НИКОЛАЙ БАЙТОВ

* * *

Свет сквозь ветки тихо висит.
Поздний поезд где-то свистит.
Тени тянут белые выи,
переплывая
ночью Стикс.

Странно спрятан хитрый мой дом,
сшитый до щиколоток хитон. —
Словно саван некий дощатый,
он мне защита,
а я — никто.

Я завязан в куст бузины.
Блики слиплись в тусклые сны.
С листьев льется блеском напрасным
бледный и пресный
вкус росы.

Кто там в комнату внес дрова?
Вспышка спички и звон ведра...
В слабых всхлипах дальнего ветра
только веранда
мне видна.

декабрь 1991

* * *

Готово сердце мое, Боже, готово!
Ходил я взад-вперед при разной погоде.
Свивался снег и развивался в потоки...

Готово сердце мое, Боже, — как странно!
Ограды мокли и ползли тротуары,
туманы падали на крыши и травы.

Готово сердце мое, Боже, как случай
к подушке утром наклоняется ближе,
висит природы бесполезная утварь, —

готово сердце, — наклоняется ближе,
невидимый, — а сам внимательно смотрит,
в мой сон роняя непонятные блики.

Готово сердце осязать его облик. —

Бродил свободный я при разных и многих
царях — и не запоминал их ужимки,
меняя с легкостью одежду и обувь...

Готово, — без конца сквозь стены и крыши
летят бессвязные, как листья, снежинки. —
Опять прошел, — но с каждым разом все ближе...

Вот-вот, готов, и обернешься Ты, Боже.

сентябрь 1986

* * *

Густоваты во времени тени минут —
Налетела ты бурею в дебри мои —
Сжалься, повремени —

Густоваты во времени вспышки проблем:
прахом хищно и бойко торгуют они.

Отвернувшись к стене, не вставая с колен,
налетела ты бурею в дебри мои.

Случай близко сказал и иголку воткнул.
И легонько взглянул случай, падая в ноль.

Слушай, твой ли в стволах этот бегает гул? —
Обернись — и узнаем, тебе ли я внял...

Обернись и присвой.

Без просвета колышется гула толпа.

На коленях помилуй в наплыве минут. —

Откажись и исчезни, исчахни, когда
случай, издали щурясь, в затылок толкнул. —

Сжалься и обернись.

август 1985

* * *

Отойди от костра, отойди от костра, отойди
от костра, отойди от костра, отойди от костра.
Никогда, никогда, никогда не уйдешь от тайги,
одинокой тайги без конца, без конца, без конца.
От холодной воды отодвинь, отодвинь огоньки,
отодвинь огоньки, огоньки, огоньки от винта.
И туман, и туман в одинокую даль отгони,
где знакомая гарь на ветру не видна, не видна.
Где воняет собачья тропа и соболья листва,
и сорочья кедровка воняет, и волчья луна,
и воняет фанера гитары в объедках костра,
и консервная стонет струна, — и туда, и туда,
и туда, и туда, и туда отойди, отвали,
отдуплись наконец и концерт оторви от творца.
Вот конверты твои, вот и версии, вот и твои
имена, иногда номера, иногда адреса.

апрель 1990

* * *

Взять, допустим, червонец, валяющийся у помойки, —
ведь сгодился бы, чтоб отнести и, пожалуй, на книжку
положить... Или взять революцию... или на полке
взять, допустим, какую-нибудь подходящую книжку —
ведь душа все равно не взыграет от всех этих взятий...
Есть, конечно, немало других интересных примеров:
есть отечество, где посреди равнодушных занятий
вянет дружба в груди улыбающихся пионеров,
вянет лето кругом — и тузы золотые слоятся
у порога — и вдоль тротуара до самой помойки...
Есть, конечно, и где погулять, и к чему прислоняться,
если, скажем, устал, или в случае, скажем, поломки..
Есть просторы для мысли, которые даже, огромны. —
Взяв, допустим, гитару, в них можно пойти и, пожалуй,
спеть... — но только душа все белеет, как ангел надгробный
в позе недоуменья с тех пор как плечами пожала.

апрель 1987

* * *

Посылая проклятья свадьбам, семьям, свадьбам,
лопухам гладиолухов белым платьям глупым,
цепенеет язык: опять потеть и спать вам,
да гнилые долины пахать поганым плугом.

Детский садик на даче. Дождик. Съели полдник.
Делать нечего. Спели то, что пели утром.
Стали книжку читать про зоин славный подвиг.
Свет зажгли на террасе — и скоро снова ужин.

Забывая себя от крови, стали, соли,
цепенеет язык в лохмотьях серой пены.
Речи-кони храпят, кося зрачком за шоры,
рыщут вспять и от ужаса сыплют пота перлы.

Делать нечего. Здесь в палисадах астры, флоксы,
гладиолусов пики и флоксов, флоксов трефы.
Никаких именин! Эскадрон! всех штатских, флотских
и других — обдерем хоть в штос, хоть в сек, хоть в преф мы.

август 1987

* * *

Я был свидетелем быстрых коллапсов людей,
я знал, как схлопывалась внутри спираль луча.
И я примеривал иногда такой удел
с трусливой завистью, по прямой себя влача.

Вчера был солнечный юбилей, и мне пришлось
сидеть без дела, но к этой позе я привык —
и вдруг открылось, что прочий мир во мне лишь гость,
еще не знающий кривизны моих прямых.

Наивен друг, понимавший прямо, если с ним
я обнаруживал пониманье на словах:
бессилен я, будто растерявший жесты мим,
который кружится, мнимый смысл во сне собрав.

ноябрь 1987

* * *

Когда смутятся очертанья
ближайших пригородных зон,
усталый ум, едва читая,
уйдет за тонкий горизонт
строки — и тут от поворота
тропинка поведет в овраг,
отрава — белая atropa —
раскинет в дебре аромат. —

И я не знаю, что тогда...
Не понимаю знаков смеха
И страха. Возгласов добра
не помню и не вижу эха.
Не осязаю вкуса зла.
Письмо Татьяны предо мною:
сползаю в яму бреда Молли
И лома дребом вью сполза.

* * *

Давно в колосья вплелся плевел.
Белеет лето в половине.
Меж тем мужает умный клевер
на побуревшей кошевине.

Вы, адекватные лягушки,
плодитесь в квантовом тумане,
как будто это вам игрушки, —
онтологемы над лугами.

февраль 1996

* * *

Каждое утро на протяжении многих лет
я появляюсь на грани травы и воды.
Я убеждаюсь, что у теней отражений нет.
Все это знают, но мало кто делает выводы.

март 1994
Назад Вперед
Содержание Комментарии
Алфавитный указатель авторов Хронологический указатель авторов

© Тексты — Авторы.
© Составление — Г.В. Сапгир, 1997; И. Ахметьев, 1999—2016.
© Комментарии — И. Ахметьев, 1999—2024.
© Электронная публикация — РВБ, 1999–2024. Версия 3.0 от 21 августа 2019 г.