В серии «Итоги века. Взгляд из России» вышла антология «Самиздат века». Книга рассчитана на широкий круг читателей и, по свидетельству составителей, носит характер «просветительской акции», стремящейся охватить все сферы самиздатской деятельности.

Очень своевременная книга... Двадцатый век вот-вот кончится — в самом деле, пора подводить итоги. По всему миру издаются самые разнообразные антологии. И издательство «Полифакт» уже четвертый год с успехом занимается тем же: «Самиздат» — четвертая книга серии, в которой уже вышли «Сказки века», «Фантастика века» и поэтическая антология «Строфы века», составленная Евгением Евтушенко. Очередной том столь же увесист и респектабелен, как и его предшественники: глянцевая бумага, цветная суперобложка, масса иллюстраций. Весь этот антураж составляет разительный и красноречивый контраст с самим предметом исследования: вспомним растрепанные, кое-как переплетенные¹, до дыр зачитанные машинописные сборнички самиздата, ходившие по рукам и в перестроечные восьмидесятые, и в застойные семидесятые, и гораздо раньше. Именно в таком виде приходили к нам романы Набокова, стихи Гумилева и Цветаевой, тексты множества современных поэтов и статьи правозащитников — все, что запрещало государство. Так что антология выглядит как роскошный памятник почившему в бозе самиздату — ибо этого социального явления в России действительно больше нет: книжный и журнальный бум постперестроечных лет и исчезновение цензуры лишили его жизни, и сегодня любой непризнанный гений и даже графоман может выпустить книгу за свой счет, пусть и небольшим тиражом.

Сам термин «самиздат» составителями понимается расширенно: как феномен свободного неподцензурного творчества. Помимо поэзии и публицистики здесь собран фольклор: частушки, песни, шутки, анекдоты, — то есть не самиздат в прямом смысле слова. С другой стороны, далеко не все авторы поэтического раздела реально печатались в самиздате, так что в названии книги видится некоторая натяжка: речь идет скорее о неофициальной культуре (она же «другая» или «параллельная»), чем конкретно о самиздате. Хотя само слово «самиздат» звучит, конечно, символично, как опознавательный знак целой культурной эпохи.

Российская неофициальная культура показана в антологии с разных сторон. Тут и политический, правозащитный самиздат — раздел «Из-под глыб» (в том числе материалы судов над Иосифом Бродским, над Андреем Синявским и Юлием Даниэлем, открытые письма писателей и правозащитников к властям, очерк Натальи Горбаневской), и творчество неформалов, и тексты представителей отечественного рока, и альбомное творчество, и детский фольклор: нескладухи, дразнилки, считалки, садистские стишки... Что полностью отсутствует в книге, так это самиздатская проза — ее предполагается печатать в следующих книгах серии — «Рассказ века» и «Повесть века».

Поэтический раздел антологии — «Непохожие стихи» — самый большой и подробный, и не случайно в предисловии к нему составитель Генрих Сапгир пишет, что книга, по сути, «является антологией русской поэзии второй половины XX века». Далее составитель чистосердечно признается, что «антология получилась поневоле авторская», объясняя это тем, что «объективность не для искусства, скорее, для юриспруденции». С этим замечанием можно было бы и поспорить: должно ли так быть, особенно в таком деле, как подведение итогов века? Рассуждать тут можно сколько угодно, но на практике обычно получается именно так: если поэт составляет поэтическую антологию, вряд ли стоит ждать от него беспристрастности, ведь его взгляд на поэзию — это взгляд изнутри, для объективности же необходима известная дистанция.

Признает Сапгир и то, что антология получилась неполной. Что ж, со времен Козьмы Пруткова мы знаем, что «нельзя объять необъятное», — так что не будем сетовать на отсутствие некоторых не очень громких, но значимых для современного литературного процесса имен (достаточно назвать два из них — Елена Фанайлова и Виталий Пуханов). А вот, например, авторская песня, всегда хранившая дух свободного и живого слова, представлена в книге всего двумя именами². Понятно, что вопрос о том, кого из бардов следует рассматривать в рамках отдельного жанра, а кто имеет отношение к «большой поэзии», остается открытым. Но коли уж есть в книге Окуджава и Галич, то почему нет Высоцкого и Кима, не менее ярких представителей жанра?

Поэтический андеграунд, перекочевавший в 90-е годы из самиздата на страницы малотиражных изданий, явлен миру достаточно широко: наиболее значимыми группами, клубами, рукописными изданиями и персоналиями, — всего здесь собрано более двухсот имен.

Уютным домашним духом веет от вступлений составителя к главкам и подглавкам поэтического раздела, написанных в мемуарно-портретном жанре. Возникает ощущение, что патриарх отечественной литературы Генрих Сапгир с удовольствием составил нечто вроде поэтического семейного альбома, изобилующего трогательными подробностями типа: «Бродский... уже тогда гудел и распевал виолончельным голосом, читая (свою раннюю поэму «Шествие»), а я, каюсь, уснул под хмельком» или «Филарет Чернов был впечатлителен чрезвычайно. Однажды он глянул с балкона второго этажа в овраг и отшатнулся с криком: "Бездна!"».

Раздел «Непохожие стихи» — это в основном малоизвестная поэзия (как и во всей книге, сделан заметный акцент на не самых известных именах и явлениях). И все-таки, даже в этом контексте, странно, что король самиздата, нобелевский лауреат Иосиф Бродский представлен в антологии не самой большой подборкой — всего лишь тремя ранними стихотворениями. Отсутствуют тексты классиков XX века: нет ни Ахматовой, ни Гумилева, ни Мандельштама, ни Хармса — очевидно, именно потому, что поэты Серебряного века и обериуты (равно как и поэты русского зарубежья, которые тоже отсутствуют³) уже прочно заняли свою нишу в мировой культуре, а кроме того, не имело смысла повторять то, что вошло в антологию «Строфы века». Но без этих имен история неофициальной культуры и самиздата, конечно, немыслима. Тут приходит на помощь иллюстративная часть книги, своеобразно дополняющая текстовую: в ней публикуются фотографии поэтов и их рукописных сборников, автографы и другие материалы. Например, тексты Велимира Хлебникова присутствуют в виде надписей на кубиках графического словаря «Звездная азбука» Петра Митурича.

В антологии около тысячи иллюстраций: семь цветных и пятнадцать черно-белых тетрадей. Здесь показано новое русское искусство: от футуристов и вхутемасовцев — до митьков и московского концептуализма, которое в советские годы находилось не в лучшем положении, чем поэтический андеграунд. Но не только произведениями искусства проиллюстрирована эпоха самиздата: есть и граффити, и уличные объявления, и целая подборка фотографий предметов из музея «Творчество и быт Гулага»: рукописный молитвенник, вышитая иконка, картинки безвестных лагерных художников, телогрейка профессора искусствоведения В.М. Василенко... А некоторые детали визуального ряда введены просто в качестве знаков эпохи: например, открытка с красноречивым названием «Магаданский Парк Культуры и Отдыха».

Книга открывается статьей Льва Аннинского, поэтично окрестившего самиздат «светлой тайнописью чумного барака», и завершается статьей Евгения Козловского «Интернет — самиздат сегодня». Так что феномен самиздата предстает перед читателем в самых разных аспектах и интерпретациях. Однако мне, как и составителю поэтического раздела, «Самиздат века» видится прежде всего как поэтическая антология — как поэзия, показанная в социально-культурном контексте. Во всяком случае, очень ценно то, что здесь впервые открыты для широкой публики многие и многие малоизвестные имена, а некоторые авторы вообще публикуются впервые.