1487. Г. З. ЕЛИСЕЕВУ
1 августа 1888. Преображенская
1 августа.
Многоуважаемый Григорий Захарович.
Давно об Вас не имею известий и признаю прежде всего виноватым себя, что не писал Вам. Приехать к Вам, впрочем, я не мог, и думаю, что Вы на меня за это не в претензии. Я выезжаю очень редко, и не больше как на час, потому что погода стоит в полном смысле слова адская. В июне ждали, что июль будет хорош, в июле — что август выручит. Вот и август наступил, а на дворе совершенная осень. Небо хмурое, холод; ветер как с цепи сорвался. Говорят, будто сентябрь и октябрь будут хороши, но ведь сентябрь все-таки сентябрь, как его ни поверни. Не знаю, когда уеду отсюда. Здесь скверно, да и в городе не лучше. Нет для больного ни правой, ни левой, куда бы он ни сунулся. Думаю, однако ж, что к 25-му числу непременно переберусь в Петербург 1, а семья к 1-му сентября переедет.
Когда собираетесь Вы? Душевно желал бы, чтоб это случилось тоже в конце месяца: хотелось бы видеться. Впрочем, зная, что Вы не любите стеснений, воздерживаюсь от дальнейшей назойливости.
От Лихачева получил два письма 2 — спасибо ему за память. 7-го числа он предполагает выехать в Тёплиц, но адреса не дает, а я в географии слаб, не знаю, где этот город находится и как писать это название по-немецки. Кажется так: Oesterreich, Böhmen, Töplitz или Toeplitz.
Меня развлекает здесь бывший цензор Веселаго, который раза три навещал меня и рассказывал анекдоты, свидетельствующие об его цензорской проницательности. При свидании, я кой-что Вам передам из этих рассказов, хотя, я полагаю, Вам эта проницательность достаточно известна.
Написал я здесь довольно много, так что материала набралось на четыре месяца, т. е. около 8½ листов. Из них, впрочем, часть была уже в Петербурге готова. Остается еще страниц семь печатных написать, что и надеюсь выполнить, ежели не впаду внезапно в маразм.
Это единственное полезное, что я сделал, а для здоровья,
кажется, ничего. Хотелось бы «Пошех<онскую> старину» кончить (листов на пять еще осталось для будущего года) и затем навсегда замолчать. Вижу, как волны забвения все ближе и ближе подступают, и тяжело старому литературному слуге бороться с этим. Негодяи сплотились и образуют несокрушимую силу; честные люди — врозь глядят. Вот с каким убеждением приходится умирать.
До свидания; если удосужитесь, черкните строчку. Многоуважаемой Екатерине Павловне передайте мой привет. Жена Вам обоим кланяется.
Искренно Вам преданный
М. Салтыков.