794. Н. А. БЕЛОГОЛОВОМУ

19 ноября 1881. Петербург

19 ноября.

Многоуважаемый Николай Андреевич.

Тысячу раз виноват, что не писал так долго. Все справлялся с ноябрьской книжкой, да кстати и для декабрьской книжки статью готовил 1. Теперь я пользуюсь всякою минут<н>ой охотой к писанию, которая решительно начинает покидать меня. Ноябрьская книжка вышла вчера, и я уже передал в конторе, чтоб Вам выслали ее по Вашему новому адресу. В настоящую минуту, вероятно, Вы уже имеете ее.

Вы пишете, что в газетах об России ничего нет и желаете иметь сведения. А мы-то здесь что знаем? Кроме слухов, ничем не гарантированных и ходящих на улице, — что мы имеем? Нынче принято за правило ни о чем не объявлять. Хотят, чтоб общество успокоилось, а слухи до него все-таки доходят, и беспокойство все увеличивается. Все обращаются к содействию, и все скрывают. Вследствие этого ходят, например, такие слухи, что когда Санковский выстрелил в Черевина, то последний, взявши его за голову, начал пальцами давить ему глаза 2. Очевидное преувеличение, но как же уберечься от них. Другие говорят, что он оторвал Санковскому оба уха — представьте себе! Ясно, что со стороны товарища министра ничего подобного не может быть, но это Вам дает меру того, как относится общество к этой системе скрывания. Мы не знаем даже, политическое ли это было покушение, или просто попытка сумасшедшего. Вообще, никогда так скучно и утомительно не жилось, даже в незабвенные Гуркины времена 3. Хотят всех молиться заставить; театры сокращают. А Катков с Аксаковым орут пуще прежнего, и все кричат: Мало! Мало! Собственно говоря, они-то и наводят страх, потому что считаются выразителями интимных мыслей.

Очень Вам признателен, что призрели Новодворского. Ужасно этот человек болен. Я опасался, что он не доедет до Парижа, однако Елисеев, которого письмо 4 я получил через

60

день после Вашего 5, пишет, что он уж и в Ниццу приехал. Не понимаю, чем он будет жить. Елисеев пристроил его за 8 франков в том пансионе, где он сам жил, но ведь это все-таки потребует 100 р. в месяц, потому что понадобятся свечи и дрова. А денег у него за проездом останется не больше 300 — 400 рублей. Писать он, кажется, совсем не может, а если и напишет, то выйдет нецензурно. Такой уж склад ума. Что он, откуда, есть ли у него близкие или родные — ничего не знаю. Эти господа ужасно скрытны.

«Письмо к тетеньке», которое Вы прочтете в ноябрьской книжке, несколько глуповато, но что же делать — простите 6. Ничто иное нынче не по сезону. А писать надо, хотя бы для того, чтоб заявлять, что курилка жив.

Я болен по-прежнему, хотя по временам чувствую себя легче, т. е. меньше кашляю. Но астма — чудовищн<ая>, и совершенное мужское бессилие, именно вследствие астмы.

Елисеев пишет, что перебрался на квартиру оттого, что ему надоел Семевский. Действительно, это ужасный холоп.

Третьего дня здесь ходили слухи, будто Игнатьев выходит в отставку, а на место его назначается Коханов. А по другим, будто бы министерство разделяется на два: просто внутр<енних> дел и полиции — с Черевиным во главе. Но вчера эти слухи смолкли и стали говорить, что дело уладилось опять.

Прощайте, передайте наш дружеский привет добрейшей Софье Петровне и не забывайте преданного Вам

М. Салтыкова.


М.Е. Салтыков-Щедрин. Письма. 794. Н. А. Белоголовому. 19 ноября 1881. Петербург // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений в 20 томах. М.: Художественная литература, 1977. Т. 19. Кн. 2. С. 60—61.
© Электронная публикация — РВБ, 2008—2024. Версия 2.0 от 30 марта 2017 г.