бы мог догадаться, что на Петровке, под самым ЦИТ ом (Центральный институт труда), где Гастев учит, как гвозди молотком загонять по Тейлору, можно устроить «кино-Бобок», заголить по-весеннему советскую Москву — «комсомолочку» (ничего — она молоденькая)!

В Париже умирала старуха-миллионерша. На кардинальской четырехспальной кровати пригорюнилась обезьянка, символ дряхлеющего мира. Начало заграничное, эпохи Макса Линдера. Первые, но весьма обнадеживающие шаги Великого немого. Ильинский в гостях у Макса Линдера:

— Что, брат Линдер, есть о чем поговорить? Тебя, брат Линдер, скоро Чаплин покроет, а у нас, брат Линдер, еще Глупышкин семенит.

Я, французская старуха-миллионерша, завещаю три миллиона не беспутному племяннику, которого дубасит

503

мужеподобная балерина, а двоюродной внучке, русской девчурочке, которую рассеянная мать обронила в корзине на советском вокзале. Документы зашиты в куклу...

Родственники плачут и уходят. Племянники жарят прямо из Парижа в Москву (момент получения виз Леонидовым опущен).

Впрочем, я, должно быть, ошибаюсь. «Кукла с миллионами», наверное, задумана как очень тонкий идеологический гротеск. Родченко, сбежавший из Лефа, даст павильоны эпохи ампирного Пате-Людовика. Режиссер будет долго потеть, выколачивая из Ильинского дурь: еще нелепей, еще беспомощней, еще жалчей, чтоб слезы сострадания к великому десятилетию Глупышкина — довоенного, дофокстротного Чарли хлынули из глаз умиленного зрителя.

И Москва обернулась подлейшей экзотикой.

Двое французиков ищут в Москве комсомолочку с родинкой на плече, чтоб, сочетавшись с ней и в загсе и в костеле, получить теткины миллионы. На Александровском вокзале французик как зверь бросается на кустарный киоск и начинает потрошить русских кукол. Смешно, Олег Леонидов! Другой французик выстраивает в коридоре отеля «Савой» русских девушек, вызванных по объявлению: семнадцать лет, натурщица, родинка на плече, для сепаратного осмотра на предмет означенной родинки. Недостаточно смешно, Олег Леонидов! Московский школьник — этакий беззаботный гамен, каждый день смакующий на улице расклеенные наподобие стенгазет объявления о натурщицах, перемарывает семнадцать на семьдесят семь, и к французику являются жуткие старухи. Ох, не надо! Ужас, отвращение. Надпись: «Скажите, вам, наверное, уже исполнилось семнадцать лет?» Старух вышибают за дверь. Смешно, Олег Леонидов!

Другой французик натаскал тем временем в свой номер со всей Москвы кукол и рубит, режет, потрошит, засучив рукава, как мясник. В «Кукле с миллионами» много кадров, вызывающих физическую тошноту, но этот, помимо воли авторов получивший грубо садическую окраску кадр — один из самых мерзких. А вместо четырех десятков муштрованных по-военному американских длинноногих герльс, вместо этих повзводных цапель высокородного ревю авторы «Куклы с миллионами» нам покажут физкультурных девушек и профсоюзных юношей в трусиках, стреляющих ногами и руками за здоровье Семашки и Подвойского и в усладу «французикам из Бордо».

504

Гоните монету, веселые граждане: вам покажут «кино-Бобок». Вам покажут комсомольцев из «Куклы с миллионами». Это родные братья огорченных парижских родственников. Это какие-то бараны, жующие резину в роскошных ампирных общежитиях и бодающие под невидимой клюквой гранит науки. Эти «комсомольцы» гораздо хуже фривольных парижан. Это пшюты, апаши и сутенеры наизнанку. «Вместо юбки — третий том Бухарина». Вместо кокаина — «стенгазета» с кощунственным распределением краденых миллионов: 500 000 франков на Мопр, остальные на Авиохим, Автодор и прочих святых советского календаря.

Вместо поцелуя в диафрагму — вузовская стипендия имени господина Свидригайлова, в чьем сизом мозгу только и мог зародиться весь этот бред.

/Неужели для них, для этих тупых мещан, этих слащавых мечтателей о западной «роскоши» тратятся советские деньги? Неужели надо «потрафлять» на их вкус? Что вы думаете об этом, «советские» киноработники, творцы всяческих «Кукол»?../

Нет, Глупышкин здесь ни при чем, Глупышкин — не лакей. Он — родоначальник плодотворного кинобезумия, дервиш города, пьяный без вина, нелепый Заратустра асфальтовых площадей.

А кстати, у парижского «редактора» типаж московского пройдохи из кабачка в Доме Герцена. Можно так изолгаться, что и подлинная борода покажется приклеенной.

Любопытен все же в этой картине ее звериный атавизм, ее мышиная гонка, младенческое ощущение кинотемпа не как скорости, а как спешки, столь памятной нам по тому времени, когда в иллюзионах шел сухой целлулоидный дождь, а горничная с метелкой лезла на стену.

Сорок тысяч героев Зощенки с подтяжками в одной руке и пирожным, на котором сделан «надкус», в другой — приветствуют «Куклу с миллионами».

1929


Воспроизводится по изданию: О.Э. Мандельштам. Собрание сочинений в 4 т. — М.: Арт-Бизнес-Центр, 1993. — Т. 2.
© Электронная публикация — РВБ, 2010–2024. Версия 2.0 от 3 октября 2019 г.