— Господи боже мой, вот уже четвертый месяц живу в Петербурге, таскаюсь по всем передним, кланяюсь всем канцелярским начальникам, а до сих пор не могу получить места. Я весь прожился, задолжал, а я ж отставной, того и гляди в яму посодят.
— А по какой части собираешься ты служить?
— По какой части? Господи боже мой! да разве я не русский человек? Я на все гожусь. Разумеется, хотелось бы мне местечка потеплее; но дело до петли доходит, теперь я и всякому рад.
— Неужто у тебя нет таки ни единого благодетеля?
— Благодетеля? Господи боже мой! да в каждом министерстве у меня по три благодетеля сидят. Все обо мне хлопочут, все обо мне докладывают, а я все-таки без куска хлеба.
— Служба тебе, знать, не дается. Возьмись-ка за что-нибудь другое.
— А за что прикажешь?
— Например, за литературу.
— За литературу? Господи боже мой! в сорок три года начать свое литературное поприще.
— Что за беда? а Руссо?
— Руссо, вероятно, ни к чему другому не был способен. Он не имел в виду быть винным приставом. Да к тому же он был человек ученый, а я учился в Московском университете.
— Что за беда, затевай журнал.
— Журнал? а кто же подпишется?
— Мало ли кто, Россия велика, охотников довольно.
— Нет, брат: нынче их не надуешь. Их отучили. Все говорят: деньги возьмет, а журнала не выдаст или не додаст. Кому охота судиться из 35 рублей?
— Ну, так пиши Выжигина.
— Выжигина? Господи боже мой: написать Выжигина не штука; пожалуй, я вам в четыре месяца отхватаю 4 тома, не хуже Орлова и Булгарина, но покамест успею с голоду околеть.
— Знаешь личто? Издай Альманак.
— Как так?
— Вот как: выпроси у наших литераторов по нескольку пьес, кой-что перепечатай сам. Выдумай заглавие, закажи в долг виньетку, да и тисни с богом.
— В самом деле. Да я ни с кем из этих господ не знаком.
— Что нужды: ступай себе к ним. Скажи им, что ты юный питомец муз; впервые выступаешь на поприще славы и решился издавать Альманак, а между тем проси их воспоможения и покровительства.
— А что ты думаешь. Ей-богу, я с отчаяния готов и на Альманак.
— Советую дела не откладывать.
— Сегодня ж начну свои визиты.
— И дело: желаю тебе всякого успеха.
Всё в большом беспорядке. Посредине стол. Стихотворец и трое молодых людей играют в кости.
Стихотворец (гремя стаканчиком). Я в руке. Sept à la main... neuf... Sacredieu... neuf et sept... neuf... et sept neuf...1) мое... Кто держит?
Гость. Экое счастие: держу.
Стихотворец. Sept à la main... (про себя). Это кто?
Входит Альманашник (одному из гостей). Я давно желал иметь счастие представиться вам. Позвольте одному из усерднейших ваших почитателей... Ваши прекрасные сочинения...
Гость. Вы ошибаетесь: я, кроме векселей, ничего не сочиняю: вот хозяин...
Альманашник. Позвольте одному из усерднейших...
Стихотворец. Помилуйте... радуюсь, что имею честь с вами познакомиться... садитесь, сделайте милость...
Альманашник. Вы заняты.., извините: я вам помешал.
Стихотворец. О нет... мы будем продолжать. — Sept à la main... 3 крепс. — Какое несчастие. (Передает кости.)
1) Семь в руке... девять... Проклятие... девять и семь... девять и семь... девять... (франц.)
Гость. Сто рублей à prendre.
Стихотворец. Держу...
Играют.
Что за несчастие... (Смотрит косо на Альманашника)
Альманашник. Я в первый раз выступаю на поприще славы и решился издать Альманак... я надеюсь, что вы...
Стихотворец. Пятую руку проходит! и всегда я попадусь... Вы издаете Альманак? под каким заглавием?.. прошел — я более не держу.
Альманашник. «Восточная звезда»... я надеюсь, что вы не откажетесь украсить ее драгоценными...
Стихотворец (берет стаканчик). Позвольте: сто рублей à prendre... Sept à la main... крепс — так. Это удивительно; первой руки не могу пройти. (Плюет, вертит стул.) Несносный альманашник; он мне принес несчастие.
Альманашник. Надеюсь, что вы не откажетесь украсить мой Альманак своими драгоценными произведениями...
Стихотворец. Ей-богу — нет у меня стихов, — все разобраны, журналистами, альманашниками... Держу всё... что? прошел опять!.. Это непостижимо. Проклятый альманашник.
Альманашник (вставая). Позвольте надеяться, что если будет у вас свободная пьеска...
Стихотворец (провожая его до дверей). Отыщу непременно и буду иметь счастие вам доставить.
Альманашник. Поверьте, что крайность, бедственное положение, жена и дети...
Стихотворец (его выпроводив). Насилу отвязался. Экое дьявольское ремесло!
Гость. Чье? твое или его?
Стихотворец. Уж верно мое хуже. Отдавай стихи одному дураку в Альманак, чтоб другой обругал их в журнале. Жена и дети. Черт его бы взял... человек, кто там?
Входит слуга.
Стихотворец. Я говорил тебе, альманашников не пускать
Слуга. Да кто их знает, альманашник ли, нет ли.
Стихотворец. Дурак, это по лицу видно. Я в руке: Sept à la main...
Играют.
Бесстыдин, Альманашник обедают.
— Гей, водки.
— Девятая рюмка! И я за все плачу — а что толку!
— Увидишь, как пойдет наш Альманак: с моей стороны даю 34 стихотворения; под пятью подпишу А.П., под пятью другими Е.Б., под пятью еще К.П.В. Остальные пущу без подписи, в предисловии буду благодарить господ поэтов, приславших нам свои стихотворения. Прозы у нас вдоволь: лихое Обозрение словесности, где славно обруганы наши знаменитые писатели, наши аристократы... знаешь
— Никак нет-с, не знаю.
— Не знаешь, о, да ты, видно, журнала моего не читаешь... Вот видишь ли, аристократами (разумеется, в ироническом смысле) называются те писатели, которые с нами не знаются, полагая, вероятно, что наше общество не завидное. Мы было сперва того и не заметили, но уже с год как спохватились и с тех пор ругаем их наповал... Теперь понимаешь...
— Понимаю
— Водки! Эти аристократы... (разумеется, говорю в ироническом смысле)... вообразили себе, что нас в хорошее общество не пускают. Желал бы я посмотреть, кто меня не впустит; чем я хуже другого. Ты смотришь на мое платье...
— Никак нет, ей богу...
— Оно немного поношено; меня обманули на вшивом рынке... К тому же я не стану франтить в харчевне. Но на балах... о, на балах я великий щеголь, это моя слабость. Если бы ты видел меня на балах... Я славно танцую, я танцую французскую кадриль. Ты не веришь... (встает шатаясь, танцует). Каково?
— Прекрасно.
Бесстыдин зацепляет стакан и роняет его.
— Боже мой — стакан в дребезгах... Его поставят на счет — и еще граненый.
— Как на счет? — его склеят... вот и все. (Подбирает стекло и подает.)
— расплачивается охая, выводит под руку Бесстыдина, он на ногах не стоит.
— Так и быть, взять извозчика.
Бесстыдин. Сделай одолжение... посади меня верхом — сам садись поперек да поедем по Невскому, люблю франтить, это моя слабость.
— И вот моя последняя опора! Господи боже мой!
— Можно видеть барина?
— Никак нет — он почивает.
— Как, в 12 часов?
— Он возвратился с балу в 6-м часу.
— Да когда же его можно застать?
— Да почти никогда.
— Когда же ваш барин сочиняет?
— Не могу знать.
— Экое несчастие!.. Доложи своему барину, что ** приходил рекомендоваться... Да скажи, не знаешь ли ты какого-нибудь сочинителя...