III

П. Я.

1860—1911

П. Якубович
П. Якубович

Под этим псевдонимом выступал Петр Филиппович Якубович. Приговоренный в 1887 г. как революционер-народоволец к смертной казни через повешение, он три долгих недели провел на положении смертника. Зятем казнь была заменена каторжными работами: тюрьма, рудники Нерчинского края и ссылка отняли 15 лет. В конце 1899 г., душевно и физически надломленный, получил разрешение жить под Петербургом.

Происходил Якубович из дворян Новгородской губернии, окончил историко-филологический факультет Петербургского университета. В студенческие годы стал печататься и даже попал на страницы «Отечественных записок», хотя поначалу Щедрин вернул ему «изящную тетрадочку стихов» с коротким «на-те!» вместо отзыва. И лишь на отчаянный возглас юного автора: «Мне продолжать дальше или нет?» — суровый редактор обронил «этак через плечо, вполуоборот: “Продолжайте”...» И Якубович энергично продолжал. В 1882 г. он уже возглавлял скромный тогда петербургский журнал «Русское богатство», с которым позднее будет связан тесными узами. Первый сборник стихом вышел в 1887 г., через три гола после ареста.

Якубовичу суждено было стать певцом поколения, избравшего жертвенный путь борьбы («И без тернового венца, — /Что слава русского певца!»). Культ страдания вызвал ранний интерес к Бодлеру: его переводами Якубович занимался на Каре и в Акатуе, изумляя окружающих своим «чудачеством». Книгу удалось издать при участии Бальмонта в 1895 г. без указания «отверженного» имени переводчика. В 1896 г. напечатал статью «Бодлер, его жизнь и поэзия», которая далеко опережала свое время оценкой автора «Цветов зла» как поэта возвышенной духовности.

Книгу Якубовича о русской каторге — «В мире отверженных» высоко ценил Чехов, а в наше время А. Твардовский. Два тома «Стихотворений» П. Я. (1898 и 1901) многократно переиздавались при его жизни; ему принадлежат «Очерки русской поэзии» (1904) и антология «Русская Муза», вышедшая тремя изданиями.

Его не признавали новейшие течения, насмешливо относившиеся к «гражданской поэзии» с ее «кандальным звоном» вместо музыки. Но он имел свой круг читателей — от рабочих до академиков (А. Н. Веселовский, К. К. Арсеньев); Россия, по словам М. Цветаевой, «всегда ходила к писателям — как мужик к царю — за правдой». Якубович причислял себя к «малым птахам» русской поэзии, но смерть его вызвала огромную поминальную литературу, похожую на акафист «прекраснейшему из людей», праведнику и подвижнику на всех путях жизни. Он был «трижды любим», свидетельствовал А. В. Амфитеатров, ибо был «честен, чист, смел и любил человечество, как любят его только герои». Самое удивительное, что почти в тех же словах об этом человеке писало некогда тюремное начальство.

Изд.: Якубович П. Стихотворение. Л., 1960. («Б-ка поэта». Большая серия).

108

* * *

Он будет прав, потомства суд!..
И прав, и грозен будет он:
Чей мертвый слух не потрясут
Ни клич добра, ни братьев стон,
Кто праздным вымыслом зовет
Слова: отчизна, братство, честь, —
Утешьтесь, страждущие, — тот
В веках себе готовит месть!

Он будет прав, потомства суд:
От злых он добрых отличит,
Оценит каждый светлый труд,
И вес, и горечь всех обид,
И жертву каждую зачтет,
И слезы все, и каждый стон...
Прилет он, правый суд, придет —
И гнев, и милость будет он!

1893. Акатуй

* * *

Дремлет мирное селенье
Под серебряной луной;
Стали горы в отдаленьи
Фантастической грядой.
Снегом искрится поляна,
Ярко блещет свод небес.
В сердце, жаждущем обмана,
Возникает мир чудес.

Но... на миг лишь обольщенье
Средь белеющих снегов,
Взор упал на возвышенье
С кучкой тесною крестов.
Как светло там! Как спокойно!
Отвернешь смущенный лик —
И увидишь дом конвойный
И чернеющий рудник...

1894. Кадая

109

* * *

Долга, упорна ночь! Угрюмое сомненье
Растет в душе моей давно:
Он будет, красный день, но наше поколенье
Его увидеть не должно!

Так старый Моисей, один, вдали от стана
И шума воинских тревог,
Скорбя, глядел с горы в долину Ханаана,
Войти в которую не мог.

1896. Курган

ПОЗДНЯЯ РАДОСТЬ

Посвящается
Вере Николаевне Фигнер

Лес увядает, и падает
Листьев шумливый поток.
Поздняя радость не радует:
Вот ароматный цветок
Выглянул... Счастьем сияющий,
Синий смеется глазок...
Грустно гигант умирающий
Смотрит на бледный цветок!

Поздняя радость не радует —
Тайный лишь будит укор.
Годы промчались — и падает
Тяжкий тюремный затвор.
Света поток ослепительный
Вспыхнул на мрачных стенах,
Воздух ворвался живительный...
Узник выходит в слезах.

Что ему солнце веселое,
Краски и запах цветов?
Сброшены цепи тяжелые —
Сбросишь ли тяжесть годов?
Скроешь ли волосы белые,
Силу воротишь ли вновь?
Сгибли товарищи смелые,
Юность, отвага, любовь!

1897. Курган

110

* * *

Всё выше волны,
Грознее шум.
Час, страха полный
И гордых дум!

Как жадно сердце
Стремится жить,
Всё, всё увидеть,
Обнять, вместить!

Как сладко думать:
Подобный миг
Среди столетий
Лишь раз возник!

Но... челн твой в бездну
Летит с горы:
Ты не узнаешь
Конца игры.

1900

* * *

Нет, легче жить в тюрьме, рабом,
Чем быть свободным человеком
И упираться в стену лбом,
Не смея спорить с рабским веком!

1900

* * *

В искусстве рифм уловок тьма,
Но тайна тайн, поверь, не в этом:
От сердца пой — не от ума,
Безумцем будь, но будь поэтом!

1900

В ДУМАХ О ШЛИССЕЛЬБУРГЕ

Решётки, бойницы... Об стены тюрьмы
Волна ударяет бессонная...
Здесь, в царстве безмолвия, страха и тьмы, —
Надежда страны побежденная,
Ты, юность великая, в сердце больном
Святые мечты затаившая,

111

Поникшая скорбно высоким челом,
Но гордость и гнев сохранившая!
И гаснет безрадостно солнце весны,
Проносятся зимы тоскливые...
Лишь снятся мучительно-яркие сны,
Былого виденья счастливые!

1901

* * *

Средь мук и стенаний на свет
Живая душа прилетает;
В грозе испытаний поэт
Дар песен живых обретает —
Тех песен, что лед разбивают сердец...
Страданье — искусный, умелый кузнец!

Под небом холодным, чужим,
Во мраке бездомных скитаний,
В разлуке со всем дорогим,
В крушении всех упований —
В дни черные бед познается боец:
Изгнанье — искусный, умелый кузнец!

Но славы достоин лишь тот,
Кто, гордый своей правотою,
На верную гибель идет
С спокойной и ясной душою.
Прекрасен и прочен героя венец —
Ты, смерть, — для бессмертья кующий кузнец!

1901

SENILIA

И звезды погаснут, и сгинет наш род!
Лишь мертвое — вечно, живое — пройдет.

Но юные жизни из темных могил
Возникнут в сияньи нетронутых сил.

Так травы душисты, так ярки цветы
На старых кладбищах, где никнут кресты...

Чтоб новому колосу жизни созреть,
Мы, старые зерна, должны умереть.

1903

112

Воспроизводится по изданию: Русская поэзия «серебряного века». 1890–1917. Антология. Москва: «Наука», 1993.
© Электронная публикация — РВБ, 2017–2024. Версия 2.1 от 29 апреля 2019 г.