244.
Б. С. КУЗИНУ,
10 марта 1938 г.
Дорогой Борис Сергеевич!
Вчера я схватил бубен из реквизита Дома отдыха и, потрясая им и бия в него, плясал у себя в комнате: так на меня повлияла новая обстановка. «Имею право бить в бубен с бубенцами». В старой русской бане сосновая ванна.
Глушь такая, что хочется определить широту и долготу.
Сборы были огромные. Очень трогательное расставание с калининскими хозяевами.
С собой груда книг. М‹ежду› п‹рочим,› весь Хлебников. Еще не знаю, что с собой делать. Как будто еще очень молод. Здесь должно произойти превращение энергии в другое качество. «Общественный ремонт здоровья» — значит, от меня чего-то доброго ждут, верят в меня. Этим я смущен и обрадован. Ставскому я говорил, что буду бороться в поэзии за музыку зиждущую. Во мне небывалое доверие ко всем подлинным участникам нашей жизни, и волна встречного доверия идет ко мне. Впереди еще очень много корявости и нелепости, — но ничего, ничего не страшно! Чуть-чуть не сделался переводчиком. Давали дневник Гонкуров. Потом раздумали. Ничего пока не дали.
Любопытно: как только вы написали о Дворжаке, купил в Калинине пласт‹инку›. Слав‹янские› танцы №1 и №8 действительно прелесть. Бетховен‹ская› обработка народных тем, богатство ключей, умное веселье и щедрость.
Шостакович — Леонид Андреев. Здесь гремит его 5-я
симфония. Нудное запугивание. Полька Жизни Челов‹ека›. Не приемлю.
Не мысль. Не математика. Не добро. Пусть искусство: не приемлю! Здравствуйте (?) же и до свидания.
Еще поговорим.
О. М.
10.III. 1938