30 августа/11 сентября 1881. Париж
11 сентября. Париж.
Многоуважаемый Виктор Павлович.
Душевно благодарю за письмо; 1 сам же пишу к тебе совершенно больной, потому что все эти десять дней в Париже проливные дожди, сырость, слякоть, а я не остерегся, ходил в театры и схватил жесточайшую простуду. Выходит, что я живу здесь взаперти совершенно так, как бы жил на Колтовской или в 1-м Парголове. Даже в эту минуту жена и дети присутствуют на представлении «La Biche au bois» 2, a я, как дурак, сижу дома. А представь себе, в этой пьесе есть картина «Купающиеся сирены», где на сцену брошено до 300 голых женских тел (по пояс), а низы и < — — — > оставлены под полом в добычу машинистам. Я слышал, что Унковский нарочно приехал инкогнито в Париж и перерядился машинистом, чтобы воспользоваться < — — — > (300 < — — — >!) Но как только мне будет полегче, я сейчас же отправлюсь. А может быть, тоже машинистом переоденусь.
Что это Ламанскому вздумалось спрашивать мой адрес? Вот что значит бог-то! Мы вот не верим ему, а он явно свой перст перед нами показывает. Покуда был важный чин, Ламанский и не думал справляться об моем адресе, думал: он ведь, кажется, неблагонамеренный! А теперь вспомнил. Думает, вероятно, что я его утешать буду и в смешном виде министерство финансов представлять. Да нет, будет с меня. Плохой я утешитель.
Унковский ни слова мне не писал и не пишет. Я начинаю думать, что он тоже на место Набокова заглядывается и мало-помалу рассортировывает людей на благонамеренных и неблагонамеренных. Чудно ноне как-то жить становится и страшно.
Сегодня 30-е августа, день, в который ожидалось разрешение уз «Голоса» — разрешены ли? 3 Через пять дней узнаем. А скучно без «Голоса». «Порядок» это такая газета, такая газета... ах, какая это газета! И такой злой этот Стасюлевич, что даже бумагу дает, что подтереться нельзя, не рискуя
порезать < — — — >. Вот Суворин все это предусмотрел, а потому и дело у него идет хорошо.
Тургенева я не чаю видеть в Париже. Во-первых, он приедет в Петербург для свидания с подагрою, а во-вторых, ежели и воротится сюда, то не раньше 20-х чисел нового стиля, а я 28-го уж уеду в Петербург. Надоело шляться, вечно сидеть на сквозном ветру и спать на < — — — > кроватях. Сколько людей на этих матрацах подохло!
Прощай, будь здоров. Еще раз благодарю за письмо и остаюсь навсегда
твой
М. Салтыков.