Пора вам знать, я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошвея,—
Смотрите, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать,—
Ручаюсь вам — себе свернете шею!

«НАСЛЕДИЕ МАНДЕЛЬШТАМА» (6–7 ОКТЯБРЯ 2001 Г.)

В Принстоне (США) прошла конференция «Наследие Мандельштама», приуроченная к 25-летию с момента передачи в собрание Принстонского университета архива поэта.

Конференция, проводившаяся на двух языках — русском и английском, была организована Славянским отделением университета (М.Вахтель и О.Хэсти) и Мандельштамовским обществом (П.Нерлер и М.Соколова). Спонсоры — Институт Кеннана и различные подразделения Принстонского университета.Конференция в Принстоне

Первый день конференции был посвящен биографии поэта и истории его архива.

С мемуарами об Н.Я. Мандельштам выступили Дж. Мальмстад, Дж.Мэтлок, К.Браун и П.Труппин. К сожалению К. Браун, фактический первооткрыватель Мандельштама для англоязычного читателя, недавно переехал из Принстона в Сиэтл и не смог приехать на эту конференцию. Его воспоминания зачитала К.Эмерсон. Отсутствовали, к сожалению, и Н.Струве, хранивший архив в Париже, и Э.Моссман, в 1976 г. принявший архив и передавший его в Принстонский университет.

На биографической секции О Лекманов (Москва) рассуждал о том, что все биографические свидетельства и факты (а нередко, по сути, и мифологемы) должны быть собраны и аккуратно положены рядом, а читатель сам разберется, сам отделит зерна от плевелов.

А.Устинов (Сан-Франциско) призвал собравшихся вкладывать крупицы опыта и знаний в «коллективную биографию Мандельштама». Его собственной крупицей стали рассуждения вокруг исключения поэта из ленинградского отделения Союза Поэтов 30 сентября 1929 года и сводка интереснейших сведений о соседе Мандельштама по Дому Герцена в 1922–1923 гг. Николае Бренере.

Особенно плотной была секция, посвященная судьбе и истории архива поэта. Ее открыла С. Ивич-Богатырева, рассказавшая о том времени, когда архив находился на хранении у ее отца. Следующие три доклада, по существу, были частями единого целого выступления. Сначала П. Нерлер коротко рассказал об истории мандельштамовского архива, в том числе и о событиях, предшествовавших его попаданию в Принстон.П. Нерлер, В. Литвинов Доклад М.Соколовой был посвящен материалам, связанным с жизнью и творчеством Мандельштама, оставшимся на его родине — в российских государственных и частных коллекциях. «Коллективный архив» Мандельштама хотя и не велик, но все же насчитывает около семи тысяч листов. Собрать его воедино — важная, трудная, но и очень красивая задача, и единственным местом, где такая встреча могла бы и впрямь состояться, является Интернет. О том, как можно подступиться к этой задаче концептуально и технологически рассказал В.Литвинов (Снежинск).

Манифестацией того, чем может послужить для текстологов и интерпретаторов Мандельштама его принстонский архив, стали несколько других докладов. В частности, С.Василенко (Москва), не ограничившись заявленным в программе «Путешествием в Армению», представил собравшимся широкую палитру своих текстологических новаций, которые без преувеличения означали бы подлинную революцию в текстологии и читательском сознании.

Е.Алексеева (Принстон), спроецировала в своем докладе харджиевское издание «Библиотеки поэта» 1973 года на принстонский архив. Различая принципиально рукописи О.М. «холостого» и «женатого» (то есть работающего с голоса, в результате чего списки Н.Я., сделанные при жизни О.М., у Харджиева шли на правах автографов), докладчица отметила разную степень почтения текстолога к имевшимся в его распоряжении текстам, вплоть до контаминации или игнорирования им тех или иных источников в случае женатого поэта.

Второй день конференции был посвящен исследованиям поэтики О. Мандельштама. Б.Гаспаров (Нью-Йорк) свой доклад «Мандельштам и сельское хозяйство» посвятил своеобразной экологический диалектике «сухого» и «мокрого» в мандельштамовских текстах, сделав акцент на воронежских стихах. Попутно он обозначил целый пласт «широких естественно-научных интересов» Мандельштама, мало исследованный по сравнению, например, с геологическим или биологическим пластами. Доклад Ю.Фрейдина (Москва) о проблеме внутреннего и внешнего подтекста у Мандельштама был сконцентрирован на выявлении микроподтекстов, а именно — подтекстов фонетических, то есть «просвечивающих слов» из отброшенных поэтом вариантов. Их смысл нередко, по закону сохранности черновика, может быть обнаружен в оттенках значений оставленных в беловике слов. Э.Рейнольдс (Мэдисон, Висконсин) говорил о традиции интертекстуальности применительно к мандельштамовскому творчеству. С.Гольдберг (Дэвидсон, Сев. Каролина) рассуждал о проблеме освоения Мандельштамом в «Камне» и «Tristia» поэтического наследства «мифопоэтического символизма», а Н.Поллак (Итака) посвятила свой доклад разбору образов Елены и «Не-Елены» («другой» Елены) у Мандельштама и Пастернака. М.Гаспаров (Москва) разобрал перевод 219-го сонета Петрарки. Опираясь на принстонский архив, он выявил три его редакции и измерил параметры их точности и вольности: от редакции к редакции при этом мандельштамолвская «вольность» нарастала. Ю.Зараскина (Принстон) проследила батюшковские коннотации в творчестве Мандельштама и их связь с итальянскими поэтами. Н.Богомолов (Москва) продолжил ту же линию, показав неосновательность мнения о падении в 30-е годы любви Мандельштама к Гумилеву или хотя бы интереса к его творчеству. Н. Богомолов Даже «Путешествие в Армению», в его понимании, пронизано впечатлениями от гумилевской смерти в не меньшей степени, чем от смерти Маяковского. Три заключительных доклада были посвящены не столько влиянию других на Мандельштама, сколько влиянию Мандельштама на современников и литераторов последующих поколений. Так, А.Кобринский (Санкт-Петербург) говорил о В.Шершеневиче как об имажинисте, наиболее близком к акмеизму, чье творческое кредо оказалось в высокой степени сближенным с название его собственного сборника («Чужие песни», 1911). Н.Хрущева напомнила, что В.Набоков в литературе, кроме себя, ценил и выделял всего лишь троих литераторов — Пушкина, Ходасевича и Мандельштама. При этом о последнем он всегда делал характерную оговорку в том плане, что трагическая его судьба сделала его поэтом куда более значительным, чем он на самом деле есть. М.Эскин (Нью-Йорк) разбирал случай берлинского поэта Д.Грюнбайна — представителя не только иной эпохи, чем та, в которой жил Мандельштам, но и другой языковой стихии (тут уместно вспомнить и о Поле Целане).


С 5 по 31 октября была открыта выставка «Наследие Мандельштама» в фойе Отдела рукописей и редких книг Файерстоунской библиотеки Принстонского университета, подготовленная куратором Славянского отделения библиотеки Н.Шапиро (при содействии заведующего отделом рукописей и редких книг Д.Скемера). В экспозиции было представлено около двух десятков объектов, среди которых — поэтические и прозаические автографы О. Мандельштама разных лет, знаменитые «каблуковский» «Камень» 1916 года и «Стихотворения» 1928 года с авторской правкой, подаренные Н.Е.Штемпель, альбом воронежского периода («Наташина книга»), фотографии О.Э. и Н.Я. Мандельштам, ее последнее не отправленное письмо к мужу. На приеме, данном Файерстоунской библиотекой в честь открытия выставки, выступили директор библиотеки К.Трэнер и заместитель председателя Мандельштамовского общества П.М. Нерлер.

[an error occurred while processing this directive] [an error occurred while processing this directive]