II

В настоящий раздел вошли избранные статьи и очерки, раскрывающие мировоззренческие, эстетические и поэтические принципы Мандельштама. Это статьи из книги «О поэзии», «Разговор о Данте», <«Скрябин и христианство»>, «Пшеница человеческая» и «Гуманизм и современность». Все произведения выстроены в хронологическом порядке.

Первые критические опыты О. Э. Мандельштама относятся к 1908 г.: «Не занимаюсь почти ничем, кроме поэзии и музыки. Кроме Верлэна, я написал о Роденбахе и Сологубе и собираюсь писать о Гамсуне» (из письма к В. В. Гиппиусу от 19 — 27 апреля 1908 г. — ЛО, 1986, № 2, с. 110). Эти тексты не разысканы. С 1910 по 1935 г. статьи, рецензии и очерки Мандельштама появлялись в периодике, особенно часто — в 1922 — 1923 гг. Кроме того, в сер. 1920 — нач. 1930-х годов для ряда издательств им были написаны десятки внутренних рецензий, главным образом на иностранные книги, предлагаемые к переводу.

Первую попытку собрать книгу статей Мандельштам предпринял в 1918 г. (см. план ближайших изданий петрогр. изд-ва «Арзамас». — ЦГАЛИ, ф. 993, оп. 1, ед. хр. 190). Издание не было осуществлено. О подготовке в Госиздате «книги статей литературного и культурно-исторического характера» в 1923 г. сообщали «Россия» (№ 6 (апрель), с. 32), «Лит. еженедельник» (№ 26, 30 июня, с. 16) и «Накануне» («Лит. приложения», № 62 и 63 за 22 и 29 июля). Однако следов такой книги в архивах Госиздата (ЦГАЛИ, ЦГАОР, ЛГАЛИ) обнаружить не удалось. Мандельштам значился и в списке авторов «Критической библиотеки», выпуск которой в 1923 — 1924 гг. планировало харьковское изд-во «Пролетарий» (ЦГАОР УССР, ф. 168, оп. 1, ед. хр. 90а, л. 40). Публикация статей предполагалась и в неосуществленном двухтомном собр. соч. Мандельштама (темпланы ГИХЛ на 1932 — 1933 гг. — ЦГАЛИ, ф. 613, оп. 1, ед. хр. 11, л. 23; ф. 611, оп. 2, ед. хр. 243, л. 121 — 122).

434

Книга «О поэзии» вышла в свет в изд-ве «Academia» в конце июня

1928г. тиражом 2100 экз. Ее открывало следующее предисловие «От автора»: «В настоящий сборник вошел ряд заметок, написанных в разное время в промежуток от 1910 до 1923 года и связанных общностью мысли. Ни один из отрывков не ставит себе целью литературной характеристики; литературные темы и образцы служат здесь лишь наглядными примерами. Случайные статьи, выпадающие из основной связи, в этот сборник не включены. 1928. О. М.». Известно, что, собирая ОП, Мандельштам разыскивал некоторые из своих ранних статей (в частности, «Утро акмеизма» и «Скрябин и христианство»). За исключением «Заметок о Шенье», для всех вошедших в ОП статей известны ранние публикации; при подготовке книги практически все статьи (кроме «Франсуа Виллона») были заново отредактированы автором. Лишь у немногих из статей полностью или частично сохранились черновики («Конец романа», «О собеседнике», «Петр Чаадаев», «Заметки о Шенье»). В архиве Ленингр. гос. ин-та истории искусств, в формальном подчинении которому находилось изд-во «Academia», сохранился НР — наборный экземпляр ОП, подписанный к печати 27 апреля 1927 г. (ИРЛИ, ф. 172, оп. 1, ед. хр. 636), отличающийся от ОП не только текстуальными разночтениями, но и, отчасти, составом. Так, в него входит статья «Буря и натиск» (правда, уже перечеркнутая Мандельштамом в оглавлении), а к статье «Заметки о поэзии» еще не присоединен текст статьи «Борис Пастернак» (что позволяет предполагать наличие еще одной — окончательной — редакции рукописи книги, возможно — на стадии сверки). Из дневника А. А. Кроленко, в 1921 —

1929гг. возглавлявшего изд-во «Academia», известно, что издание ОП горячо поддерживал Ю. Н. Тынянов и что авторский договор был заключен в феврале 1927 г. (ГПБ, ф. 1120).

Сохранилось несколько откликов современников на выход ОП. Так, Э. Г. Герштейн вспоминает: «Впечатление от чтения — потрясающее. Обход девятнадцатого века — или назад, в стройный рассудочный восемнадцатый, или вперед, в неизвестное иррациональное будущее, — наполняли меня апокалипсическим ужасом. Остальные статьи... были близки моему восприятию жизни всем строем мысли и художественным стилем философской прозы Мандельштама» (Герштейн, с. 21). Иной была тональность официальных рецензентов. Так, О. Бескин обозначив Мандельштама как «последнего из могикан «акмеизма», в самом начале ОП усматривает «лирически оформленную ненависть к технической культуре... Город — экстракт современности — ему ненавистен. В срочном порядке он зовет назад... Мандельштама приводят в бешенство материалистические основы XIX века <поэт противопоставляет им XVIII век. — П. Н.>, для похвал и возвеличения которого у Мандельштама прямо слов не хватает» (Печать и революция, 1929, кн. 6, с. 105 — 108). Отсюда — «реакционность теоретико-поэтических настроений» Мандельштама. «Нельзя, — продолжает Бескин о Мандельштаме, — отказать ему в смелости. На рубеже 1929 г., на двенадцатом году Октябрьской революции выступить со стопроцентно идеалистической концепцией мировосприятия — зрелище поучительное и, я бы

435

сказал, даже назидательное... Логика рассуждений Мандельштама должна, естественно, привести его к утверждению антиобщественной поэзии, поэзии экстерриториальной, подчиненной особым «консульским» законам своей же касты (милый XVIII век, когда не было классов, а были одни касты!). Какой же должна быть поэзия?.. Естественно, что автор не обошел в своем сборнике и основы основ поэтического творчества — языка... На помощь приходит теория об эллинистическом духе русского языка, очевидно по своим буйно-дионисиевским свойствам развившегося самостоятельно, в отрыве от истории... Всю нечисть современной марксистской теории и практики сметает Мандельштам на своем пути маленькой книжкой «О поэзии»... Акмеист Мандельштам отказывается ревизовать свои старые позиции. Он предлагает по ним равняться. Но неизменные «акмеистические» теории в 1928/29 г. — мракобесие и реакционность. Поправка на «честность с собой» не спасает положения» (там же).

По мнению Н. Н. Коварского («Лит. современник», 1933, № 1, с. 148 — 150), высказанные в ОП мысли «не попутны ни современной литературе, ни современной лирике. Для меня (и, надо полагать, для любого писателя, критика, поэта нашей страны) неприемлемо то высокомерие, с которым относится Мандельштам к «спекулятивному мышлению», к той борьбе мысли и языка, из которой победителем неизменно выходит мысль... Речь в статье идет ведь не о друзьях, — да и никто не станет (абсурдная мысль!) призывать в союзники спекулятивное мышление символизма, — речь идет о глубоко враждебном нам высокомерии к идее, об утверждении вкуса главенствующим и организующим началом поэзии... Но соль, конечно, не в этом. Главное — в системе, построенной на принципах вкуса, в поэзии, которая, убегая от мысли, строится на второстепенных моментах слова, на вкусе, на эмоциональном тоне, на окраске. И эти принципы полностью реализованы в творчестве Мандельштама. Здесь страшная опасность для современной поэзии, опасность срыва в систему Мандельштама, — тем более страшную, что внешне эта система кажется созданием исключительно высокой культуры... Никакая мысль не одушевляет это прошлое в глазах поэта, — античность и средние века, Гомер и Цицерон, Расин и Бальзак, Венеция и декабристы, Оссиан и Диккенс — все одинаково дорого и одинаково мертво в его глазах. Отсюда возникает система странных ассоциаций и сопоставлений, в которой смешаны все исторические планы, в которой Фронда находится в одной строфе с Горой, Голиаф с Мирабо, Россия, Лета и Лорелея. Не нужно думать, будто эти имена скрывают или, вернее, символизируют подлинное проникновение в глубину определенной исторической эпохи или разных эпох. Здесь нет мысли, здесь нет истории, здесь есть только то ощущение, которое испытывает нумизмат, прикасаясь к металлической поверхности недавно приобретенной старинной монеты. Подлинно, для Мандельштама слово как монета для нумизмата. Напрасно с именем Мандельштама связывались надежды на новую эпоху классицизма в поэзии. Явление, которое скрывается за этим термином, неповторимо... Избави бог кого-либо из современных поэтов от такого переживания мира, от

436

такого отношения к слову! Что за радость освободится от груза воспоминаний, перенеся его в будущее и превратив надежду!»

Сравнение текста ОП с HP и особенно с ранними редакциями входящих в ОП статей указывает на весьма сложную и неоднозначную по мотивации авторскую работу над текстами, во многих случаях подвергшимися весьма серьезной переработке. Она заключалась как в стилистическом и смысловом редактировании (в частности, очевидна установка на снижение антисимволистского пафоса многих статей), так и в правке или купировании текста, носящих явно цензурный или, точнее, автоцензурный характер. Последнее особенно характерно для таких статей, как «Слово и культура», «О природе слова», «Петр Чаадаев». В целом это создает трудноразрешимую текстологическлю коллизию. При подготовке CK, где ОП давалась как цельная и обособленная в самостоятельный раздел книга со сложившейся композицией, была сохранена и позднейшая текстологическая канва (при этом мы ориентировались, однако, не столько на ОП, сколько на ее HP). Это решение встретило немало возражений в откликах и рецензиях на CK. Так, по мнению Э. Г. Бабаева, пострадал прежде всего самый принцип историзма, столь важный для Мандельштама как для поэта: «Нет никакой необходимости принимать переработанный текст 1928 года за выражение последней авторской воли» (Бабаев Э. Г. Мандельштам как текстологическая проблема. — ВЛ, 1988, № 4, с. 204 — 205). «Главный недостаток книги — некритическое использование текстов сборника «О поэзии» (1928), при подготовке которого действовали факторы, препятствовавшие осуществлению авторской воли в полной мере. Это видно по характеру большей части сокращений (нередко значительных по объему), так и по сходным примерам из вышедших в том же году «Стихотворений» Мандельштама. Особенно пострадали статьи «Петр Чаадаев» и «О природе слова», которые следует считать в этой редакции искаженными. Тексты их следовало бы давать по предшествующим публикациям» (Мец А. Г. Поэзия как способ познания мира. — Нева, 1988, № 8, с. 186). О проблематичности поздних редакций «Чаадаева» и «Слова и культуры» см. также: Тоддес Е. А. Мандельштам и его издатели. — ЛО, 1988, № 5, с. 63 — 64.

В наст. изд. входящие в ОП статьи, кроме «Заметок о поэзии», даются по их первопубликациям. Хронологический принцип избавляет нас и от необходимости следовать композиции ОП как цельного произведения, к тому же скрепленного весьма красноречивым «От автора».

Франсуа Виллон (с. 134). — Аполлон, 1913, № 4, с. 30 — 35 (вслед за статьей помещены фрагменты из «Большого завещания» Вийона в пер. Н. Гумилева, ошибочно приписанные Мандельштаму в кн.: Поэты французского Возрождения. Ред. и вступ. статья В. М. Блю-менфельда. Л., 1938, с. 33 — 35). ОП, с. 87 — 97, с датой «1910 г.» (отсутствует в HP) и без разбивки текста на главки. Черн. наброски к статье — CK, с. 271 — 274 (по AM). Печ. по ж. «Аполлон».

Среди книг Мандельштама сохранилось карманное издание «Les poémes de Maistre François Villon. Paris [1906]. Увлеченность образом

437

Ф. Вийона Мандельштам пронес через всю жизнь — ср. очерк «Возвращение» (1923) и ст-ние «Чтоб, приятель и ветра и капель...» (1937).


Воспроизводится по изданию: О.Э. Мандельштам. Собрание сочинений в 2 т. М.: Художественная литература, 1990. Том 2.
© Электронная публикация — РВБ, 2010–2024. Версия 2.0 от 3 октября 2019 г.