Голубые глаза и горячая лобная кость —
Мировая манила тебя молодящая злость.
И за то, что тебе суждена
была чудная власть,
Положили тебя никогда не судить и не клясть.
На тебя надевали тиару —
юрода колпак,
Бирюзовый учитель, мучитель, властитель, дурак!
Как снежок на Москве заводил
кавардак гоголек:
Непонятен-понятен, невнятен, запутан, легок...
Собиратель пространства,
экзамены сдавший птенец,
Сочинитель, щегленок, студентик, студент, бубенец...
Конькобежец и первенец, веком
гонимый взашей
Под морозную пыль образуемых вновь падежей.
Часто пишется казнь, а
читается правильно — песнь,
Может быть, простота — уязвимая смертью болезнь?
Прямизна нашей речи не только
пугач для детей —
Не бумажные дести, а вести спадают людей.
Как стрекозы садятся, не чуя
воды, в камыши,
Налетели на мертвого жирные карандаши.
На коленях держали для
славных потомков листы,
Рисовали, просили прощенья у каждой черты.
Меж тобой и страной ледяная
рождается связь —
Так лежи, молодей и лежи, бесконечно прямясь.
Да не спросят тебя молодые,
грядущие те.
Каково тебе там в пустоте, в чистоте, сироте...