«КАК СОЛОВЕЙ, СИРОТСТВУЮЩИЙ, СЛАВИТ...»

<I>

Как соловей свое несчастье славит
В отцовской и супружеской кручине
И чистый воздух состраданьем плавит
До высоты выплескиваясь синей

И всю-то ночь насквозь меня буравит
И провожает он к моей судьбине.
Кто ж без меня поймет и звук поставит,
Что смерть нашла прибежище в богине.

О легковерье суетного страха:
Он исключил два солнца из эфира
Боясь увидеть их щепотью праха

Так вот она карающая пряха
Я убедился что вся прелесть мира
Ресничного не долговечней взмаха.

<II>

Как соловей свое несчастье славит
В отцовской и супружеской кручине,
И чистый воздух состраданьем плавит,
До высоты выплескиваясь синей,

И всю-то ночь насквозь меня буравит
И провожает он, один отныне,
Я — только я — я тот, кто в звук поставит,
Что смерть нашла прибежище в богине.

О, как легко не знать и жить без страха:
Эфир очей, глядевших в глубь эфира,
Сметь уложить в слепую люльку праха.

Так вот она, карающая пряха!
Я убедился, что вся прелесть мира
Ресничного не долговечней взмаха.

402

Воспроизводится по изданию: О.Э. Мандельштам. Собрание сочинений в 2 т. М.: Художественная литература, 1990. Том 1.
© Электронная публикация — РВБ, 2010–2024. Версия 2.0 от 3 октября 2019 г.