372. О. М. САЛТЫКОВОЙ
7 апреля 1873. Петербург
7-е апреля С. П.бург.
Любезная маменька.
Считаю долгом поздравить Вас с праздником св<ятой> Пасхи и душевно пожелать Вам встретить его в полном благополучии.
Сейчас получил Ваше письмо, которое для праздника очень меня обрадовало. Очень Вам благодарен за сложение неустойки и за Ваше намерение сообщить в Яр<ославское> губ<ернское> п<рисутств>ие о количестве состоящего на мне долга, в настоящем положении дела. Но я не думаю, однако ж, чтобы сложение запрещения с имения зависело от Яросл<авского> губернского присутствия, потому что запрещение наложено не по требованию губ<ернского> присутствия, а по требованию Калязинского у<ездного> суда, и следовательно, выкупное учреждение удержит все-таки всю сумму, покуда запрещение не будет сложено. Я думаю, что дела по запрещениям должны храниться в Кашинском окружном суде у тамошнего старшего нотариуса, и туда следует обратиться с просьбой о сложении. Повторяю здесь то, что писал в прежних письмах: Вы решительно ничего не теряете с сложением запрещения, ибо имение налицо, да я и сам на поступок, который был бы противен чести, не способен. Я прошу Вас об этом для того только, чтоб избавить мою семью от запутанностей, в случае моей смерти.
Я целый месяц был сам не свой. Костю отняли от кормилицы, и он страдал поносом, который был очень упорен и переходил в кровавый. И теперь он еще не совсем здоров, хотя и значительно поправился. До отнятия от груди ходил довольно бойко, а теперь перестал и, вероятно, не ранее как через месяц пойдет как следует. Все это произвело в доме ужаснейший переполох. Маленькой Лизе тоже привили оспу, и она немного страдала.
Ломакина делает мне много неприятностей, в соединении с Дм<итрием> Евгр<афовичем>. Впрочем, она дура, а главный заводчик тут Дм<итрий> Евгр<афович>. Теперь опека требует от меня объяснений, почему я платил из общих доходов в Опек<унский> совет деньги и за свою часть. Ясно, что
недовольно того, что я лично ничего не получил с имения; нужно еще, чтобы я платил свои деньги, выработанные моим трудом. Мало оттягать, нужно еще украсть. Но я этого дела не оставлю и буду вести его до конца. Ежели желают скандала, то получат его. Я недавно получил свидетельство от угличского мирового судьи относительно припечатания объявления о вызове наследников и кредиторов к имению Сергея Евгр<афовича> и в этом свидетельстве прочитал, что предъявлены ко взысканию: 27 500 р. на имя Лидии Мих<айловны>, 1000 р. на имя Максима Андреева и 8 т. р. вексель на имя Клавдии Ник<олаевны>, данный в апреле, тогда как прочие документы даны недели за две перед смертью и засвидетельствованы у нотариуса, а вексель Ломакиной не засвидетельствован. Я не могу сказать наверное, но имею некоторые основания полагать, что вексель этот сомнительный. Во-первых, когда я в прошлом году, дня через два после прибытия Сережи в Москву, был вызван из Витенева, то г-жа Ломакина сама мне сказывала, что никаких других обязательств Сережа не выдавал, кроме заемных писем в 27 500 р. и в 1000 р. на имя Максима. Тут же она показала мне два готовых векселя, каждый в 4 т. р., один на ее имя, другой на мое, и жаловалась, что Сережа так слаб, что не может их подписать. Во-вторых, 5 июля, при свидании с Сережей, за 2 дня до его смерти, я лично спрашивал его, какие им выданы документы, и он сказал мне про два: т. е. документ Лидии Мих<айловны> и Максима. На убеждение мое не скрывать от меня, он ответил, что никаких других документов не давал. В-третьих, припомните и Вы, что на похоронах, после обеда, Вы обращались к Клавдии Ник<олаевне> с вопросом: не знает ли она о других долгах Серг<ея> Евгр<афовича>, кроме долга Лид<ии> Мих<айловне>, то она прямо сказала: нет, никакого другого долга не знаю. Судите после этого, не имею ли я основания считать этот долг сомнительным.
Все это обещает много хлопот для меня, который постоянно всегда от всего отстранялся и жертвовал своими выгодами ради спокойствия. Но злой дух, обитающий в Дм<итрии> Евгр<афовиче>, неутомим и, вероятно, отравит остаток моей жизни. Он обуял и Лидию Мих<айловну>, которая, находясь здесь в Петербурге, ни разу не показала носу ко мне.
Я совершенно верю, что брат Илья далек от этих кляуз 1, но все-таки не могу понять, почему он не мог посетить меня в бытность в Петербурге. Если не для меня лично, то для дела это было бы небесполезно, ибо скоро наступит срок для уплат по заемным письмам, и не мешало бы согласиться, как поступить в данном случае. Что касается до того, что я не бывал у
Ильи в Москве, то это совершенно неосновательный предлог. Илья два года сряду жил в Петербурге, и мы с ним видались, и я даже чаще бывал у него, нежели он у меня. Расстались мы не враждебно. Затем он уехал в Москву и, бывая в Петербурге, ни разу ко мне не зашел. Я же никогда в Москве не бывал, кроме как летом, когда его самого там не бывает, следовательно и быть у него я не мог. Напротив, последние два года, проездом через Москву, я каждый раз справлялся, нет ли его в Москве, и каждый раз получал ответ, что нет. Он обещал мне в прошлом году, что поедет в Москву и заедет ко мне в Витенево, и не заехал, хотя в Москве и был. Нарочно ехать в Цедилово я не могу, потому что у меня нет времени и денег для разъездов. Я провожу в деревне всего 1½ месяца и отдыхаю от работы. Теперь, впрочем, смерть С<ергея> Евгр<афовича> лишила меня и этого удовольствия.
Серг<ей> Евгр<афович>, бог ему судья, не совсем-то ладно поступал со мной, как теперь оказывается. Он не дал мне ни копейки из пустошных денег по Заозерскому имению, а между тем продал пустошей с лишком на 4 т. р. Получил за Филипцево 5 т. р., Вам отдал 2800 р., остальные взял себе. За Мышкинскую землю, оставшуюся от надела, все деньги взял себе. А говорят, что он был моим благодетелем!
Прощайте, любезная маменька. Летом, вероятно, увидимся, ибо придется быть в Заозерье. Благодарю Вас вновь за Вашу добрую память и целую Ваши ручки, остаюсь искренно преданный сын Ваш
Михаил Салтыков.
Милая маменька.
Поздравляю Вас с праздником и целую Ваши ручки. Костя был очень болен, и мы с Мишель очень беспокоились, теперь стал поправляться; это просто ужасно, когда дети больны.
Костя и Лиза целуют Ваши ручки, я тоже и остаюсь любящая Вас
дочь Ваша
Елиза Салтыкова.