1026. П. В. АННЕНКОВУ
3 мая 1884. Петербург
3 мая. Петербург. Литейная, 62.
Многоуважаемый Павел Васильевич.
Вот какой со мной казус случился. Сидел я, больной, в своем углу и пописывал. Думал, что я на здоровье отечеству пописывал, а выходит, что на погибель. Думал, что я своим лицом действую, а выходит, что я начальником банды был. И все это я делал не с разумением, а по глупости, за что и объявлен публично всероссийским дураком. И Пошехонье теперь думу думает: так вот он каков! Прежде, бывало, живот у меня заболит — с разных сторон телеграммы шлют: живите на радость нам! а нынче — вон, с божьею помощью, какой переворот! 1 — и хоть бы одна либеральная свинья выразила сочувствие! 2. Даже из литераторов — ни один не отозвался 3. Стасюлевич выразил кондолеанс 4, но относительно сотрудничества в «Вестнике Европы» — ни гугу. У него, впрочем, уж октябрьский № уж готов, как он объяснил одному из бывших сотрудников «Отеч<ественных> зап<исок>», обратившемуся к нему за работой. И книжечка такая есть, где записано, что будет до октября включительно, а вот дескать в ноябре, кажется, есть свободных полтора листа. И при этакой-то шельмовской аккуратности все-таки обязывается за себя дрожать.
Обидно следующее: человека со связанными руками бьют, а Пошехонцы разиня рот смотрят и думают: однако, как же его и не бить! ведь он — вон какой!
Неужели я, больной, издыхающий, переживу эту галиматью! В городе разные слухи ходят: одни говорят, что я
бежал за границу, другие, что я застрелился; третьи, что я написал сказку «Два осла» и арестован. А я сижу себе на Литейной № 62 — один-одинешенек!
Один Краевский отозвался, как ему, в качестве старого кобеля, надлежит. «Я, говорит, мог бы еще попользоваться от «Отеч<ественных> зап<исок>». — Так попользуйтесь! говорю. — Нет, теперь уж что́ — а мог бы... продать!
Вообще хорошая будет страничка для моей биографии. Столько я в две недели пережил, сколько в целые годы не переживал.
Прощайте, будьте здоровы.
Искренно Вам преданный
М. Салтыков.
Невольно вспоминал Тургенева в эти дни: уж, конечно, он отозвался бы.