18 декабря 1887. Петербург
18 декабря.
Многоуважаемый Николай Андреевич. Поздравляю Вас и добрейшую Софью Петровну с наступающими праздниками и с Новым годом. Желаю Вам встретить их в веселии сердца и затем весь 1888 год провести в полном благополучии.
Мои личные праздники будут, вероятно, самые жалкие. Я и теперь пишу к Вам через великую силу, а с каждым днем
становится хуже и хуже. Бессонница преследует меня, так что я совсем ослабел. Да и одышка с кашлем привязалась.
Боткин был у меня вскоре по приезде, но с тех пор прошло три недели, и я его не видал. Мне он ничего не сказал, а обещал переговорить с Соколовым. Вероятно, говорил, но что именно, я толком понять не мог. Во всяком случае, мне худо как никогда, и от писания я, видимо, должен отказаться. Полтора месяца не присаживался и ничего выдумать не могу. Нет, куда нам до таких звезд, как Боткин! Он и во сне-то меня не увидит.
У меня случился казус. Сибиряков (Иннокентий) восхотел приобрести право собственности на мои сочинения, как прошлые, так и будущие 1. Предложил 50 тысяч, и я было согласился, но когда дело дошло до купчей, то меня взяло раздумье: а что если этот господин совсем меня не будет издавать и, так сказать, исключит на пятьдесят лет из литературы? Скажет себе: не хочу я этого писателя, чтоб об нем в литературе значилось! Ведь ему 50 т. р. ничего не значат. Или призовут его и скажут: не смей издавать! Я предложил, вследствие этого, такое условие: издание полного собрания обязательно не позже как через шесть лет, а в противном случае сочинения делаются общим достоянием. Но он отказался. Вообще, эти переговоры доставили мне немало мучений и не состоялись.
Прощайте, рука не пишет. Будьте здоровы вместе с Софьей Петровной и детьми. Очень-очень Вам благодарен за память.
Искренно Вам преданный
М. Салтыков.