678. Г. З. ЕЛИСЕЕВУ

10 / 22 сентября 1880. Париж

Париж. 22 сентября

Многоуважаемый Григорий Захарович.

Письмо Ваше я получил и начертанную в нем программу, хотя с трудом, но прочитал. Программа несколько загадочная но «мальчик без штанов» правильно говорил, что именно этим-то и занятно жить у нас, что ничего в волнах не видно1. Поживем — увидим. Только трудно будет жить в виду столь категорически-либеральных заявлений, ибо как ни категоричны эти заявления, но отыскать границу возможного остается столь же трудным, как и прежде. Особенно в беллетристике.

170

Опасаюсь, что настанет конец езоповскому языку, который так хорошо было прижился. Ужели в самом деле это будет?

Как бы то ни было, но я очень обрадовался Вашему письму, ибо оно рассеяло мои опасения, которые заключались в следующем. Представьте себе, Пыпин телеграфировал сюда приблизительно следующее: произошло у нас нечто, о чем Вы узнаете из письма, которое адресую в Берлин2. С тех пор добрый Стасюлевич лишился сна, а отчасти лишил и меня такового. Теперь, т. е. именно сегодня, он мчится на всех парах в Берлин, чтобы узнать, что его ожидает, плаха или Владимир 3-й степени. А так как мы третьего дня с ним обедали, и он именно за обедом сообщил нам о телеграмме, то я, разумеется, старался уверить его, что, судя по обертке сентябрьской книжки, он ничего, кроме плахи, заслуживать не может. И он поверил.

Одно меня в Вашем письме огорчило: не пишете, когда предполагаете выпустить сентябрьскую книжку и будет ли там моя статья (получено ли окончание ее, высланное мною десять дней тому назад в двух пакетах) 3. По многим причинам это меня очень интересует, и между прочим потому, что не хотелось бы по поводу собственной статьи объясняться. Ежели меня не будет налицо, то, может быть, и рукой махнут.

Ковалевский лежит уже целую неделю больной. Натер себе ногу и, несмотря на мои увещания, продолжал шататься и даже не надел туфли вместо сапога. Прикинулось ужасно, образовалась рана, нога опухла до колена. Третьего дня делали в трех местах разрезы, и доктор говорит, что ему еще три недели придется пролежать, т. е. до 8 или 10 октября. Мне его поистине жаль, хотя у него каждодневно собирается целая толпа, чтоб его развлекать. Все больше профессора и ученые: Куплевасский, Трачевский, Кареев, Нерсесов, Минцлов и т. п. Вот, я вам скажу... особливо Трачевский.

Я предположил отсюда выехать 1-го октября нов<ого> ст<иля>, следовательно буду в Петербурге 25 сентября, никак не позднее. А так как сегодня 10-е, то через две недели увидимся. Я благодарен Вам за наставление относительно заготовки спального вагона из Вержболова. Постараюсь воспользоваться им и телеграфирую отсюда, но не Косинскому (барон или нет?), а просто к начальнику станции. Косинского я не знаю и нахожу неловким адресоваться к нему. Мне говорил Стасюлевич, что и начальник станции обязан это сделать. В одно и то же время я телеграфирую и в Берлин о местах до Вержболова. Но было бы недурно, если б В. И. Лихачев написал к Косинскому, чтобы он наблюл, чтоб телеграмма моя возымела действие.

171

Жена сейчас уехала в Лувр<ский> магазин, чтоб исполнить поручение Екатерины Павловны4, и потому не пишет.

До свидания; прошу Вас передать от меня и ог жены сердечный привет Екатерине Павловне. Искренно благодарен Вам за передачу наших распоряжений Мине5.

Весь Ваш
М. Салтыков.

Между прочим, я оставил в числе материалов один рассказ Фирсова весьма посредственный. Ужели сентябрьская книжка не вместит его? Между прочим, Фирсов должен редакции и хорошо бы сквитаться с ним. Самое бы место этому рассказу в августовской книжке 6. Что-то я не вижу Каронина. Ужели перестал писать?7


М.Е. Салтыков-Щедрин. Письма. 678. Г. З. Елисееву. 10/22 сентября 1880. Париж // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений в 20 томах. М.: Художественная литература, 1976. Т. 19. Кн. 1. С. 170—172.
© Электронная публикация — РВБ, 2008—2024. Версия 2.0 от 30 марта 2017 г.