2/14 августа 1881. Висбаден
2 августа.
Многоуважаемый Николай Андреевич.
Душевно благодарен Вам за письмо; 1 я уже начинал тревожиться, здоровы ли Вы. Я думаю выехать отсюда 8-го, в субботу, стараясь попасть в воскресенье утром в Люцерн. Не знаю, как отсюда едут на Швейцарию и во сколько времени попадают в Люцерн. Но так как Лихачев писал 2, что он 9-го числа еще будет в Люцерне, то хорошо бы их там застать. А из Люцерна я Вам телеграфирую и попрошу удержать номер. Я думаю одну комнату с двумя кроватями — не больше, но только чтобы не так высоко. Ведь еще надо будет в Интерлакен съездить.
Я совсем бросил пить воду. Здесь неделю стоят холода постоянные, так что я кашляю сильнее, нежели когда-либо. Два дня тому назад опять начал пить Сèнега по Вашему рецепту, который Кареев переложил на здешние нравы. Неделю попью — может и полегчит. И начал обвертывать шею кашнè. А сердце у меня успокоилось совсем; но одышка, по-прежнему, чрезвычайная.
То, что Вы пишете об Елисееве, успокаивает меня на его счет, но зачем его Боткин за границу пускает? Таинственность — одно из прирожденных его качеств, и, признаюсь, в высшей степени неприятное. Не могу объяснить себе, как он не понимает этого. Представьте себе, в Петербурге из сотрудников никто ничего об нем не знает, и мне тоже ни слова не пишет, хотя я писал к нему. Чего он добивается от меня — понять не могу. Нам остается еще два года быть в сожитии; не знаю, дотянем ли, но удостоверяю заранее, что по истечении срока с ним в дело не пойду 3. Да думаю, что вряд ли и дотянем.
Из Петербурга известия все хорошие. Победоносцев более в силе, нежели когда-нибудь; зато с Влад<имиром> Алекс<андровичем> 4 полнейший разрыв. Царь из Петергофа переезжает вновь в Гатчину и останется там до глубокой зимы. Гатчину всю предполагается осветить электрическим освещением, потому что это должно сократить расходы на полицию. Известие это привез сюда брат гр<афа> Игнатьева (младший), два дня тому назад приехавший к маменьке, здесь же живущей.
Организатором Святой дружины, о которой я Вам писал, оказывается Шмидт, бывший управляющий 3-м Отделением 5.
Гр<аф> Лор<ис>-Мел<иков> уверяет меня честным словом, что за мной никогда не было надзора, и что, в течение 11/2 года его господства, ни разу даже речи обо мне по делам не было. Вот за Лихачевым — был надзор небольшой, прибавил он, но разумеется, ничего вредного для него не было.
Армянин высказывается помаленьку, но довольно свободно. Иногда мне кажется, не выпытывает ли он и меня. И когда вновь будет у кормила, тогда...
Цензура ничего не помарала в «Письме к тетеньке», и ежели это Вам показалось, то отнесите сие к недостатку самого сочинения. Вообще мне очень трудно пишется. Производительность иссякает — это Вы еще больше заметите по 2-му письму, ежели оно в августовской книжке появится 6.
Передайте, пожалуйста, наш сердечный привет добрейшей Софье Петровне. Ежели Лихачевых увидите, то поклонитесь.
До свидания.
Весь Ваш
М. Салтыков.