ГЛАВА V.
ПРОДОЛЖЕНІЕ ГОСУДАРСТВОВАНІЯ ІОАННОВА.

Г. 1491—1496.

Заключеніе Андрея, Іоаннова брата. Смерть его и Бориса Василіевича. Посольства Императора Римскаго и наши къ нему. Открытіе Печерскихъ рудниковъ. Посольство Датское, Чагатайское, Иверское. Первое дружелюбное сношеніе съ Султаномъ. Посольства въ Крымъ. Литовскія дѣла. Смерть Казимира: сынъ его, Александръ, на тронѣ Литовскомъ. Непріятельскія действія противъ Литвы. Переговоры о мирѣ и сватовствѣ. Злоумышленіе на жизнь Іоаннову. Посольство Князя Мазовецкаго въ Москву. Миръ съ Литвою. Іоаннъ отдаетъ дочь свою, Елену, за Александра. Новыя неудовольствія между Россіею и Литвою.

Г. 1491—1493. Заключеніе Андрея, Іоаннова брата. Обратимся къ государственнымъ происшествіямъ. — Великій Князь жилъ мирно съ братьями до кончины матери, Инокини Марѳы: она преставилась въ 1484 году (^[329]), и съ того времени началось взаимное подозрѣніе между ими. Андрей и Борисъ не могли привыкнуть къ новому порядку вещей и досадовали на властолюбіе Іоанна, который, непрестанно усиливая Государство Московское, не давалъ имъ части въ своихъ пріобрѣтеніяхъ. Лишенные защиты и посредничества любимой, уважаемой родительницы, они боялись чтобы Великій Князь не отнялъ у нихъ и наслѣдственныхъ Удѣловъ. Іоаннъ также, зная сіе внутреннее расположеніе братьевъ, помня ихъ бѣгство въ Литву и наглыя злодѣйства въ предѣлахъ Россійскихъ, не имѣлъ къ нимъ ни довѣренности, ни любви; но соблюдалъ пристойность, не хотѣлъ быть явнымъ утѣснителемъ, и въ 1486 году обязался новою договорною грамотою не присвоивать себѣ ни Андреевыхъ, ни Борисовыхъ городовъ, требуя, чтобы сіи Князья не входили въ переговоры съ Казимиромъ, съ Тверскимъ изгнанникомъ Михаиломъ, съ Литовскими Панами, Новогородцами, Псковитянами, и немедленно сообщали ему всѣ ихъ письма (^[330]). Слѣдственно Іоаннъ опасался тайной связи между братьями, Литвою и тѣми Россіянами, которые не любили Самодержавія: можетъ быть, и зналъ объ ней, желая прервать оную или въ противномъ случаѣ не оставить братьямъ уже никакого извиненія. Еще они съ обѣихъ сторонъ удерживались отъ явныхъ знаковъ взаимнаго недоброжелательства, когда Андрею Василіевичу сказали, что Великій Князь намѣренъ взять его подъ стражу: Андрей хотѣлъ бѣжать; одумался, и велѣлъ

Г. 1491—1492. Московскому Боярину, Ивану Юрьевичу, спросить у Государя, чѣмъ онъ заслужилъ гнѣвъ его? Бояринъ не дерзнулъ вмѣшаться въ дѣло столь опасное. Андрей самъ пришелъ къ брату, и хотѣлъ знать вину свою. Великій Князь изумился: ставилъ Небо во свидѣтели, что не думалъ сдѣлать ему ни малѣйшаго зла, и требовалъ, чтобы онъ наименовалъ клеветника. Андрей сослался на своего Боярина, Образца: Образецъ на слугу Іоаннова, Мунта Татищева; а послѣдній признался, что сказалъ то единственно въ шутку. Государь, успокоивъ брата, далъ повелѣніе отрѣзать Татищеву языкъ: ходатайство Митрополитово спасло несчастнаго отъ сей казни; однакожь его высѣкли кнутомъ (^[331]). Въ 1491 году Великій Князь посылалъ войско противъ Ординскихъ Царей, Сеидъ-Ахмута и Шигъ-Ахмета, которые хотѣли итти на Тавриду, но удалились отъ ея границъ, свѣдавъ, что Московская рать уже стоитъ на берегахъ Донца. Полководцы Іоанновы, Царевичь Салтаганъ, сынъ Нордоулатовъ, и Князья Оболенскіе, Петръ Никитичь и Рѣпня, возвратились, не сдѣлавъ ничего важнаго (³³²⁾. Въ семъ походѣ долженствовали участвовать и братья Великаго Князя; но Андрей не прислалъ вспомогательной дружины къ Салтагану. Іоаннъ скрылъ свою досаду. Осенью, Сентября 19, пріѣхавъ изъ Углича въ Москву, Андрей былъ цѣлый вечеръ во дворцѣ у Великаго Князя. Они казались совершенными друзьями: бесѣдовали искренно и весело. На другой день Іоаннъ черезъ Дворецкаго, Князя Петра Шастунова, звалъ брата къ себѣ на обѣдъ, встрѣтилъ ласково, поговорилъ съ нимъ, и вышелъ въ другую комнату, отославъ Андреевыхъ Бояръ въ столовую гридню, гдѣ

Г. 1491—1493. ихъ всѣхъ немедленно взяли подъ стражу. Въ то же время Князь Симеонъ Ивановичь Ряполовскій со многими иными Вельможами явился передъ Андреемъ, хотѣлъ говорить и не могъ ясно произнести ни одного слова, заливаясь слезами; наконецъ дрожащимъ голосомъ сказалъ: Государь Князь Андрей Василіевичь! поиманъ еси Богомъ, да Государемъ Великимъ Княземъ, Иваномъ Василіевичемъ, всея Руси, братомъ твоимъ старѣйшимъ. Андрей всталъ и съ твердостію отвѣтствовалъ: «воленъ Богъ, да Государь братъ мой; а Всевышній разсудитъ насъ въ томъ, что лишаюсь свободы безвинно.» Андрея свели на Казенный дворъ, оковали цѣпями, и приставили къ нему многочисленную стражу, состоящую изъ Князей и Бояръ; двухъ его сыновей, Ивана и Димитрія, заключили въ Переславлѣ; дочерей оставили на свободѣ (^[333]): Удѣлъ же ихъ родителя присоединили къ Великому Княженію. Чтобы оправдать себя, Іоаннъ объявилъ Андрея измѣнникомъ: ибо сей Князь, нарушивъ клятвенный обѣтъ, замышлялъ возстать на Государя съ братьями Юріемъ, Борисомъ и съ Андреемъ Меньшимъ, переписывался съ Казимиромъ и съ Ахматомъ, наводя ихъ на Россію; вмѣстѣ съ Борисомъ уѣзжалъ въ Литву; наконецъ ослушался Великаго Князя и не посылалъ Воеводъ своихъ противъ Сеидъ-Ахмута (^[334]). Только послѣдняя вина имѣла видъ справедливости: другія, какъ старыя, были заглажены миромъ въ 1479 году; или надлежало уличить Андрея, что онъ уже послѣ того писалъ къ Казимиру. Однимъ словомъ, Іоаннъ въ семъ случаѣ поступилъ жестоко, оправдываясь, какъ вѣроятно, въ собственныхъ глазахъ извѣстною строптивостію Андрея, государственною пользою, требующею безпрекословнаго Единовластія, и примѣромъ Ярослава I, который также заключилъ брата. — Государь тогда же потребовалъ къ себѣ и Бориса Василіевича: сей Князь съ ужасомъ и трепетомъ явился въ Московскомъ дворцѣ, но черезъ три дни былъ съ милостію отпущенъ назадъ въ Волокъ (^[335]). Смерть Андрея и Бориса Василіевича. Андрей въ 1493 году умеръ въ темницѣ, къ горести Великаго Князя, по увѣренію Лѣтописцевъ. Разсказываютъ, что онъ (въ 1498 году) призвавъ Митрополита и Епископовъ во дворецъ, встрѣтилъ ихъ съ лицемъ печальнымъ, безмолвствовалъ, заплакалъ

Г. 1491—1493. и началъ смиренно каяться въ своей жестокости, бывъ виною жалостной, безвременной кончины брата. Митрополитъ и Епископы сидѣли: Государь стоялъ передъ ними и требовалъ прощенія. Они успокоили его совѣсть: отпустили ему грѣхъ, но съ пастырскимъ душеспасительнымъ увѣщаніемъ (^[336]). — Борисъ Василіевичь также скоро преставился. Сыновья его, Ѳеодоръ и Иванъ, наслѣдовали достояніе родителя. Въ 1497 году они уступили Великому Князю Коломенскія и другія села, взявъ за нихъ Тверскія. Иванъ Борисовичь, умирая въ 1503 году, отказалъ Государю Рузу и половину Ржева, вмѣстѣ съ его воинскою рухлядью, доспѣхами и конями (^[337]). Такъ въ Государствѣ Московскомъ исчезали всѣ особенныя наслѣдственныя власти, уступая Великокняжеской.

Посольства Императора Римскаго и наши къ нему. Между тѣмъ и внѣшнія политическія отношенія Россіи болѣе и болѣе возвышали достоинство ея Монарха. Послы Ольгины находились въ Германіи, при Оттонѣ I, а Нѣмецкіе въ Кіевѣ около 1075 года; Изяславъ I и Владиміръ Галицкій искали покровительства Римскихъ Императоровъ; Генрикъ IV былъ женатъ на Княжнѣ Россійской, и Фридерикъ Барбарусса уважалъ Всеволода III (^[338]): но съ того времени мы не имѣли сообщенія съ Имперіею, до 1486 года, когда знатный Рыцарь, именемъ Николай Поппель, пріѣхалъ въ Москву съ письмомъ Фридерика III, безъ всякаго особеннаго порученія, единственно изъ любопытства. «Я видѣлъ» — говорилъ онъ — «всѣ земли Христіанскія и всѣхъ Королей: желаю узнать Россію и Великаго Князя (^[339]).» Бояре ему не вѣрили и думали, что сей иноземецъ съ какимъ нибудь злымъ намѣреніемъ подосланъ Казимиромъ Литовскимъ; однакожь Поппель, удовлетворивъ своему любопытству, благополучно выѣхалъ изъ Россіи, и чрезъ два года возвратился въ качествѣ Посла Императорскаго съ новою грамотою отъ Фридерика и сына его, Короля Римскаго, Максимиліана, писанною въ Ульмѣ 26 Декабря, 1488 года. Принятый ласково, онъ въ первомъ свиданіи съ Московскими Боярами, Княземъ Иваномъ Юрьевичемъ, Даніиломъ Холмскимъ и Яковомъ Захарьевичемъ, говорилъ слѣдующее: «Выѣхавъ изъ Россіи, я нашелъ Императора и Князей Германскихъ въ Нюренбергѣ; бесѣдовалъ съ ними о странѣ вашей, о Великомъ Князѣ, и вывелъ ихъ изъ заблужденія:

Г. 1491—1493. они думали, что Іоаннъ есть данникъ Казимировъ. Нѣтъ, сказалъ я: Государь Московскій сильнѣе и богатѣе Польскаго; Держава его неизмѣрима, народы многочисленны, мудрость знаменита. Однимъ словомъ, самый усерднѣйшій изъ слугъ Іоанновыхъ не могъ бы говорить объ немъ иначе, ревностнѣе и справедливѣе. Меня слушали съ удивленіемъ, особенно Императоръ, въ часъ обѣда ежедневно разговаривая со мною. Наконецъ сей Монархъ, желая быть союзникомъ Россіи, велѣлъ мнѣ ѣхать къ вамъ Посломъ со многочисленною дружиною. Еще ли не вѣрите истинѣ моего званія? За два года я казался здѣсь обманщикомъ, ибо имѣлъ съ собою только двухъ служителей. Пусть Великій Князь пошлетъ собственнаго чиновника къ моему Государю: тогда не останется ни малѣйшаго сомнѣнія.» Но Іоаннъ уже вѣрилъ Послу, который именемъ Фридериковымъ предложилъ ему выдать его дочь, Елену или Ѳеодосію, за Албрехта, Маркграфа Баденскаго, племянника Императорова, и желалъ видѣть невѣсту. Великій Князь отвѣтствовалъ ему черезъ Дьяка, Ѳедора Курицына, что вмѣстѣ съ нимъ отправится въ Германію Посолъ Россійскій, коему велѣно будетъ изъясниться о семъ съ Императоромъ, и что обычаи наши не дозволяютъ прежде времени показывать юныхъ дѣвицъ женихамъ или сватамъ. — Второе предложеніе Поппелево состояло въ томъ, чтобы Іоаннъ запретилъ Псковитянамъ вступаться въ земли Ливонскихъ Нѣмцевъ, подданныхъ Имперіи. Государь велѣлъ отвѣтствовать, что Псковитяне владѣютъ только собственными ихъ землями и не вступаются въ чужія.

Весьма достопамятна третія аудіенція, данная Послу Фридерикову въ набережныхъ сѣняхъ, гдѣ самъ Великій Князь слушалъ его, отступивъ нѣсколько шаговъ отъ своихъ Бояръ. «Молю о скромности и тайнѣ, » сказалъ Поппель: «ежели непріятели твои, Ляхи и Богемцы, узнаютъ, о чемъ я говорить намѣренъ: то жизнь моя будетъ въ опасности. Мы слышали, что ты, Государь, требовалъ себѣ отъ Папы Королевскаго достоинства; но знай, что не Папа, а только Императоръ жалуетъ въ Короли, въ Принцы и въ Рыцари. Если желаешь быть Королемъ, то предлагаю тебѣ свои услуги. Надлежитъ единственно скрыть

Г. 1491—1493. сіе дѣло отъ Монарха Польскаго, который боится, чтобы ты, сдѣлавшись ему равнымъ Государемъ, не отнялъ у него древнихъ земель Россійскихъ.» Отвѣтъ Іоанновъ изображаетъ благородную, истинно царскую гордость. Бояре сказали Послу такъ: «Государь, Великій Князь, Божіею милостію наслѣдовалъ Державу Русскую отъ своихъ предковъ, и поставленіе имѣетъ отъ Бога, и молитъ Бога, да сохранитъ оную ему и дѣтямъ его вовѣки; а поставленія отъ иной власти никогда не хотѣлъ и не хочетъ (^[340])». ІІоппель не смѣлъ болѣе говорить о томъ, и вторично обратился къ сватовству. «Великій Князь» — сказалъ онъ — «имѣетъ двухъ дочерей: если не благоволитъ выдать никоторой за Маркграфа Баденскаго, то Императоръ представляетъ ему въ женихи одного изъ Саксонскихъ знаменитыхъ Принцевъ, сыновей его племянника (Курфирста Фридерика); а другая Княжна Россійская можетъ быть супругою Сигизмунда, Маркграфа Бранденбургскаго, коего старшій братъ есть зять Короля Польскаго.» На сіе не было отвѣта, и Поппель скоро отправился изъ Москвы въ Данію чрезъ Швецію, для какого-то особеннаго Императорскаго дѣла: Государь же послалъ въ Нѣмецкую землю Грека, именемъ Юрія Траханіота, или Трахонита, выѣхавшаго къ намъ съ Великою Княгинею, Софіею, давъ ему слѣдующее наставленіе:

I. Явить Императору и сыну его, Римскому Королю Максимиліану, вѣрющую Посольскую грамоту (^[341]). Увѣрить ихъ въ искренней пріязни Іоанновой. — II. Условиться о взаимныхъ дружественныхъ Посольствахъ и свободномъ сообщеніи обѣихъ Державъ. — III. Ежели спросятъ, намѣренъ ли Великій Князь выдать свою дочь за Маркграфа Баденскаго? то отвѣтствовать, что сей союзъ не пристоенъ для знаменитости и силы Государя Россійскаго, брата древнихъ Царей Греческихъ, которые, переселясь въ Византію, уступили Римъ Папамъ. Но буде Императоръ пожелаетъ сватать нашу Княжну за сына своего, Короля Максимиліана: то ему не отказывать, и дать надежду. — IV. Искать въ Германіи и принять въ службу Россійскую полезныхъ художниковъ, горныхъ мастеровъ, Архитекторовъ и проч.» На издержки дано было ему 80 соболей и 3000 бѣлокъ (^[342]). Іоаннъ написалъ съ

Г. 1491—1493. нимъ дружественныя грамоты къ Бургомистрамъ Нарвскому, Ревельскому и Любекскому.

Траханіотъ поѣхалъ (22 Марта) изъ Москвы въ Ревель, оттуда въ Любекъ и Франкфуртъ, гдѣ былъ представленъ Римскому Королю Максимиліану, говорилъ ему рѣчь на языкѣ Ломбардскомъ и вручилъ дары Великокняжескіе, 40 соболей, шубы горностаевую и бѣличью. Докторъ, Георгъ Торнъ, именемъ Максимиліана отвѣчалъ Послу на томъ же языкѣ, изъявляя благодарность и пріязнь сего Вѣнценосца къ Государю Московскому (^[343]). Посла осыпали въ Германіи ласками и привѣтствіями. Король Римскій, встрѣчая его, сходилъ обыкновенно съ трона и сажалъ подлѣ себя; то же дѣлалъ и самъ Императоръ. Они стоя подавали ему руку въ знакъ уваженія къ Великому Князю (^[344]). Болѣе ничего не знаемъ о переговорахъ Траханіота, который возвратился въ Москву 16 Іюля, 1490 года, съ новымъ Посломъ Максимиліановымъ, Георгомъ Делаторомъ (^[345]). Не за-долго до того времени умеръ славный Король Матѳей, и Паны Венгерскіе соглашались избрать на его мѣсто Казимирова сына, Владислава, Государя Богемскаго, въ досаду Максимиліану, считавшему себя законнымъ наслѣдникомъ Матѳеевымъ. Сіе обстоятельство соединяло Австрійскую Политику съ нашею: Максимиліанъ хотѣлъ завоевать Венгрію, Іоаннъ южную Литовскую Россію: они признавали Казимира общимъ врагомъ, и Делаторъ, чтобы тѣмъ вѣрнѣе успѣть въ государственномъ дѣлѣ, объявилъ желаніе Римскаго Короля (тогда вдоваго) быть Іоанну зятемъ; хотѣлъ видѣть юную Княжну и спрашивалъ о цѣнѣ ея приданаго. Отвѣтъ состоялъ въ учтивомъ отказѣ: Послу изъяснили наши обычаи. Какой стыдъ для отца и невѣсты, если бы сватъ отвергнулъ ее! Могъ ли знаменитый Государь съ безпокойствомъ и страхомъ ждать, что слуга иноземнаго Властителя скажетъ объ его дочери? Изъяснили также Делатору, что Вѣнценосцамъ не прилично торговаться въ приданомъ; что Великій Князь безъ сомнѣнія назначитъ его по достоинству жениха и невѣсты, но уже послѣ брака; что надобно согласиться прежде въ дѣлѣ важнѣйшемъ, а именно въ томъ, чтобы Княжна Россійская, если будетъ супругою Максимиліана, не перемѣняла Вѣры, имѣла у себя церковь Греческую

Г. 1491—1493. и Священниковъ. Для послѣдняго Великій Князь требовалъ увѣрительной записи; но Делаторъ сказалъ, то онъ для сего не уполномоченъ. И такъ перестали говорить о бракѣ.

Однакожь союзъ государственный заключился, и написали договоръ слѣдующаго содержанія:

«По волѣ Божіей и нашей любви мы Іоаннъ, Божіею милостію Государь всея Русіи, Владимірскій, Московскій, Новогородскій, Псковскій, Югорскій, Вятскій, Пермскій, Болгарскій (то есть, Казанскій) и проч. условились съ своимъ братомъ, Максимиліаномъ, Королемъ Римскимъ и Княземъ Австрійскимъ, Бургонскимъ, Лотарингскимъ, Стирскимъ, Каринтійскимъ и проч. быть въ вѣчной любви и согласіи, чтобы помогать другъ другу во всѣхъ случаяхъ. Если Король Польскій и дѣти его будутъ воевать съ тобою, братомъ моимъ, за Венгрію, твою отчину: то извѣсти насъ, и поможемъ тебѣ усердно, безъ обмана. Если же и мы начнемъ добывать Великаго Княженія Кіевскаго и другихъ земель Русскихъ, коими владѣетъ Литва: то увѣдомимъ тебя, и поможешь намъ усердно, безъ обмана. Если и не успѣемъ обослаться, но узнаемъ, что война началася съ твоей или моей стороны: то обязываемся немедленно итти другъ ко другу на помощь. — Послы и купцы наши да ѣздятъ свободно изъ одной земли въ другую. На семъ цѣлую крестъ къ тебѣ, моему брату... Въ Москвѣ, въ лѣто 6998 (1490), Августа 16 (^[346]).»

Сей первый договоръ съ Австріею, написанный на хартіи, былъ скрѣпленъ золотою Великокняжескою печатію. Делаторъ, видѣвъ супругу Іоаннову, Софію (^[347]), поднесъ ей въ даръ отъ Максимиліана сѣрое сукно и попугая; а Государь, пожаловавъ его въ Золотоносцы, далъ ему золотую цѣпь съ крестомъ, горностаевую шубу и серебряныя остроги или шпоры, какъ бы въ знакъ Рыцарскаго достоинства (^[348]). Делаторъ выѣхалъ изъ Москвы Августа 19, вмѣстѣ съ нашими Послами, Траханіотомъ и Дьякомъ Васильемъ Кулешинымъ. Наказъ, имъ данный, состоялъ въ слѣдующемъ: 1) «Вручить Максимиліану договорную Іоаннову грамоту и присягнуть въ вѣрномъ исполненіи условій. 2) Взять съ него такую же, писанную языкомъ Славянскимъ; а буде напишутъ оную по-Нѣмецки или по-Латини (^[349]), то изъяснить,

Г. 1491—1493. что обязательство Великаго Князя не имѣетъ силы, ежели въ грамотѣ будутъ отмѣны противъ Русской» (ибо Траханіотъ и Кулешинъ не знали сихъ двухъ языковъ). 3) «Максимиліанъ долженъ утвердить союзъ цѣлованіемъ креста передъ нашими Послами. 4) Объявить Королю согласіе Іоанново выдать за него дочь, съ условіемъ, чтобы она не перемѣняла Закона. 5) Сказать ему, что Посламъ его и Московскимъ лучше ѣздить впредь чрезъ Данію и Щвецію, для избѣжанія непріятностей, какія могутъ имъ встрѣтиться въ Польскихъ Владѣніяхъ. 6) Требовать, чтобы онъ далъ Великому Князю лекаря искуснаго въ цѣленіи внутреннихъ болѣзней и ранъ. 7) Привѣтствовать единственно Короля Римскаго, а не Императора, ибо Делаторъ, будучи въ Москвѣ, не сказалъ Великому Князю ни слова отъ Фридерика.» Не смотря на государственную важность заключаемаго съ Австріею союза, Іоаннъ, какъ видимъ, строго наблюдалъ достоинство Россійскаго Монарха, и въ сіе же время отослалъ изъ Москвы безъ отвѣта слугу Поппелева, который пріѣзжалъ въ Россію за живыми лосями для Императора, но съ письмомъ не довольно учтивымъ отъ господина своего. Не взявъ даровъ Поппелевыхъ, богатаго мониста съ ожерельемъ, Великій Князь милостиво принялъ отъ его слуги двѣ обьяри, и далъ ему за то 120 соболей, цѣною въ 30 червонцевъ (^[350]).

Траханіотъ и Кулешевъ писали къ Государю изъ Любека, что Король Датскій и Князья Нѣмецкіе, свѣдавъ объ ихъ прибытіи въ Германію, и желая добра Казимиру, замышляли сдѣлать имъ остановку въ пути; что Посолъ Максимиліановъ ѣдетъ вмѣстѣ съ ними и возметъ мѣры для ихъ безопасности; что Римскій Король уже завоевалъ многія мѣста въ Венгріи. Они наѣхали Максимиліана въ Нюренбергѣ, вручили ему дары отъ Іоанна и Великой Княгини (80 соболей, камку и птицу кречета); явили письменный договоръ, имъ одобренный и клятвенно утвержденный, но не упоминали о сватовствѣ, ибо слышали, что Максимиліанъ, долго не имѣвъ отвѣта отъ Великаго Князя, въ угожденіе своему отцу помолвилъ на Княжнѣ Бретанской. Пробывъ тамъ отъ 22 Марта до 23 Іюня (1491 года), Послы Іоанновы возвратились въ Москву Августа 30 съ Максимиліановою союзною грамотою,

Г. 1491—1493. которую Великій Князь приказалъ отдать въ хранилище государственное (^[351]).

Въ слѣдъ за ними Король Римскій вторично прислалъ Делатора, чтобы онъ былъ свидѣтелемъ клятвеннаго Іоаннова обѣта исполнять заключенный договоръ. Государь сдѣлалъ тоже, что Максимиліанъ: цѣловалъ крестъ передъ его Посломъ. Изъявивъ совершенное удовольствіе и благодарность Короля, Делаторъ молилъ Великаго Князя не досадовать за помолвку его на Принцессѣ Бретанской, и разсказалъ длинную исторію въ оправданіе сего поступка. «Король Римскій» — говорилъ онъ — «весьма желалъ чести быть зятемъ Великаго Князя; но Богъ не захотѣлъ того. Разнесся въ Германіи слухъ, что я и Послы Московскіе, въ 1490 году отплывъ на двадцати четырехъ корабляхъ изъ Любека, утонули въ морѣ. Государь вашъ думалъ, что Іоаннъ не свѣдалъ о его намѣреніи вступить въ бракъ съ Княжною Россійскою. Дальнее разстояніе не дозволяло отправить новаго Посольства, и согласіе Великаго Князя было еще не вѣрно. Между тѣмъ время текло. Князья Нѣмецкіе требовали отъ Императора, чтобы онъ женилъ сына и предложили въ невѣсты Анну Бретанскую. Фридерикъ убѣдилъ Максимиліана принять ея руку. Когда же Государь нашъ узналъ, что мы живы, и что Княжна Россійская могла быть его супругою: то искренно огорчился, и донынѣ жалѣетъ о невѣстѣ столь знаменитой.» Сія справедливая или выдуманная повѣсть удовлетворила Іоанновой чести; онъ не изъявилъ ни малѣйшей досады, и не отвѣчалъ Послу ни слова. Делаторъ, какъ бы въ знакъ особенной, неограниченной къ нему довѣренности Максимиліановой, извѣстилъ Великаго Князя о тайныхъ видахъ Австрійской Политики. Долговременная война Нѣмецкаго Ордена съ Польшею рѣшилась (въ 1466 году) совершенною зависимостію перваго отъ Казимира, такъ, что Великій Магистръ Лудвигъ назвалъ себя его присяжникомъ, и Рыцарство, нѣкогда Державное, стенало подъ игомъ чужеземной власти. Максимиліанъ тайно возбуждалъ Орденъ свергнуть сіе иго и снова прибѣгнуть къ оружію; но Магистры Нѣмецкій и Ливонскій требовали отъ него, чтобы онъ прежде доставилъ имъ важное покровительство Монарха Россійскаго, сильнаго

Г. 1491—1493. и грознаго. Делаторъ убѣждалъ Великаго Князя послать Московскаго чиновника въ Ливонію для переговоровъ, дать ея Рыцарямъ вѣчный миръ, не тѣснить ихъ и взятъ Орденъ въ его милостивое соблюденіе. — Столь же усердно ходатайствовалъ Посолъ за Швецію. Государственный ея Правитель, Стенъ-Стуръ, находился въ дружественной связи съ Максимиліаномъ, и жаловался ему на обиды Россіянъ, которые въ 1490 году ужаснымъ образомъ свирѣпствовали въ Остерботнѣ: жгли, рѣзали, мучили жителей, присвоивая себѣ господство надъ Финляндіею (^[352]). Делаторъ молилъ Іоанна оставить сію несчастную землю въ покоѣ. Наконецъ предлагалъ, чтобы Московскіе Послы ѣздили въ Имперію чрезъ Мекленбургъ и Любекъ, а не чрезъ Данію, гдѣ въ разсужденіи ихъ не соблюдаются уставы чести и гостепріимства: ибо Король держитъ сторону Казимирову. — Замѣтимъ, что Посолъ Максимиліановъ въ своихъ аудіенціяхъ именовалъ Великаго Князя Царемъ; такъ и наши Послы называли Іоанна въ Германіи: Нѣмцы же въ переводѣ дипломатическихъ бумагъ употребляли имя Kayser, Imperator, вмѣсто Царя (^[353]).

Отвѣтъ Великаго Князя, сообщенный Послу Казначеемъ Дмитріемъ Владиміровичемъ и Дьякомъ Ѳедоромъ Курицынымъ, былъ такой: «Я заключилъ искренній союзъ съ моимъ братомъ Максимиліаномъ; хотѣлъ помогать ему всѣми силами въ завоеваніи Венгріи, и готовился самъ сѣсть на коня; но слышу, что Владиславъ, сынъ Казимировъ, объявленъ тамъ Королемъ, и что Максимиліанъ съ нимъ примирился: слѣдственно мнѣ теперь нечего дѣлать. Однакожь вмѣстѣ съ тобою отправлю къ нему Пословъ. Не измѣню клятвѣ. Если братъ мой рѣшится воевать, то иду немедленно на Казимира и сыновей его, Владислава и Албрехта. Въ угодность Максимиліану буду посредникомъ его союза съ Господаремъ Молдавскимъ Стефаномъ. Что касается до Магистровъ Прусскаго и Ливонскаго, то я готовъ взять ихъ въ мое храненіе. Послѣдній желаетъ условиться о мирѣ съ моими особенными Послами и вмѣсто челобитья писать въ договорахъ моленіе; но да будетъ все по старому. Прежде онъ билъ челомъ вольному Новугороду: нынѣ да имѣетъ дѣло съ тамошними моими Намѣстниками, людьми знатными.»

Г. 1491—1493. — О Швеціи не было слова въ отвѣтѣ.

Делаторъ выѣхалъ изъ Москвы 12 Апрѣля, 1492 года (^[354]), съ Великокняжескимъ Приставомъ, коему надлежало довольствовать его всѣмъ нужнымъ до самой границы. Такъ обыкновенно бывало: Приставы встрѣчали и провожали Пословъ. Маія 6 снова отправился Траханіотъ съ Дьякомъ Михайломъ Яропкинымъ въ Германію. Ему велѣно было именемъ Іоанновымъ спросить Максимиліана о здравіи, но не править поклона: ибо Делаторъ въ первой аудіенціи не кланялся ни Великому Князю, ни супругѣ его отъ своего Короля, а спрашивалъ только о здравіи (^[355]). Наказъ сего Посольства былъ слѣдующій:

«Объявить Максимиліану, что Великій Князь, вступивъ съ нимъ въ союзъ, желалъ вѣрно исполнять условія, и для того не хотѣлъ говорить о мирѣ съ Посломъ Литовскимъ, бывшимъ въ Москвѣ: слѣдственно и Король Римскій не долженъ мириться съ Богеміею и Польшею безъ Іоанна, который готовъ, въ случаѣ его вѣрности, дѣйствовать съ нимъ за-одно всѣми силами, ему Богомъ данными. — Если онъ заключилъ миръ съ Владиславомъ, то развѣдать о тайныхъ причинахъ онаго. Узнать всѣ обстоятельства и виды Австрійской Политики: имѣетъ ли Максимиліанъ сильныхъ доброжелателей въ Венгріи, и кого именно? не для того ли уступаетъ оную Владиславу, чтобы воевать съ Государемъ Французскимъ, который, по слуху отнимаетъ у него невѣсту, Анну Бретанскую? — Ежели бракъ Римскаго Короля не состоялся, то искуснымъ образомъ внушить ему, что Великій Князь, можетъ быть, не отринетъ его вторичнаго сватовства, когда Императоръ и Максимиліанъ пришлютъ къ нему убѣдительную грамоту съ человѣкомъ добрымъ» (то есть, знатнымъ). «Въ такомъ случаѣ изъясниться о Вѣрѣ Греческой, о церкви и Священникахъ. А буде Король женится на Принцессѣ Бретанской, то говорить о сынѣ его, Филиппѣ, или о Саксонскомъ Курфирстѣ Фридерикѣ. Навѣдаться также о пристоиныхъ невѣстахъ для сына Государева, Василія, изъ дочерей Королевскихъ, и проч.; но соблюдать благоразумную осторожность, чтобы не повредить Государевой чести. — Заѣхать къ Саксонскому Курфирсту, поднести ему

Г. 1491—1493. въ даръ 40 соболей и сказать: Великій Князь благодаритъ тебя за охраненіе его Пословъ въ землѣ твоей: и впредь охраняй ихъ, равномѣрно и тѣхъ, которые ѣздятъ къ намъ изъ странъ Италійскихъ. Дозволяй художникамъ, твоимъ подданнымъ, переселяться въ Россію: за что Великій Князь готовъ служить тебѣ всѣмъ, чѣмъ изобилуетъ земля его.»

Послы наши имѣли письма къ Герцогу Мекленбургскому, къ Бургомистрамъ и Ратманамъ городовъ Нѣмецкихъ, о свободномъ ихъ пропускѣ: въ Нарвѣ и въ Ревелѣ они должны были вручить сіи грамоты сидя. — Донесенія, писанныя ими къ Государю въ пути, любопытны своею подробностію, вмѣщая въ себѣ извѣстія не только о главныхъ дѣлахъ Европейской Политики, но и купеческія: на примѣръ, о дороговизнѣ хлѣба во Фландріи, гдѣ ластъ ржи стоилъ тогда 100 червонцевъ (^[356]). Описывая войну Максимиліана съ Королемъ Французскимъ, Траханіотъ и Яропкинъ говорятъ о союзѣ перваго съ Англіею, Шотландіею, Испаніею, Португалліею и со всѣми Князьями Нѣмецкими; о мирѣ его съ Владиславомъ, который обязался ему заплатить за Венгрію 100, 000 червонцевъ, объявивъ Максимиліана послѣ себя наслѣдникомъ; увѣдомляютъ также о походѣ Султанскаго войска въ Сервію; однимъ словомъ, представляютъ всѣ движенія Европы очамъ любопытнаго Іоанна, который хотѣлъ быть самъ однимъ изъ ея великихъ Монарховъ.

Приплывъ на кораблѣ изъ Ревеля въ Германію, Траханіотъ и Яропкинъ жили нѣсколько мѣсяцевъ въ Любекѣ — не зная, куда ѣхать къ Максимиліану, занятому тогда Французскою войною — и для перевода Нѣмецкихъ бумагъ, ими получаемыхъ, приняли въ Государеву службу тамошняго славнаго книгопечатника, Варѳоломея, который далъ имъ клятву таить содержаніе оныхъ. Они нашли Максимиліана въ Кольмарѣ, гдѣ и были отъ 15 Генваря до 23 Марта. Политика его уже перемѣнилась: сей Государь, довольный условіями заключеннаго съ Владиславомъ мира, не думалъ болѣе о сѣверномъ союзѣ, употребляя всѣ усилія противъ Франціи. Послы наши — не сдѣлавъ, кажется, ничего — возвратились въ Москву въ Іюлѣ 1493 года (^[357]).

Такимъ образомъ прекратились на сей разъ сношенія Великокняжескаго

Г. 1491—1493. Двора съ Имперіею, хотя и не имѣвъ важныхъ государственныхъ слѣдствій, однакожь удовлетворивъ честолюбію Іоанна, который поставилъ себя въ оныхъ на-равнѣ съ первымъ Монархомъ Европы. — Связь съ Германіею доставила намъ и другую существенную выгоду. Новое велелѣніе Двора Московскаго, новыя Кремлевскія зданія, сильныя ополченія, Посольства, дары, требовали издержекъ, которыя истощали казну болѣе, нежели прежняя дань Ханская. Доселѣ мы пользовались единственно чужими драгоцѣнными металлами, добываемыми внѣшнею торговлею и мѣною съ Сибирскими народами черезъ Югру: сей послѣдній источникъ, какъ вѣроятно, оскудѣлъ или совсѣмъ закрылся: ибо въ лѣтописяхъ и въ договорахъ XV вѣка уже нѣтъ ни слова о серебрѣ Закамскомъ (^[358]). Но издавна былъ у насъ слухъ, что страны полунощныя, близъ Каменнаго Пояса, изобилуютъ металлами: присоединивъ къ Московской Державѣ Пермь, Двинскую землю, Вятку, Іоаннъ желалъ имѣть людей свѣдущихъ въ горномъ искусствѣ. Мы видѣли, что онъ писалъ о томъ къ Королю Венгерскому (^[359]); но Траханіотъ, кажется, первый вывезъ ихъ изъ Германіи. Въ 1491 году два Нѣмца, Иванъ и Викторъ, съ Андреемъ Петровымъ и Василіемъ Болтинымъ отправились изъ Москвы искать серебряной руды въ окрестностяхъ Печеры (^[360]). Открытіе Печерскихъ рудниковъ. Черезъ семь мѣсяцевъ они возвратились съ извѣстіемъ, что нашли оную, вмѣстѣ съ мѣдною, на рѣкѣ Цыльмѣ, верстахъ въ двадцати отъ Космы, въ трехъ стахъ отъ Печеры и въ 3500 отъ Москвы, на пространствѣ десяти верстъ. Сіе важное открытіе сдѣлало Государю величайшее удовольствіе, и съ того времени мы начали сами добывать, плавить металлы и чеканить монету изъ своего серебра; имѣли и золотыя деньги или медали Россійскія. Въ собраніи нашихъ древностей хранится снимокъ золотой медали 1497 году съ изображеніемъ Св. Николая: въ надписи сказано, что Великій Государь вылилъ сей единый талеръ изъ золота для Княгини (Княжны) своей, Ѳеодосіи (^[361]). На серебряныхъ деньгахъ Іоаннова времени обыкновенно представлялся всадникъ съ мечемъ.

Можетъ быть, слухъ о новыхъ, въ сѣверной Россіи открытыхъ, богатыхъ рудникахъ скоро дошелъ до Германіи и возбудилъ тамъ любопытство увѣриться

Г. 1491—1493. въ справедливости онаго (Европа еще не знала Америки, и нуждаясь въ драгоцѣнныхъ металлахъ, долженствовала брать живѣйшее участіе въ такомъ открытіи): по крайней мѣрѣ въ 1492 году пріѣхалъ въ Москву Нѣмецъ Михаилъ Снупсъ съ письмомъ къ Великому Князю отъ Максимиліана и дяди его, Австрійскаго Эрцгерцога Зигмунда, княжившаго въ Инспрукѣ: они дружески просили Іоанна, чтобы онъ дозволилъ сему путешественнику осмотрѣть все любопытное въ нашемъ отечествѣ, учиться языку Русскому, видѣть обычаи народа и пріобрѣсти знанія нужныя для успѣховъ общей Исторіи и Географіи. Снупсъ, обласканный Великимъ Княземъ, немедленно изъявилъ желаніе ѣхать въ дальнѣйшія страны полунощныя и на Востокъ, къ берегамъ Оби. Іоаннъ усомнился, и наконецъ рѣшительно отказалъ ему. Проживъ нѣсколько мѣсяцевъ въ Москвѣ. Снупсъ отправился назадъ въ Германію прежнимъ путемъ, чрезъ Ливонію, съ слѣдующимъ письмомъ отъ Великаго Князя къ Максимиліану и Зигмунду: «Изъ дружбы къ вамъ мы ласково приняли вашего человѣка, но не пустили его въ страны отдаленныя, гдѣ течетъ рѣка Обь, за неудобностію пути: ибо самые люди наши, ѣздящіе туда для собранія дани, подвергаются не малымъ трудамъ и бѣдствіямъ. Мы не дозволили ему также возвратиться къ вамъ чрезъ владѣнія Польскія или Турецкія: ибо не можемъ отвѣтствовать за безопасность сего пути. Богъ да блюдетъ ваше здравіе (^[362]).» Вѣроятно, что Іоаннъ опасался сего Нѣмца какъ лазутчика, и не хотѣлъ, чтобы онъ видѣлъ наши сѣверо-восточныя земли, гдѣ открылся новый источникъ богатства для Россіи.

Посольство Датское. Вторымъ достопамятнымъ Посольствомъ описываемыхъ нами временъ было Датское. Если не Данія, то по крайней мѣрѣ Норвегія издревле имѣла сношенія съ Новымгородомъ, по сосѣдству съ его сѣверными областями. Дворъ Ярослава Великаго служилъ убѣжищемъ для ея знаменитыхъ изгнанниковъ (^[363]); Александръ Невскій хотѣлъ женить сына на дочери Гаконовой (^[364]); мы упоминали также о договорѣ Норвегіи съ Правительствомъ Новогородскимъ въ 1326 году (^[365]): но отдаленная Москва скрывалась во мракѣ неизвѣстности для трехъ Сѣверныхъ Королествъ до того времени, какъ Великій Князь сдѣлался

Г. 1491—1493. Самодержцемъ всей Россіи, отъ береговъ Волги до Лапландіи. Пріязнь, бывшая между тогдашнимъ Королемъ Датскимъ, Іоанномъ, сыномъ Христіановымъ, и Казимиромъ, заставила перваго нарушить долгъ гостепріимства въ разсужденіи Пословъ Московскихъ, когда они ѣхали въ Любекъ чрезъ его землю: ибо Траханіотъ и Яропкинъ жаловались на претерпѣнныя ими въ ней обиды; но существенныя выгоды государственныя перемѣнили образъ мыслей сего Монарха: будучи врагомъ Шведскаго Правителя, онъ увидѣлъ пользу быть другомъ Великаго Князя, чтобы страхомъ нашего оружія обуздывать Шведовъ, и Посолъ Датскій (въ 1493 году) заключилъ въ Москвѣ союзъ любви и братства съ Россіею. Грекъ Дмитрій Ралевъ и Дьякъ Зайцовъ отправились въ Данію для размѣна договорныхъ грамотъ (^[366]).

Упомянемъ также о двухъ Посольствахъ Азіатскихъ. Неизмѣримая Держава, основанная завоеваніями дикаго Героя, Тамерлана, хотя не могла по его смерти устоять въ своемъ величіи и раздѣлилась: однакожь имя Царства Чагатайскаго, составленнаго изъ Бухаріи и Хорасана, еще гремѣло въ Азіи: Султанъ Абусаидъ, внукъ Тамерланова сына, Мирана, господствовалъ отъ береговъ моря Каспійскаго до Мультана въ Индіи, и въ 1468 году убитый Персидскимъ Царемъ Гассаномъ, оставилъ сію обширную страну въ наслѣдіе сыновьямъ, коихъ междоусобіе предвѣстило ихъ общую гибель. Гуссеинъ Мирза, правнукъ втораго Тамерланова сына, Омара, завладѣлъ Хорасаномъ; прославился многими побѣдами, одержанными имъ надъ Татарами-Узбеками; любилъ добродѣтель, Науки; слышалъ о величіи Государя Россійскаго, и желая его дружбы, въ 1489 году прислалъ въ Москву какого-то богатыря Уруса для заключенія союза съ Іоанномъ (^[367]). Чагатайское, Иверское посольство. Можетъ быть, онъ хотѣлъ, чтобы Великій Князь, имѣя связь съ Ногаями, возбудилъ ихъ противъ Узбековъ. Но Царство Чагатайское отжило вѣкъ свой: Ханъ Узбекскій, Шай-Бегъ, въ началѣ XVI вѣка изгналъ Гуссеиновыхъ сыновей изъ Хорасана, овладѣвъ и Бухаріею, откуда послѣдній Султанъ Тамерланова рода, Баборъ, ушелъ въ Индостанъ, гдѣ Судьба опредѣлила ему быть основателемъ Имперіи такъ называемаго Великаго Могола.

Иверія, или нынѣшняя Грузія, искони

Г. 1491—1493. славилась воинскою доблестію своего народа, такъ, что ни Персидское, ни Македонское оружіе не могло поработить его: славилась также богатствомъ (древніе Аргонавты искали Златаго руна въ сосѣдственной съ нею Мингреліи). Завоеванная Помпеемъ, она дѣлается съ того времени извѣстною въ Римской Исторіи, которая именуетъ намъ ея разныхъ Царей, данниковъ Рима. Одинъ изъ нихъ, Фарасманъ ІІ, вѣрный другъ Императора Адріана, удостоился чести приносить богамъ жертву въ Капитоліи и видѣть свой изваянный образъ въ храмѣ Беллоны на берегу Тибра. Но далѣе не находимъ уже никакихъ извѣстій о сей странѣ до раздѣленія Имперіи; знаемъ только, что Христіанская Вѣра начала тамъ утверждаться еще со временъ Константина Великаго; что Св. Симеонъ Столпникъ способствовалъ успѣхамъ ея; что Иверія, имѣя всегда собственныхъ Царей или Князей, зависѣла то отъ Монарховъ Персидскихъ, то отъ Императоровъ Греческихъ, была покорена Моголами и въ 1476 году подвластна Царю Персидскому, Узунъ-Гассану (^[368]). Нѣтъ сомнѣнія, что Россія издревле находилась въ связи съ единовѣрною Грузіею: Изяславъ І, какъ извѣстно, былъ женатъ на Княжнѣ Абассинской, а сынъ Андрея Боголюбскаго супругомъ славной Грузинской Царицы, Тамари (^[369]). Сія связь, прерванная нашествіемъ Батыевымъ, возобновилась: Послы Князя Иверскаго, Александра, именемъ Нариманъ и Хоземарумъ, въ 1492 году пріѣхали къ Іоанну, требовать его покровительства (^[370]). Уважаемый въ Персіи и въ странахъ окрестныхъ, Великій Князь могъ дѣйствительно быть заступникомъ своихъ утѣсненныхъ единовѣрцевъ, которые оплакивали паденіе Греціи, и подъ игомъ варваровъ закоснѣвъ въ невѣжествѣ, имѣли нужду вѣ совѣтахъ нашего Духовенства для Христіанскаго просвѣщенія. Александръ въ грамотѣ своей смиренно именуетъ себя холопомъ Іоанна, его же называетъ великимъ Царемъ, свѣтомъ зеленаго неба, звѣздою темныхъ, надеждою Христіанъ, подпорою бѣдныхъ, закономъ, истинною управою всѣхъ Государей, тишиною земли и ревностнымъ обѣтникомъ Св. Николая.

Занимаясь дѣлами Европы и Азіи, могъ ли Іоаннъ оставить безъ примѣчанія Державу Оттоманскую, которая уже столь сильно дѣйствовала на судьбу

Г. 1491—1493. трехъ частей міра? Какъ зять Палеологовъ и сынъ Греческой Церкви, утѣсняемой Турками, онъ долженствовалъ быть врагомъ Султановъ; но не хотѣлъ себя обманывать: видѣлъ, что еще не пришло время для Россіи бороться съ ними; что здравая Политика велитъ ей употреблять свои юныя силы на иные предметы, ближайшіе къ истинному благу ея: для того, заключая союзы съ Венгріею и Молдавіею, не касался дѣлъ Турецкихъ, имѣя въ виду одну Литву, нашего врага естественнаго. Выгодная торговля купцевъ Московскихъ въ Азовѣ и Кафѣ, управляемой Константинопольскими Пашами, зависимость Менгли-Гирея (важнѣйшаго союзника Россіи) отъ Султановъ, и надежда вредить Казимиру чрезъ Оттоманскую Порту склоняли Іоанна къ дружбѣ съ нею: онъ ждалъ только пристойнаго случая, и тѣмъ болѣе обрадовался, узнавъ, что Султанскіе Паши, говоря въ Бѣлѣгородѣ съ Дьякомъ его, Ѳедоромъ Курицынымъ, объявили ему желаніе ихъ Государя искать Іоанновой пріязни (^[371]). Великій Князь поручилъ Менгли-Гирею основательно развѣдать о семъ предложеніи, и Султанъ, Баязетъ ІІ, отвѣтствовалъ: «ежели Государь Московскій тебѣ, Менгли-Гирею, братъ: то будетъ и мнѣ братъ (^[372]).» Слѣдующее происшествіе служило поводомъ къ первому государственному сношенію между нами и Портою. Купцевъ Россійскихъ обижали въ Азовѣ и въ Кафѣ, такъ, что они перестали наконецъ ѣздить въ Султанскія владѣнія. Паша Кафинскій жаловался на то Баязету, слагая вину на Менгли-Гирея, будто бы отвратившаго Россіянъ отъ торговли съ симъ городомъ; а Менгли-Гирей хотѣлъ, чтобы Іоаннъ оправдалъ его въ глазахъ Султана. Удовлетворяя требованію оклеветаннаго друга, и какъ бы единственно изъ снисхожденія, Великій Князь написалъ такую грамоту къ Баязету (^[373]):

Первое дружелюбное сношеніе съ Султаномъ Турецкимъ. «Султану, вольному Царю Государей Турскихъ и Азямскихъ, земли и моря, Баязету, Іоаннъ Божіею милостію единый правый, наслѣдственный Государь всея Русіи и многихъ иныхъ земель отъ Сѣвера до Востока. Се наше слово къ твоему Величеству. Мы не посылали людей другъ ко другу спрашивать о здравіи; но купцы мои ѣздили въ страну твою и торговали, съ выгодою для обѣихъ Державъ. Они уже нѣсколько разъ жаловались мнѣ на твоихъ чиновниковъ:

Г. 1491—1493. я молчалъ. Наконецъ, въ теченіе минувшаго лѣта, Азовскій Паша принудилъ ихъ копать ровъ и носить каменья для городскаго строенія. Сего мало: въ Азовѣ и въ Кафѣ отнимаютъ у нашихъ купцевъ товары за полцѣны: въ случаѣ болѣзни одного изъ нихъ, кладутъ печать на имѣніе всѣхъ: если умираетъ, то все остается въ казнѣ; если выздоравливаетъ, отдаютъ назадъ только половину. Духовныя завѣщанія не уважаемы: Турецкіе чиновники не признаютъ наслѣдниковъ, кромѣ самихъ себя, въ Русскомъ достояніи. Узнавъ о сихъ обидахъ, я не велѣлъ купцамъ ѣздить въ твою землю. Прежде они платили единственно законную пошлину и торговали свободно: отъ чего же родилось насиліе? знаешь ли или не знаешь онаго?... Еще одно слово: отецъ твой (Магометъ ІІ) былъ Государь великій и славный: онъ хотѣлъ, какъ сказываютъ отправить къ намъ Пословъ съ дружескимъ привѣтствіемъ; но его намѣреніе, по волѣ Божіей, не исполнилось. Для чего же не быть тому нынѣ? Ожидаемъ отвѣта. Писано въ Москвѣ, 31 Августа» (въ 1492 году). — Менгли-Гирей долженъ былъ доставить сію грамоту Баязету: увидимъ слѣдствіе.

Посольство въ Крымъ. Тѣсная связь Іоаннова съ Ханомъ Таврическимъ не ослабѣвала, утверждаемая частыми Посольствами и дарами. Въ 1490 году ѣздилъ въ Тавриду Князь Василій Ромодановскій съ увѣреніемъ, что войско наше готово всегда тревожить Золотую Орду (^[374]). Сія тѣнь Батыева Царства скиталась изъ мѣста въ мѣсто: иногда переходила за Днѣпръ, иногда удалялась къ предѣламъ страны Черкесской, къ берегамъ Кумы. Тщетно сыновья Ахматовы вмѣстѣ съ Царемъ Астраханскимъ, Абдылъ-Керимомъ, замышляли впаденіе въ Тавриду, оберегаемую съ одной стороны Россіянами, Магметъ-Аминемъ Казанскимъ и Ногаями, а съ другой Султаномъ, который далъ Менгли-Гирею 2000 воиновъ для его защиты. Крымцы отгоняли стада у Волжскихъ Татаръ, и въ одной кровопролитной ошибкѣ убили сына Ахматова, Едигея. — Въ 1492 году новый Посолъ Іоанновъ, Лобанъ Колычевъ, убѣждалъ Менгли-Гирея воевать Литовскія владѣнія, представляя, что Ординскіе Цари злодѣйствуютъ ему единственно по внушеніямъ Казимировымъ (^[375]). Ханъ отвѣтствовалъ: «Я съ братомъ моимъ, Великимъ Княземъ, всегда одинъ

Г. 1491—1493. человѣкъ, и строю теперь при устьѣ Днѣпра, на старомъ городищѣ, новую крѣпость, чтобы оттуда вредить Польшѣ.» Сія крѣпость была Очаковъ, основанный на какихъ-то древнихъ развалинахъ. Братъ Ханскій, Усмемиръ, и племянникъ Довлетъ жили у Казимира: Великій Князь, для безопасности Менгли-Гирея, старался переманить ихъ въ Россію, но не могъ; въ угодность ему принялъ также меньшаго пасынка его, Абдылъ-Летифа, и съ честію отправилъ къ Царю Казанскому, Магметъ-Аминю. Менгли-Гирей желалъ еще, чтобы онъ далъ Коширу въ помѣстье Царевичу Мамытеку, сыну Мустафы: сіе требованіе не было уважено, равно какъ и другое, чтобы Іоаннъ заплатилъ 33, 000 алтынъ, взятыхъ Ханомъ въ долгъ у жителей Кафинскихъ для строенія Очакова. «Не строеніемъ безполезныхъ крѣпостей, отдаленныхъ отъ Литвы» — приказывалъ Великій Князь къ своему другу — «но частыми впаденіями въ ея земли долженъ ты безпокоить общихъ враговъ нашихъ.» Ханъ любилъ дары; просилъ кречетовъ и соболей для Турецкаго Султана: Государь давалъ, однакожь не безкорыстно, и (въ 1491 году) походомъ Воеводъ Московскихъ на Улусы Золотой Орды оказавъ услугу Менгли-Гирею, хотѣлъ, чтобы онъ въ знакъ благодарности прислалъ къ нему свой большой красной лалъ. Замѣтимъ еще, что Ханъ Крымскій, опасаясь Іоаннова подозрѣнія, сносился съ Царемъ Казанскимъ только чрезъ Москву: всякую грамоту ихъ переводили и читали Государю, который думалъ, что осторожность не мѣшаетъ дружбѣ (^[376]).

Литовскіе дѣла. Такъ было до 1492 года, когда важная перемѣна случилась въ Литвѣ и перемѣнила систему Россіи. Не смотря на взаимную ненависть между сими двумя Державами, никоторая не хотѣла явной войны. Казимиръ, уже старый и всегда малодушный, боялся твердаго, хитраго, дѣятельнаго и счастливаго Іоанна, увѣнчаннаго славою побѣдъ; а Великій Князь отлагалъ войну по внушенію государственной мудрости: чѣмъ болѣе медлилъ, тѣмъ болѣе усиливался и вѣрнѣе могъ обѣщать себѣ успѣхи; неусыпно стараясь вредить Литвѣ, казался готовымъ къ миру и не отвергалъ случаевъ объясняться съ Королемъ въ ихъ взаимныхъ удовольствіяхъ. Съ 1487 до 1492 года Литовскіе Послы, Князь Тимоѳей Мосальскій, Смоленскій Бояринъ

Г. 1491—1493. Плюсковъ, Стромиловъ, Хребтовичь и Намѣстникъ Утенскій, Клочко, пріѣзжали въ Москву съ разными жалобами. Со временъ Витовта Удѣльные Князья древней земли Черниговской, въ нынѣшнихъ Губерніяхъ Тульской, Калужской Орловской, были подданными Литвы: видя наконецъ возрастающую силу Іоанна, склоняемые къ нему единовѣріемъ и любезнымъ ихъ сердцу именемъ Русскимъ, они начали переходить къ намъ съ своими отчинами, и для успокоенія совѣсти давали только знать Казимиру, что слагаютъ съ себя обязанность его присяжниковъ. Уже нѣкоторые Одоевскіе, Воротынскіе, Бѣлевскіе, Перемышльскіе Князья служили Московскому Государю, и вели непрестанно войну съ своими родственниками, которые еще оставались въ Литвѣ. Такъ Василій Кривый, Князь Воротинскій, опустошилъ нѣсколько мѣстъ въ землѣ Королевской (^[377]). Сыновья Князя Симеона Одоевскаго взяли городъ ихъ дяди, Ѳеодора, Одоевъ; расхитили казну, плѣнили мать его. Дружина Князя Дмитрія Воротынскаго обратила въ пепелъ многія Брянскія села. Князь Иванъ Бѣлевскій силою принудилъ брата, Андрея, отложиться отъ Короля. Казимиръ жаловался, что Іоаннъ принимаетъ измѣнниковъ и терпитъ ихъ разбои; что многія Литовскія мѣста отошли къ намъ; что Великія Луки и Ржева не хотятъ платить ему дани, и проч. Іоаннъ отвѣтствовалъ ему на словахъ и чрезъ собственныхъ Пословъ, что сіи жалобы большею частію несправедливы: что Великія Луки и Ржева суть искони Новогородскія области; что Казимировы подданные сами обижаютъ Россіянъ; что ссорныя дѣла должны быть рѣшены на мѣстѣ общими судіями: что Князья племени Владимірова, добровольно служивъ Литвѣ, имѣютъ право съ наслѣдственнымъ своимъ достояніемъ возвратиться подъ сѣнь ихъ древняго отечества. Государь требовалъ, чтобы Казимиръ отпустилъ въ Россію жену Князя Бѣльскаго, не обременялъ нашихъ Купцевъ налогами и возвратилъ отнятое у нихъ насиліемъ въ его землѣ, казнилъ обидчиковъ, дозволилъ Посламъ Великокняжескимъ свободно ѣздить чрезъ Литву въ Молдавію, и проч. «Государь нашъ» — сказалъ Король чиновнику Іоаннову, Яропкину — «любить требовать, а не удовлетворять: я долженъ слѣдовать его примѣру.» Однакожь взаимно

Г. 1491—1493. соблюдалась учтивость: Литовскіе Послы обѣдали у Государя; не только онъ, но и юный сынъ его, Василій Іоанновичь, приказывалъ съ ними дружескіе поклоны къ Казимиру; въ знакъ пріязни Великій Князь освободилъ даже многихъ Поляковъ, которые находились плѣнниками въ Ордѣ. Смерть Казимира. Сынъ его Александръ на тронѣ Литовскомъ. Въ Маѣ 1492 году былъ отправленъ въ Варшаву (^*) Иванъ Никитичь Беклемишевъ съ предложеніемъ, чтобы Король отдалъ намъ городки Хлепенъ, Рогачевъ и другія мѣста, издревле Россійскія, и чтобы съ обѣихъ сторонъ выслать Бояръ на границу для изслѣдованія взаимныхъ обидъ. Но Беклемишевъ возвратился съ извѣстіемъ, что Казимиръ умеръ 25 Іюня; что старшій его сынъ, Албертъ, сдѣлался Королемъ Польскимъ, а меньшій Александръ, Великимъ Княземъ Литовскимъ.

Сей случай казался благопріятнымъ для Россіи: Литва, избравъ себѣ инаго Властителя, уже не могла располагать силами Польши, которая не имѣла вражды съ нами и долженствовала слѣдовать особенной государственной системѣ. Іоаннъ немедленно послалъ Константина Заболоцкаго къ Менгли-Гирею, убѣдить его, чтобы онъ воспользовался смертію Короля и шелъ на Литовскую землю, не отлагая похода до весны; что Волжская Орда кочуетъ въ отдаленныхъ восточныхъ предѣлахъ и не опасна для Тавриды; что ему никогда не будетъ лучшаго времени отмстить Казимировымъ сыновьямъ за всѣ злыя козни отца ихъ (^[378]). — Другой Великокняжескій чиновникъ, Иванъ Плещеевъ, отправился къ Стефану Молдавскому, вѣроятно съ такими же представленіями (^[379]). Непріятельскія дѣйствія противъ Литвы. Начались и непріятельскія дѣйствія съ нашей стороны: Князь Ѳедоръ Телепня-Оболенскій, вступивъ съ полкомъ въ Литву, разорилъ Мценскъ и Любутскъ; Князья Перемышльскіе и Одоевскіе, служащіе Іоанну, плѣнили въ Мосальскѣ многихъ жителей, Намѣстниковъ и Князей съ ихъ семействами: другой отрядъ завоевалъ Хлепенъ и Рогачевъ (^[380]).

Между тѣмъ новый Государь Литовскій, Александръ, всего болѣе желалъ мира съ Россіею, отъ юныхъ лѣтъ слышавъ непрестанно о величіи и побѣдахъ ея Самодержца. Вѣрнѣйшимъ средствомъ снискать Іоаннову пріязнь казалось

(^*) «Краковъ» (Собственноручная поправка Исторіографа на его экземплярѣ).

Г. 1491—1493. ему супружество съ одною изъ его дочерей, и Намѣстникъ Полоцкій, Янъ, писалъ о томъ къ первому Воеводѣ Московскому, Князю Ивану Юрьевичу, представляя, что Россія и Литва наслаждались счастливымъ миромъ, когда дѣдъ Іоанновъ, Василій Дмитріевичь, совокупился бракомъ съ дочерію Витовта (^[381]). Скоро явилось въ Москвѣ и торжественное Посольство Литовское (^[382]). Переговоры о мирѣ и сватовствѣ. Панъ Станиславъ Глѣбовичь, вручивъ вѣрющую грамоту, объявилъ Іоанну о смерти Казимира, о восшествіи Александра на престолъ, и требовалъ удовлетворенія за разореніе Мценска и другихъ городовъ. Ему отвѣтствовали, что мы должны были отмстить Литвѣ за грабежи ея подданныхъ; что плѣнники будутъ освобождены, когда Александръ удовольствуетъ всѣхъ обиженныхъ Россіянъ, и проч. Станиславъ, пируя у Воеводы Московскаго, Князя Ивана Юрьевича, въ веселомъ разговорѣ упомянулъ о сватовствѣ: онъ былъ не трезвъ, и для того не получилъ отвѣта; а на другой день сказалъ, что Литовскіе Сенаторы желаютъ сего брака, но что ему велѣно тайно развѣдать о мысляхъ Великаго Князя. Дѣло столь важное требовало осторожности: не входя ни въ какія изъясненія, Послу дали чувствовать, что надобно утвердить искренній, вѣчный миръ прежде, нежели говорить о сватовствѣ; что миръ легко можетъ быть заключенъ, если Правительство Литовское удержится отъ лишнихъ рѣчей и требованій неосновательныхъ. То же написалъ и Князь Иванъ Юрьевичь къ Намѣстнику Полоцкому.

Г. 1493. Станиславъ уѣхалъ изъ Москвы и непріятельскія дѣйствія продолжались. Князья Воротынскіе, Симеонъ Ѳедоровичь съ племянникомъ Иваномъ Михайловичемъ, вступивъ въ нашу службу, засѣли города Литовскіе, Серпенскъ и Мещовскъ: Воевода Смоленскій, Панъ Юрій, и Князь Симеонъ Можайскій выгнали ихъ оттуда; но Государь послалъ сильное войско, Московское и Рязанское, которое взяло приступомъ Серпенскъ и городокъ Опаковъ; а Мещовскъ сдался. Въ числѣ плѣнниковъ находились многіе знатные Смоляне и Паны Двора Александрова (^[383]). Другое наше войско покорило Вязму: ея Князья, присягнувъ Государю, остались въ наслѣдственномъ владѣніи; также и Князь Мезецкій, выдавъ Іоанну своихъ двухъ братьевъ, сосланныхъ въ Ярославль за

Г. 1492. ихъ усердіе къ Литвѣ (^[384]). Князья Воротынскіе завоевали Мосальскъ (^[385]).

Злоумышленіе на жизнь Іоаннову. Въ сіе время открылось въ Москвѣ гнусное злоумышленіе, коего истинный виновникъ уже тлѣлъ во гробѣ, но которое едва не исполнилось и не пресѣкло славнаго теченія Іоанновой жизни. Никогда выгода государственная не можетъ оправдать злодѣянія; нравственность существуетъ не только для частныхъ людей, но и для Государей: они должны поступать такъ, чтобы правила ихъ дѣяній могли быть общими законами. Кто же уставитъ, что Вѣнценосецъ имѣетъ право тайно убить другаго, находя его опаснымъ для своей Державы: тотъ разрушитъ связь между гражданскими обществами, уставить вѣчную войну, безпорядокъ, ненависть, страхъ, подозрѣніе между ими, совершенно противные ихъ цѣли, которая есть безопасность, спокойствіе, миръ. Не такъ разсуждалъ отецъ Александровъ, Казимиръ: онъ подослалъ къ Іоанну Князя Ивана Лукомскаго, племени Владимірова, съ тѣмъ, чтобы злодѣйски убить или отравить его. Лукомскій клялся исполнить сіе адское порученіе, привезъ съ собою въ Москву ядъ, составленный въ Варшавѣ (^*), и будучи милостиво обласканъ Государемъ, вступилъ въ нашу службу; но какою-то счастливою нескромностію обнаружилъ свой умыселъ: его взяли подъ стражу; нашли и ядъ, коимъ онъ хотѣлъ умертвить Государя, чтобы сдержать данное Казимиру слово. Злодѣйство столь необыкновенное требовало и наказанія чрезвычайнаго: Лукомскаго и единомышленника его, Латинскаго толмача, Поляка Матіаса, сожгли въ клѣткѣ на берегу Москвы-рѣки (^[386]). Князь Ѳеодоръ Бѣльскій также впалъ въ подозрѣніе, и былъ сосланъ въ Галичь: ибо Лукомскій доказывалъ, что сей легкомысленный родственникъ Казимировъ хотѣлъ тайно уѣхать отъ насъ въ Литву. Открылись и другіе преступники, два брата Алексѣй и Богданъ Селевины, граждане Смоленскіе: будучи плѣнниками въ Москвѣ, они жили на свободѣ, употребляли во зло довѣренность Государеву къ ихъ честности, имѣли связь съ Литвою и посылали вѣсти къ Александру Литовскому Богдана засѣкли кнутомъ до смерти: Алексѣю отрубили голову.

(^*) «Польшѣ» (Собственноручная поправка Исторіографа на его экземплярѣ).

Г. 1493. Такое происшествіе не могло расположить Іоанна къ миру: онъ непрестанно побуждалъ Менгли-Гирея воевать Литву. Посолъ Александра, Князь Глинскій, находился тогда въ Крыму, и требовалъ, чтобы Ханъ снесъ городъ Очаковъ, построенный имъ на Литовской землѣ. Въ угодность Великому Князю, Менгли-Гирей задержалъ Глинскаго, зимою подступилъ къ Кіеву, и выжегъ окрестности Чернигова, но за разлитіемъ Днѣпра возвратился въ Перекопъ (^[387]). Между тѣмъ Воевода Черкасскій, Богданъ, разорилъ Очаковъ, къ великой досадѣ Хана, истратившаго 150, 000 алтынъ на строеніе онаго. «Мы ничего важнаго не сдѣлаемъ врагамъ своимъ, если не будемъ имѣть крѣпости при устьѣ Днѣпра, » писалъ Менгли-Гирей къ Великому Князю (^[388]), увѣдомляя, что Александръ посредствомъ Султана Турецкаго предлагалъ ему миръ и 13, 500 червонцевъ за Литовскихъ плѣнниковъ, но что онъ, какъ вѣрный союзникъ Іоанновъ, не хотѣлъ о томъ слышать; что сей новый Государь Литовскій, слѣдуя Политикѣ отца, возбуждаетъ Ахматовыхъ сыновей противъ Тавриды и Россіи; что Царь Ординскій, Шигъ-Ахмедъ, женатый на дочери Ногайскаго Князя Мусы, и за то сверженный съ престола, опять царствуетъ вмѣстѣ съ братомъ Сеидъ-Махмутомъ (^[389]); что войско Крымское всегда готово итти на нихъ и на Литву, и проч. Въ самомъ дѣлѣ Менгли-Гирей не преставалъ тревожить Александровыхъ владѣній набѣгами и грабежемъ.

Посольство Князя Мазовецкаго въ Москву. Новый союзникъ представился Іоанну, Владѣтельный Князь Мазовецкій, Конрадъ, племени древнихъ Вѣнценосцевъ Польскихъ. Будучи тогда врагомъ сыновей Казимировыхъ, онъ желалъ вступить въ тѣсную связь съ Россіею и прислалъ въ Москву Варшавскаго Намѣстника, Ивана Подосю, сватать за него одну изъ дочерей Великаго Князя. Сей бракъ казался пристойнымъ и выгоднымъ для нашей Политики; но Государь не хотѣлъ вдругъ изъявить согласія, и самъ отправилъ Пословъ въ Мазовію для заключенія предварительнаго договора съ ея Княземъ: 1) о вспоможеніи, которое онъ даетъ Россіи противъ сыновей Казимировыхъ; 2) о назначеніи вѣна для будущей супруги его: то есть, Іоаннъ требовалъ, чтобы она имѣла въ собственномъ владѣніи нѣкоторые города и волости въ Мазовіи

Г. 1493. (^[390]). — Не знаемъ, съ какимъ отвѣтомъ возвратились Послы; но сіе сватовство не имѣло дальнѣйшихъ слѣдствій, вѣроятно отъ перемѣны обстоятельствъ.

Если и Казимиръ, Государь Литвы и Польши, опасался войны съ Іоанномъ: то Александръ, властвуя единственно надъ первою, и не увѣренный въ усердной помощи брата, могъ ли безъ крайности отважиться на кровопролитіе? Менгли-Гирей опустошалъ, Стефанъ Молдавскій грозилъ, заключивъ тѣсный союзъ между собою посредствомъ Іоанна (^[391]), и слѣдуя его указаніямъ. Но всего опаснѣе былъ самъ Великій Князь, именемъ отечества и единовѣрія призывая къ себѣ всѣхъ древнихъ Россіянъ, которые составляли большую часть Александровыхъ подданныхъ. Уже Москва расширила свои предѣлы до Жиздры и самаго Днѣпра, дѣйствуя не столько мечемъ, сколько приманомъ. Въ городахъ, въ селахъ и въ битвахъ страшились измѣны. — И такъ Александръ рѣшительно хотѣлъ искренняго, вѣчнаго мира.

Не столь легко изъяснить обстоятельствами миролюбіе Іоанна; все ему благопріятствовало: онъ имѣлъ сильное, опытное войско, друзей въ Литвѣ и счастіе, важное въ дѣлахъ человѣческихъ; видѣлъ ея боязнь и слабость; могъ обѣщать себѣ рѣдкую славу и даже Христіанскую заслугу, то есть, возвратить отечеству лучшую его половину, а Церкви шесть или семь знаменитыхъ Епархій, насиліемъ Латинскимъ отторженныхъ отъ ея истиннаго, общаго Пастырства. Но мы знаемъ характеръ Іоанновъ, для коего умѣренность была закономъ въ самомъ счастіи: знаемъ умъ его, который не любилъ отважности, кромѣ необходимой. Властвовавъ уже болѣе тридцати лѣтъ въ непрестанной и часто безпокойной дѣятельности, онъ хотѣлъ тишины, согласной съ достоинствомъ великаго Монарха и благомъ Державы. Вообще люди на шестомъ десятилѣтіи жизни рѣдко предпринимаютъ трудное и менѣе обольщаются успѣхами отдаленными. Покушеніе завоевать всю древнюю южную Россію возбудило бы противъ насъ не только Польшу, но и Венгрію, и Богемію, гдѣ царствовалъ братъ Александровъ, Владиславъ; надлежало бы воевать долго и не распускать полковъ, что казалось тогда невозможностію. Союзъ Хана Крымскаго и Стефана Великаго, полезный для усмиренія Литвы, не могъ быть весьма надеженъ въ

Г. 1493. усильномъ бореніи съ сими тремя Государствами. Менгли-Гирей зависѣлъ отъ Султана, готоваго иногда оказывать услуги Венгріи и Польшѣ: хотя не измѣнялъ Іоанну, однакожь не во всемъ удовлетворялъ ему: на примѣръ, безъ его вѣдома освободилъ Глинскаго, ссылался съ Александромъ и дѣйствовалъ противъ Литвы слабо, недружно (^[392]). Стефанъ же имѣлъ болѣе ума и мужества, нежели силъ, истощаемыхъ имъ въ войнахъ съ Турками. — Замѣтимъ наконецъ, что время уже пріучило Сѣверную Россію смотрѣть на Литовскую какъ на чуждую землю; въ обычаяхъ и нравахъ сдѣлалась перемѣна, и связь единородства ослабѣла. Іоаннъ, отнявъ у Литвы нѣкоторыя области, былъ доволенъ симъ знакомъ превосходства силъ, и лучше хотѣлъ миромъ утвердить пріобрѣтенное, нежели войною искать новыхъ пріобрѣтеній.

Въ слѣдъ за Литовскими Послами, бывшими въ Москвѣ, Великій Князь отправилъ Дворянина Загряскаго къ Александру, съ объявленіемъ, что отчины Князей Воротынскихъ, Бѣлевскихъ, Мезецкихъ и Вяземскихъ, служащихъ Государю, будутъ впредь частію Россіи, и что Литовское Правительство не должно вступаться въ оныя. Въ вѣрющей грамотѣ, данной Загряскому, Іоаннъ по своему обыкновенію назвалъ себя Государемъ всей Россіи. Сей Посолъ имѣлъ также письмо отъ юнаго сына Іоаннова, Василія, къ изгнаннику, Князю Василію Михайловичу Верейскому, коему дозволялось возвратиться въ Москву: ибо Великая Княгиня Софія исходатайствовала ему прощеніе (^[393]). Въ Вильнѣ отвѣчали Загряскому, что новые Послы Александровы будутъ въ Москву: они дѣйствительно пріѣхали въ исходѣ Іюня съ требованіемъ, чтобы Іоаннъ не только отдалъ ихъ Государю всѣ захваченныя Россіянами Литовскія области, но и казнилъ виновниковъ сего насилія; сверхъ того изъявили негодованіе, что Великій Князь употребляетъ въ грамотахъ титулъ новый и высокій, именуясь Государемъ всей Россіи и многихъ земель; а въ заключеніе сказали Воеводѣ, Московскому, Ивану Юрьевичу, что Александръ, по желанію Сенаторовъ Литовскихъ, готовъ начать переговоры о вѣчномъ мирѣ (^[394]). Отвѣтъ Іоанновыхъ Бояръ состоялъ въ слѣдующемъ: «Князья Воротынскіе и другіе искони были слугами нашихъ Государей. Пользуясь

незгодою Россіи, Литва завладѣла ихъ странами: теперь иныя времена. — Великій Князь не пишетъ въ грамотахъ своихъ ничего высокаго, а называется Властителемъ земель, данныхъ ему Богомъ.»

Г. 1494. Въ Генварѣ 1494 году Великіе Послы Литовскіе, Воевода Троцкій, Петръ Яновичь Бѣлой и Станиславъ Гастольдъ, Староста Жмудскій, прибыли въ Москву для заключенія мира. Они хотѣли возобновить договоръ Казимировъ съ Василіемъ Темнымъ, а наши Бояре древнѣйшій Ольгердовъ съ Симеономъ Гордымъ и отцемъ Донскаго. Первые уступали Іоанну Новгородъ, Псковъ и Тверь въ вѣчное потомственное владѣніе, но требовали всѣхъ иныхъ городовъ, коими завладѣли Россіяне въ новѣйшія времена. «Вы уступаете намъ не свое, а наше, » сказали Бояре. Миръ с Литвою. Спорили долго, хитрили и нѣсколько разъ прерывали сношенія; наконецъ согласились, чтобы Вязма, Алексинъ, Тѣшиловъ, Рославль, Веневъ, Мстиславль, Торуса, Оболенскъ, Козельскъ, Серенскъ, Новосиль, Одоевъ, Воротынскъ, Перемышль, Бѣлевъ, Мещера остались за Россіею; а Смоленскъ, Любутскъ, Мценскъ, Брянскъ, Серпейскъ, Лучинъ, Мосальскъ, Дмитровъ, Лужинъ и нѣкоторыя иныя мѣста по Угру за Литвою (^[395]). Князьямъ Мезецкимъ или Мещовскимъ дали волю служить, кому они хотятъ. Александръ обѣщалъ признать Великаго Князя Государемъ всей Россіи, съ тѣмъ, чтобы онъ не требовалъ Кіева. Іоаннъ отдаетъ дочь свою, Елену, за Александра. Тогда Послы Литовскіе, вторично представленные Іоанну, начали дѣло сватовства, и Государь изъявилъ согласіе выдать дочь свою, Елену, за Александра, взявъ слово, что онъ не будетъ нудить ее къ перемѣнѣ Вѣры. На другой день, Февраля 6, въ комнатахъ у Великой Княгини Софіи они увидѣли невѣсту, которая чрезъ Окольничаго спросила у нихъ о здоровьѣ будущаго супруга. Тутъ, въ присутствіи всѣхъ Бояръ, совершилось обрученіе. Станиславъ Гастольдъ заступалъ мѣсто жениха, ибо старшему Послу, Воеводѣ Петру, имѣвшему вторую жену, не дозволяли быть дѣйствующимъ въ семъ обрядѣ. Іереи читали молитвы. Обмѣнялись перстнями и крестами, вися<щи>ми на золотыхъ цѣпяхъ.

Февраля 7 Послы именемъ Александра присягнули въ вѣрномъ соблюденіи мира, а Великій Князь цѣловалъ крестъ

Г. 1494. въ томъ же. Главныя условія договора, написаннаго на хартіи съ золотою печатію, были слѣдующія; 1) «Жить обоимъ Государямъ и дѣтямъ ихъ въ вѣчной любви и помогать другъ другу во всякомъ случаѣ; 2) владѣть каждому своими землями по древнимъ рубежамъ 3) Александру не принимать къ себѣ Князей Вяземскихъ, Новосильскихъ, Одоевскихъ, Воротынскихъ, Перемышльскихъ, Бѣлевскихъ, Мещерскихъ, Говдыревскихъ, ни Великихъ Князей Рязанскихъ, остающихся на сторонѣ Государя Московскаго, коему и рѣшить ихъ спорныя дѣла съ Литвою; 4) двухъ Князей Мезецкихъ, сосланныхъ въ Ярославль, освободить; 5) въ случаѣ обидъ выслать общихъ судей на границу; 6) измѣнниковъ Россійскихъ, Михаила Тверскаго, сыновей Князя Можайскаго, Шемяки, Боровскаго, Верейскаго, никуда не отпускать изъ Литвы: буде же уйдутъ, то вновь не принимать ихъ; 7) Посламъ и купцамъ ѣздить свободно изъ земли въ землю, » и проч. (^[396]). — Сверхъ того Послы дали слово, что Александръ обяжется грамотою не безпокоить супруги въ разсужденіи Вѣры. Они три раза обѣдали у Государя и получили въ даръ богатыя шубы съ серебряными ковшами (^[397]). Отпуская ихъ, Великій Князь сказалъ изустно: «Петръ и Станиславъ I милостію Божіею мы утвердили дружбу съ зятемъ и братомъ Александромъ; что обѣщали, то исполним. Послы мои будутъ свидѣтелями его клятвы (^[398]).»

Для сего Князья Василій и Симеонъ Ряполовскіе, Михайло Яропкинъ и Дьякъ Ѳедоръ Курицынъ были посланы въ Вильну (^[399]). Александръ, присягнувъ, размѣнялся мирными договорами; написалъ также грамоту о Законѣ будущей супруги, но вмѣстилъ слова: «если же Великая Княгиня Елена сама захочетъ принять Римскую Вѣру, то ея воля.» Сіе дополненіе едва не остановило брака: Іоаннъ гнѣвно велѣлъ сказать Александру, что онъ по видимому не хочетъ быть его зятемъ. Г. 1495, Генваря 6. Бумагу переписали, и чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ явилось въ нашей столицѣ Великое Посольство Литовское. Воевода Виленскій, Князь Александръ Юрьевичь, Князь Янъ Заберезенскій, Намѣстникъ Полоцкій, Панъ Юрій, Намѣстникъ Бряславскій, и множество знатнѣйшихъ Дворянъ пріѣхали за невѣстою, блистая великолѣпіемъ въ одеждѣ, въ услугѣ и въ украшеніи коней

Г. 1495. своихъ. Въ вѣрющей грамотѣ Александръ именовалъ Великаго Князя отцемъ и тестемъ. Выслушавъ рѣчь Посольскую, Іоаннъ сказалъ: «Государь нашъ, братъ и зять мой, восхотѣлъ прочной любви и дружбы съ нами: да будетъ! Отдаемъ за него дочь свою. — Онъ долженъ помнить условіе, скрѣпленное его печатію, чтобы дочь наша не перемѣняла Закона ни въ какомъ случаѣ, ни принужденно, ни собственною волею. — Скажите ему отъ насъ, чтобы онъ дозволилъ ей имѣть придворную церковь Греческую (^[400]). Скажите, да любитъ жену, какъ Законъ Божественный повелѣваетъ, и да веселится сердце родителя счастіемъ супруговъ! — Скажите отъ насъ Епископу и Панамъ вашей Думы Государственной, чтобы они утверждали Великаго Князя Александра въ любви къ его супругѣ и въ дружбѣ съ нами. Всевышній да благословитъ сей союзъ!»

Генваря 13 Іоаннъ, отслушавъ Литургію въ Успенскомъ храмѣ со всѣмъ Великокняжескимъ семействомъ и съ Боярами, призвалъ Литовскихъ Вельможъ къ церковнымъ дверямъ, вручилъ имъ невѣсту и проводилъ до саней. Въ Дорогомиловѣ Елена остановилась и жила два дни: братъ ея, Василій, угостилъ тамъ Пановъ роскошнымъ обѣдомъ; мать ночевала съ нею, а Великій Князь два раза пріѣзжалъ обнять любезную ему дочь, съ которою разставался навѣки. Онъ далъ ей слѣдующую записку: «Память Великой Княжнѣ Еленѣ. Въ божницу Латинскую не ходить, а ходить въ Греческую церковь: изъ любопытства можешь видѣть первую или монастырь Латинскій, но только однажды или два раза. Если свекровь твоя будетъ въ Вильнѣ и прикажетъ тебѣ итти съ собою въ божницу, то проводи ее до дверей и скажи учтиво, что идешь въ свою церковь.» — Невѣсту провожали Князь Симеонъ Ряполовскій, Бояринъ Михайло Яковлевичь Русалка и Прокофій Зиновьевичь съ женами, Дворецкій Дмитрій Пѣшковъ, Дьякъ и Казначей Василій Кулешинъ, нѣсколько Окольничихъ, Стольниковъ, Конюшихъ, и болѣе сорока знатныхъ Дѣтей Боярскихъ. въ Тайномъ наказѣ, данномъ Ряполовскому, велѣно было требовать, чтобы Елена вѣнчалась въ Греческой церкви, въ Русской одеждѣ, и при совершеніи брачнаго обряда на вопросъ Епископа о любви ея къ Александру отвѣтствовала:

Г. 1495. любъ ми, и не оставити ми его до живота никоея ради болѣзни, кромѣ Закона; держатъ мнѣ Греческій, а ему не нудить меня къ Римскому. Іоаннъ не забылъ ничего въ своихъ предписаніяхъ, назначая даже, какъ Еленѣ одѣваться въ пути, гдѣ и въ какихъ церквахъ пѣть молебны, кого видѣть, съ кѣмъ обѣдать, и проч. (^[401]).

Ея путешествіе отъ предѣловъ Россіи до Вильны было веселымъ торжествомъ для народа Литовскаго, который видѣлъ въ ней залогъ долговременнаго, счастливаго мира. Въ Смоленскѣ, Витебскѣ, Полоцкѣ, Вельможи и Духовенство встрѣчали ее съ дарами и съ любовію, радуясь, что кровь Св. Владиміра соединяется съ Гедиминовою; что Церковь Православная, сирая, безгласная въ Литвѣ, найдетъ ревностную покровительницу на тронѣ; что симъ брачнымъ союзомъ возобновляется древняя связь между единоплеменными народами. Александръ выслалъ знатнѣйшихъ чиновниковъ привѣтствовать Елену на пути и самъ встрѣтилъ ее за три версты отъ Вильны, окруженный Дворомъ и всѣми Думными Панами. Невѣста и женихъ, ступивъ на разостланное алое сукно и золотую камку, подали руку другъ другу, сказали нѣсколько ласковыхъ словъ, и вмѣстѣ въѣхали въ столицу, онъ на конѣ, она въ саняхъ, богато украшенныхъ (^[402]). Невѣста въ Греческой церкви Св. Богоматери отслушала молебенъ: Боярыни Московскія расплели ей косу, надѣли на голову кику съ покрываломъ, осыпали ее хмѣлемъ и повели къ жениху въ церковь Св. Станислава, гдѣ вѣнчалъ ихъ, на бархатѣ и на соболяхъ, Латинскій Епископъ и нашъ Священникъ Ѳома. Тутъ былъ и Виленскій Архимандритъ Макарій, Намѣстникъ Кіевскаго Митрополита (^[403]); но не смѣлъ читать молитвъ. Княгиня Ряполовская держала надъ Еленою вѣнецъ, а Дьякъ Кулешинъ скляницу съ виномъ. — По совершеніи обрядовъ Александръ торжественно принялъ Бояръ Іоанновыхъ; начались веселые пиры: открылись и взаимныя неудовольствія.

Давно замѣчено Историками, что рѣдко брачные союзы между Государями способствуютъ благу Государствъ: каждый Вѣнценосецъ желаетъ употребить свойство себѣ въ пользу; вмѣсто уступчивости раждаются новыя требованія, и тѣмъ чувствительнѣе бываютъ отказы. Кажется, что Іоаннъ и Александръ въ

Г. 1495. семъ случаѣ не хотѣли обмануть другъ друга, но сами обманулись: по крайней мѣрѣ первый дѣйствовалъ откровеннѣе, великодушнѣе, какъ должно сильнѣйшему; не уступалъ, однакожь и не мыслилъ коварствовать, съ прискорбіемъ видя, что надежда обѣихъ Державъ не исполнилась и что свойство не принесло ему мира надежнаго.

Новыя неудовольствія между Россіею и Литвою. Еще во время Сватовства Александръ съ досадою писалъ въ Москву о новыхъ обидахъ, дѣлаемыхъ Россіянами Литвѣ (^[404]): Іоаннъ обѣщалъ управу; но самъ былъ не доволенъ тѣмъ, что Александръ именовалъ его въ грамотахъ только Великимъ Княземъ, а не Государемъ всей Россіи. Весною пріѣхалъ изъ Литвы Маршалокъ Станиславъ съ брачными дарами: вручивъ ихъ Государю и семейству его, онъ жаловался ему на Молдавскаго Воеводу, Стефана, разорившаго городъ Бряславль, и на Пословъ Московскихъ, Князя Ряполовскаго и Михайла Русалку, которые, ѣдучи изъ Вильны въ Москву, будто бы грабили жителей; требовалъ еще, чтобы всѣ Россійскіе чиновники, служащіе Еленѣ, были отозваны назадъ: «ибо она имѣетъ довольно своихъ подданныхъ для услуги.» Іоаннъ обѣщалъ примирить Стефана съ зятемъ; но досадовалъ, что Александръ не позволилъ ни православному Епископу, ни Архимандриту Макарію вѣнчать Елены, не соглашается построить ей домовую церковь Греческаго Закона, удалилъ отъ нее почти всѣхъ Россіянъ, и весьма худо содержитъ остальныхъ. Жалоба на Московскихъ Пословъ была клеветою; напротивъ того они дорогою терпѣли во всемъ недостатокъ (^[405]). — Отпустивъ Станислава, Великій Князь послалъ гонца въ Вильну навѣдаться о здоровьѣ Елены, и далъ ему два письма, одно съ обыкновенными привѣтствіями, а другое съ тайными наставленіями, желая чтобы она не имѣла при себѣ чиновниковъ, ни слугъ Латинской Вѣры, и никакъ не отпускала нашихъ Бояръ, изъ коихъ главнымъ былъ тогда Князь Василій Ромодановскій, присланный въ Вильну съ женою (^[406]). Для переписки съ родителемъ Елена употребляла Московскаго Подьячаго и должна была скрывать оную отъ супруга: положеніе весьма опасное и непріятное! Юная Великая Княгиня, одаренная здравымъ смысломъ и нѣжнымъ сердцемъ, вела себя съ удивительнымъ благоразуміемъ, и сохраняя

Г. 1495. долгъ покорной дочери, не измѣняла мужу, ни государственнымъ выгодамъ ея новаго отечества, никогда не жаловалась родителю на свои домашнія неудовольствія, и старалась утвердить его въ союзѣ съ Александромъ. Въ сіе время разнесся слухъ въ Вильнѣ, что Ханъ Менгли-Гирей идетъ на Литву: Елена вмѣстѣ съ супругомъ писала къ Іоанну, чтобы онъ, исполняя договоръ, защитилъ ихъ; о томъ же писала и къ матери въ выраженіяхъ убѣдительныхъ и ласковыхъ (^[407]).

Великій Князь находился въ обстоятельствахъ затруднительныхъ: безъ вѣдома и безъ участія Менгли-Гиреева вступивъ въ тѣсный союзъ съ Александромъ, ихъ бывшимъ непріятелемъ, онъ извѣстилъ Хана Таврическаго о семъ важномъ происшествіи, увѣряя его въ неизмѣнной дружбѣ своей, и предлагая ему также помириться съ Литвою. Отвѣтъ Менгли-Гиреевъ, сильный искренностію и прямодушіемъ, содержалъ въ себѣ упреки, отчасти справедливыя. «Съ удивленіемъ читаю твою грамоту, » писалъ Ханъ къ Государю: «ты вѣдаешь, измѣнялъ ли я тебѣ въ дружбѣ, предпочиталъ ли ей мои особенныя выгоды, усердно ли помогалъ тебѣ на враговъ твоихъ! Другъ и братъ великое дѣло; не скоро добудешь его: такъ я мыслилъ и жегъ Литву, громилъ Улусы Ахматовыхъ сыновей, не слушалъ ихъ предложеній, ни Казимировыхъ, ни Александровыхъ: что жь моя награда? Ты сталъ другомъ нашихъ злодѣевъ, а меня оставилъ имъ въ жертву!... Сказалъ ли намъ хотя единое слово о своемъ намѣреніи? Не разсудилъ и подумать съ твоимъ братомъ (^[408])!» Однакожь Менгли-Гирей все еще держался Великаго Князя, и даже снова клялся умереть его вѣрнымъ союзникомъ: но отвергалъ и мира съ Литвою, требуя единственно, чтобы Александръ удовлетворилъ ему за понесенные имъ въ войнѣ убытки.

И такъ Іоаннъ могъ бы легко примирить зятя съ Ханомъ; но прежде надлежало удостовѣриться въ искренней дружбѣ перваго: отвѣтствуя ему, что договоръ съ нашей стороны будетъ исполненъ, и что войско Россійское готово защитить Литву, если Менгли-Гирей не согласится на миръ, Іоаннъ послалъ въ Вильну Боярина Кутузова, съ требованіемъ, чтобы Александръ непремѣнно позволилъ супругѣ своей имѣть домовую церковь, не принуждалъ ее носить

Г. 1495. Польскую одежду, не давалъ ей слугъ Римскаго Исповѣданія, писалъ въ грамотахъ весь титулъ Государя согласно съ условіемъ, не запрещалъ вывозить серебра изъ Литвы въ Россію, и чтобы наконецъ отпустилъ въ Москву жену Князя Бѣльскаго (^[409]). Въ угодность зятю, Великій Князь отозвалъ изъ Вильны Бояръ Московскихъ, коихъ Александръ считалъ опасными доносителями и ссорщиками: остались при Еленѣ только Священникъ Ѳома съ двумя Крестовыми Дьяками и нѣсколько Русскихъ поваровъ. Не смотря на то, зять не хотѣлъ исполнить ни одного изъ требованій Іоанновыхъ, отвѣтствуя на первое, что уставъ предковъ его запрещаетъ строить вновь церкви нашего Исповѣданія, и что Елена можетъ ходить въ приходскую, которая недалеко отъ дворца. «Какое мнѣ дѣло до вашихъ уставовъ?» возражалъ Государь: «у тебя супруга православной Вѣры, и ты обѣщалъ ей свободу въ Богослуженіи.» Но Александръ упрямился; не отпустилъ даже и Княгини Бѣльской, говоря, что она сама не ѣдетъ въ Россію.

Г. 1495—1496. Къ симъ досадамъ онъ присовокупилъ новую. Султанъ Турецкій, Баязетъ, получивъ грамоту Великаго Князя (^[410]), и строго запретивъ утѣснять купцевъ нашихъ, торгующихъ въ Кафѣ и Азовѣ, немедленно отправилъ въ Москву Посла съ дружественными увѣреніями: Александръ велѣлъ ему и бывшимъ съ нимъ Константинопольскимъ гостямъ возвратиться изъ Кіева въ Турцію, приказавъ къ Іоанну, что никогда Султанскіе Послы не ѣзжали въ Россію чрезъ Литву, и что они могутъ быть лазутчиками (^[411]).

Однакожь Великій Князь еще изъявлялъ доброхотство зятю, и далъ ему знать, что Стефанъ Молдавскій и Менгли-Гирей соглашаются жить въ мирѣ съ Литвою (^[412]). Сего недовольно: услышавъ, что Александръ, по совѣту Думныхъ Пановъ, готовъ отдать въ Удѣлъ меньшему брату, Сигизмунду, Кіевскую область, Іоаннъ писалъ къ Еленѣ, чтобы она всячески старалась отвратить мужа отъ намѣренія столь вреднаго. Повторимъ собственныя слова его: «Я слыхалъ о неустройствахъ, какія были въ Литвѣ отъ Удѣльнаго правленія. И ты слыхала о нашихъ собственныхъ бѣдствіяхъ, произведенныхъ разногласіемъ въ княженіе отца моего; помнишь, что и самъ я терпѣлъ отъ братьевъ. Чему быть доброму, когда Сигизмундъ

Г. 1495—1496. сдѣлается у васъ особеннымъ Государемъ? Совѣтую, ибо люблю тебя, милую дочь свою; не хочу вашего зла. Если будешь говорить мужу, то говори единственно отъ себя (^[413]).» Въ семъ случаѣ Іоаннъ явилъ образъ мыслей достойный Монарха сильнаго и великодушнаго: имѣлъ досаду на зятя, но какъ искренній другъ предостерегалъ его отъ гибельной погрѣшности, не смотря на то, что Россія могла бы воспользоваться ею.

Сіе великодушіе, по видимому, не тронуло Александра: онъ съ грубостію отвѣтствовалъ, что не видитъ расположенія къ миру въ нашихъ союзникахъ, Менгли-Гиреѣ и Стефанѣ, непрестанно враждующихъ Литвѣ; что тесть указываетъ ему въ его дѣлахъ, и не даетъ никакой управы. Огорченный Великій Князь, жалуясь Еленѣ на мужа ея, спрашивалъ, для чего онъ не хочетъ жить съ нимъ въ любви и братствѣ? «Для того» — писалъ Александръ къ тестю — «что ты завладѣлъ многими городами и волостями, издавна Литовскими; что пересылаешься съ нашими недругами, Султаномъ Турецкимъ, Господаремъ Молдавскимъ и Ханомъ Крымскимъ, а доселѣ не помирилъ меня съ ними, вопреки нашему условію имѣть однихъ друзей и непріятелей; что Россіяне, не взирая на миръ, всегда обижаютъ Литовцевъ.

Г. 1495—1496. Если дѣйствительно желаешь братства между нами, то возврати мое и съ убытками, запрети обиды, и докажи тѣмъ свою искренность: союзники твои увидѣвъ оную, престанутъ мнѣ злодѣйствовать (^[414]).» Елена въ сей грамотѣ приписала только поклонъ родителю.

Всѣ неудовольствія Александровы происходили, кажется, отъ того, что онъ жалѣлъ о городахъ, уступленныхъ имъ Россіи, и съ прискорбіемъ оставлялъ Елену Греческою Христіанкою. Іоаннъ не отнялъ ничего новаго у Литвы послѣ заключеннаго договора; видя же упрямство, несправедливость и грубости зятя, бралъ свои мѣры. Бояринъ Князь Звенецъ поѣхалъ къ Менгли-Гирею: извиняясь, что за худою зимнею дорогою не увѣдомилъ его во-время о сватовствѣ Александровомъ, Іоаннъ убѣждалъ Хана забыть прошедшее. «Не требую» — говорилъ онъ — «но соглашаюсь, чтобы ты жилъ въ мирѣ съ Литвою; а если зять мой будетъ опять тебѣ или мнѣ врагомъ, то мы возстанемъ на него общими силами (^[415]).» Вѣроятно, что Іоаннъ такимъ же образомъ писалъ и къ Стефану Молдавскому: по крайней мѣрѣ сіи два союзника Россіи не спѣшили мириться съ Александромъ, и Великій Князь въ случаѣ войны могъ надѣяться на ихъ усердную помощь.