19 ноября 1888. Петербург
19 ноября.
Многоуважаемый Василий Михайлович.
Давно собираюсь благодарить Вас за те благосклонные отзывы, которых постоянно удостаивают «Рус<ские> вед<омости>» мои посильные литературные труды 1, но немощи, в последнее время усилившиеся, мешали мне писать. Мне очень горько вообще, что сношения между нами как будто прекратились 2. Думаю, что Вы хоть изредка, но бываете же в Петербурге, и никогда не заглянете ко мне.
Я очень страдаю. Это не болезнь, а что-то вроде колдовства. Вот уже больше двух месяцев, почти с самого переезда с дачи, постоянно дремлю и ни к какой работе приступить не могу. Хорошо, что летом успел наготовить материала столько, что хватит до февральской книжки «В<естника> Е<вропы>» включительно, но представьте себе, что осталось мне дописать не больше двух небольших глав, чтоб довести «Пошех<онскую> стар<ину>» до конца (т. е. детство), а я даже сказать не могу, напишу ли я их. Короткое письмо написать связно не могу. И доктора, по-видимому, отказываются от меня, и вообще я ниоткуда серьезной помощи и участия не вижу. Скоро пятьдесят лет минет, как я служу обществу, и вот чем кончается.
Прощайте, более писать не могу.
Искренно преданный
М. Салтыков.