Четвертая проза (с. 88 — СС-И (1-е изд.), с. 215 — 230, с нумерацией главок. В СССР — Радуга, Таллинн, 1988, № 3, с. 16 — 28

412

(публ. Б. Соколова, примеч. М. Юрьева). Печ. по тексту «Родника» (Рига, 1988, № 6, с. 22 — 25, публ. С. В. Василенко и Ю. Л. Фрейлина), где дается по машинописной копии А. А. Морозова, сделанной со списка 1940-х годов рукой Н. Я. Мандельштам. В AM сохранились еще два списка «ЧП» ее рукой. Автографа не существует. Поэт диктовал ее жене зимой 1929/30 гг.

«Четвертую прозу» мы никогда не держали дома, а в нескольких местах — и я переписывала ее от руки столько раз, что запомнила наизусть» (НM-I, с. 289). Основной список хранился у Л. А. Назаревской, дочери М. Горького (см. коммент. в «Роднике»). Круг читателей или слушателей «ЧП» был, по понятным причинам, весьма узок — нам известны, в частности, А. Ахматова и Н. Н. Пунин, В. Б. и В. Г. Шкловские, Е. Я. Хазин, А. Адалис, Э. Г. Герштейн, Г. А. Шенгели. В Воронеже было уничтожено начало «ЧП», где говорилось о казарменном социализме. «В памяти Н. Я. Мандельштам сохранилась авторская мысль о невозможности построить подлинный социализм одним лишь волеизъявлением и аргументация, звучавшая примерно так: если бы граждане договорились построить Ренессанс, то вышло бы не Возрождение, а в лучшем случае кафе или ресторан «Ренессанс» (Родник, 1988, № 6, с. 27, коммент. С. В. Василенко и Ю. Л. Фрей-дина).

Ахматова писала о «ЧП»: «Эта проза, такая неуслышанная, забытая, только сейчас начинает доходить до читателя, но зато я постоянно слышу, главным образом от молодежи, которая от нее с ума сходит, что во всем XX веке не было такой прозы» (Ахматова, с. 205). Ср. отзыв Г. А. Шенгели: «Это одна из самых мрачных исповедей, какие появлялись в литературе» (Герштейн, с. 52).

«Четвертая проза» — заглавие домашнее. Оно означает прежде всего очередность ее появления (вслед за «ШВ», «Феодосией» и «ЕМ»). Кроме того, по замечанию М. Юрьева, «четвертый» у Мандельштама означает «последний», «самый последний» или даже «следующий за последним» (см. в ст-ниях «На розвальнях, уложенных соломой...» или «Скрипачка»), что, в конечном счете, восходит к концепции «Москва — третий Рим» с примечанием старца Филофея о том, что «четвертому не бывать». Ср. также «Четвертое сословье» (которому «присягал» Мандельштам) — т. е. пролетариат, сословие, не предусмотренное концепцией «трех сословий».

Жанр этого небольшого произведения не поддается однозначному определению. Элементы исповеди, памфлета, открытого письма в нем, бесспорно, присутствуют, но не определяют целого. В целом же эта проза — диагноз нравственной деградации эпохи, уже начисто лишенной категорий доброты, порядочности и чести.

Биографическими источниками «ЧП» послужили два обстоятельства. Первое — служба в газете «Московский комсомолец» в августе 1929 — феврале 1930 г., обнажившая перед поэтом некоторые новые механизмы и возможности политической борьбы победившего строя с неугодными ему слоями общества (как, например, крестьянство) и отдельными личностями (см.: Нерлер П. Осип Мандельштам в

413

«Московском комсомольце». — Лит. учеба, 1982, № 4, с. 125 — 130). Второе — инцидент с известным литературоведом и переводчиком Аркадием Георгиевичем Горнфельдом (1867 — 1941): в сентябре 1928 г. в изд-ве «Земля и фабрика» (ЗиФ) вышел «Тиль Уленшпигель» Шарля де Костера, на титульном листе которого Мандельштам был указан как переводчик, тогда как в действительности он являлся редактором и обработчиком двух переводов, принадлежавших А. Г. Горнфельду и В. Н. Карякину. Мандельштам срочно вернулся из Крыма и первым сообщил об этом А. Г. Горнфельду; он же настоял на публикации «Письма в редакцию» члена правления ЗиФа А. Венедиктова, подтверждающего этот факт как оплошность (КГВ, 1928, 13 ноября). Тем не менее А. Г. Горнфельд опубликовал 28 ноября в той же газете свое «Письмо в редакцию» под заглавием «Переводческая стряпня», где, лишенный возможности обвинить Мандельштама в плагиате, А. Г. Горнфельд упрекает его и издательство в сокрытии имени настоящего переводчика, а главное — возражает против самого метода механического соединения и неквалифицированной, на его взгляд, переработки двух разных переводов, отчего страдают интересы читателя. 10 декабря 1928 г. Мандельштам выступил с ответным письмом в «Вечерней Москве». Ответив на брошенные обвинения и показав существо своей работы над исходными текстами, он писал: «Но не важно, плохо или хорошо исправил я старые переводы или создал новый текст по их канве. Неужели Горнфельд ни во что не ставит покой и нравственные силы писателя, приехавшего к нему за 2000 верст для объяснений, чтобы загладить нелепую, досадную оплошность (свою и издательскую)? Неужели он хотел, чтобы мы стояли, на радость мещан, как вцепившиеся друг другу в волосы торгаши? Как можно не отделять «черную» повседневную работу писателя от его жизненной задачи?.. Неужели я мог понадобиться Горнфельду, как пример литературного хищничества?..

Мой ложный шаг — следовало настоять на том, чтобы издательство своевременно договорилось с переводчиками — и вина Горнфельда, извратившего в печати весь мой писательский облик, — несоизмеримы. Избранный им путь нецелесообразен и мелочен. В нем такое равнодушие к литератору и младшему современнику, такое пренебрежение к его труду, такое омертвение социальной и товарищеской связи, на которой держится литература, что становится страшно за писателя и человека.

Дурным порядкам и навыкам нужно свертывать шею, но это не значит, что писатели должны свертывать шею друг другу».

На это Горнфельд ответил письмом, не опубликованным, но разошедшимся в списках, где говорилось: «Но Мандельштам до такой степени потерял чувство действительности, что, совершив по отношению ко мне некоторые поступки, в которых ему пришлось потом «приносить извинения», меня винит в том, что я нарушил его покой. Я не хотел и не хочу от него ничего: ни его извинений, ни его посещений, ни его волнений... Если скандал и произошел, то это очень хорошо: «явочному порядку» положен некоторый предел. Это должен

414

приветствовать и Мандельштам: это избавит его от сходных «ложных шагов» и неизбежно связанных с ними нарушений его покоя» (ЦГАЛИ, ф. 155, oп. 1, ед. хр. 584, л. 21 — 22). Тем не менее, как явствует из ответа А. Г. Горнфельда на запрос Всероссийского Союза писателей в связи с обращением В. Н. Карякина, Горнфельд добивался «только гласности и суда общественного мнения и потому совершенно удовлетворен той оглаской, которую получило дело» (там же, л. 25). Однако делу не дано было заглохнуть. После того как Мандельштам 7 апреля 1929 г. выступил в «Известиях» со статьей «Потоки халтуры», где охарактеризовал положение с переводной литературой как катастрофическое и предложил целый ряд мер по его исправлению, в ЛГ 7 мая 1929 г. появился фельетон Д. Заславского «О скромном плагиате и развязной халтуре», этот, по выражению Е. Б. и Е. В. Пастернак, «классический образец неуязвимой инсинуации. Он начинается описанием элементарного плагиата, кончившегося привлечением виновного в Киеве к уголовной ответственности. В отличие от этого «скромного плагиата», развязная деятельность литератора, редактирующего чужое произведение, судебно не наказуема. Эта так называемая халтура, по мнению Заславского, — тот же плагиат. Кто же осуждает развязную халтуру? Это делает Мандельштам, требующий в своей статье суда над халтурщиками. В третьей части фельетона Заславский с помощью цитат из Горнфельда характеризует Мандельштама как пример недобросовестности, осуждаемой самим Мандельштамом. В заключение описывается воображаемый суд Мандельштама-критика над Мандельштамом-редактором. Таким образом, ловкой шулерской передержкой Заславский обращает критику издательского дела в целом, за которую ратовал Мандельштам, на самого Мандельштама» (Память. Вып. 4. М., 1979, — Париж, 1981, с. 308).

В следующем номере ЛГ (13 мая) были помещены письма в редакцию, — во-первых, самого Мандельштама, где, в частности, говорится: «Опубликование же всякого рода заведомо ложных, неполных, неточных или подтасованных сведений, а также порочащих человека немотивированных сопоставлений называется клеветой в печати. Так называется поступок со мной гр. Заславского...», а во-вторых, письмо в защиту Мандельштама, подписанное 15 известными писателями (К. Зелинский, В. Иванов, Н. Адуев, Б. Пильняк, М. Козаков, И. Сельвинский, А. Фадеев, Б. Пастернак, В. Катаев, К. Федин, Ю. Олеша, М. Зощенко, Л. Леонов, Л. Авербах и Э. Багрицкий). Д. Заславский ответил новым «Письмом в редакцию», где полностью процитировал «Переводческую стряпню» А. Г. Горнфельда, а также некое частное письмо Мандельштама, где тот просил у Горнфельда снисхождения и предлагал ему деньги — во избежание огласки (ЛГ, 1929, 20 мая). Одновременно дело было передано в Конфликтную комиссию ФОСП (Федерации объединений советских писателей), занявшую сначала примирительную, а затем враждебную по отношению к Мандельштаму позицию; разбирательство переросло со временем в форменную травлю поэта, несмотря на то что Московский губсуд отказал В. Н. Карякину в его иске к ЗиФу и Мандельштаму на том основании, что мандельштамовская обработка

415

«является совершенно самостоятельным произведением» (Вечерняя Москва, 1929, 17 июня). 5 июля Д. Заславский печатает в «Правде» новую статью против Мандельштама («Жучки и негры»), где описывалась эксплуатация одних писателей («негров») другими («жучками»). Созданная ФОСП Комиссия для разбора обвинений, предъявленных Мандельштаму «Литгазетой», вырабатывает свое заключение лишь в декабре 1929 г., признав ошибочность публикации фельетона Д. Заславского и одновременно моральную ответственность Мандельштама.

Взбешенный таким заключением, Мандельштам пишет «Открытое письмо советским писателям», по существу являющееся первой редакцией «ЧП»: «Какой извращенный иезуитизм, какую даже не чиновничью, а поповскую жестокость надо иметь, чтобы после года дикой травли, пахнущей кровью, вырезать у человека год жизни с мясом и нервами, объявить его «морально ответственным» и даже ни словом не обмолвиться по существу дела... Я ухожу из Федерации советских писателей, я запрещаю себе отныне быть писателем, потому что я морально ответственен за то, что делаете вы» (CC-IV, с. 135).

«ЧП» — это, выражаясь словами Н. Я. Мандельштам, голос уже не «усыхающего довеска», а — «отщепенца, знающего, почему он один, и дорожащего своей изоляцией. О. М. возмужал и стал «очевидцем». Ущербность исчезла, как сон... После «Четвертой прозы» это его уже не страшило... Уленшпигелевское дело с его отростками — оно заглохло бы гораздо раньше, но О. М. отчаянно раздувал его — заставило О. М. открыть глаза на действительность» (HM-I, с. 166). Ср. также у А. К. Гладкова, сравнивающего «ЧП» с «японскими рыбками», предсказывающими землетрясения, причем «реакция настолько громче события, ее вызвавшего, что тут все кажется преувеличенным, раздутым, слишком обостренным, чересчур чувствительным. У кого из литераторов не случалось подобного: в плагиате обвиняли и Тургенева и Толстого. Но если соотнести накал и пафос обобщений «Четвертой прозы» со всей дальнейшей судьбой поэта, то она не покажется ни чрезмерной, ни преувеличенной... Причинная связь в судьбе поэта находится в более сложном соотношении к бывшему и будущему, чем в обыденной жизни. Предощущение должного совершиться предваряет биографический факт как таковой. Это предощущение и рождает стихи, забегающие вперед случившегося» (Гладков А. Поздние вечера. М., 1986, с. 323 — 324).

Гл. 1. — Каган Вениамин Федорович (1869 — 1953) — известный математик, с 1923 г. профессор Московского ун-та, заслуженный деятель науки РСФСР (с 1929 г.).

В невероятном деле спасения. — Речь идет о произвольном аресте пяти банковских служащих, которым угрожал расстрел. «О. М. случайно узнал на улице про предполагаемый расстрел пяти стариков и в дикой ярости метался по Москве, требуя отмены приговора. Все только пожимали плечами, и он со всей силой обрушился на Бухарина, единственного человека, который поддавался доводам и не спрашивал: «А вам-то что?» Как последний довод против казни О. М. прислал Бухарину свою только что вышедшую <18 мая 1928 г. — П. Н.> книгу «Стихотворения» с надписью: в этой книге

416

каждая строчка говорит против того, что вы собираетесь сделать... Приговор отменили» (HM-I, с. 120).

Гл. 2. — Исай Бенедиктович — Мандельштам И. Б. (1885 — 1950?), дальний родственник О. Э. Мандельштама, талантливый переводчик Шекспира, Гете, Гюго, Бальзака, Л. Переца и др. Перевел книгу секретаря А. Франса Ж. Ж. Бруссона «Анатоль Франс в туфлях и халате» (Л., 1925). В 1935 г. был выслан в Уфу, в 1946 — 1950 гг. жил в г. Малоярославце.

Черный камень Каабы. — Кааба — кубообразное сооружение внутри мечети Аль-Маджиж-аль-Харам в Мекке, в восточную стену которого вмурован обрамленный серебром черный камень метеоритного происхождения.

К двум скупщикам переводного барахла. — По-видимому, имеются в виду кооперативное изд-во «Прибой» и ленинградское отделение Гослитиздата.

Живая картинка по Венецианову? — В одном из списков: «по Верещагину».

Вихрастого малютки комсомола. — Ср. ст. 13 — 20 в ст-нии «Квартира тиха, как бумага...».

Гл. 3. — Легкая кавалерия — комсомольское движение конца 1920-х годов по инспекции и контролю над предприятиями: небольшие группы молодежи, ставившие себе целью борьбу с бесхозяйственностью, бюрократизмом и «пережитками капитализма». Одним из организационных центров движения в Москве была редакция газеты «Московский комсомолец».

Самосуд. — Ср. попытку героя «ЕМ» Парнока спасти человека от самосуда.

Социалистический пассаж-комбинат. — Редакция «Московского комсомольца» помещалась первоначально на СтароБасманной ул., а с 16 ноября 1929 г. — на Тверской, в старом пассаже, где помещались все редакции газет объединения «Московская правда», столовая, а также театр-варьете, — в настоящее время здесь театр им. Ермоловой.

Гибер — предположительно, директор газетного объединения «Московская правда».

Жида с лягушкой венчают — из описания колдовского шабаша в ст-нии Пушкина «Гусар» (1833).

Он саваном газетным шелестит — цитата из финала пьесы Э. Толлера «Человек-масса» в переводе О. Мандельштама (М. — Л., 1923).

Гл. 4. — Караван-сарай Цекубу — общежитие Центральной комиссии по улучшению быта ученых на Кропоткинской наб., д. 5.

Грин Александр Степанович (1880 — 1932) — известный писатель-романтик; участвовал в заседании конфликтной комиссии ФОСПа 10 июня 1929 г. После его смерти Мандельштамы поддерживали дружеские отношения с его вдовой H. H. Грин, жившей у них в Доме Герцена зимой 1932/33 гг. и принимавшей их у себя в Старом Крыму в мае 1933 г.

Моя шуба лежала поперек пролетки — по существу, первое проникновение в «ЧП» темы «дела об Уленшпигеле». Ср. в «Переводческой стряпне» А. Г. Горнфельда: «Но когда, бродя по толчку, я нахожу там, хотя и в переделанном виде, пальто, вчера унесенное из моей прихожей, я вправе заявить, а ведь пальто-то краденое!» Взяв эти слова эпиграфом к своему печатному ответу на брошенные обвинения, Мандельштам спрашивал «литературного критика Горнфельда, как мог он унизиться до своей фразы о «шубе»?» (Вечерняя Москва, 1928, 10 декабря, № 288). См. «развитие» этой темы в «ЧП», гл. 14.

Ворованный воздух. — Ср. «бороться за воздух прожиточный» в «Стихах о неизвестном солдате».

417

Гл. 5. — В ремесле словесном я ценю только дикое мясо. — Ср. в ст-нии «Батюшков».

И до самой кости ранено — строки из варианта поэмы Важа Пшавела «Гоготур и Апшина» в переводе Мандельштама.

Дом Герцена (ныне здание Литературного института им. А. М. Горького — Тверской бул., д. 25) — здесь в 1920-х годах размещалось большинство писательских организаций, писательская столовая (ср. ресторан в «Доме Грибоедова» в романе Булгакова «Мастер и Маргарита») и писательское общежитие, где в 1922 — 1923 (в левом флигеле) и в 1931 — 1933 гг. (в правом флигеле) жил и Мандельштам.

Литературная страничка — так назывался раздел, который вел Мандельштам в «Московском комсомольце».

Гл. 6. — Бритвочка жиллет. — Ср. ст-ние «Пластинкой тоненькой жиллета…».

Гл. 7. — Я китаецникто меня не понимает. — После революции и гражданской войны в Москве осело немало китайцев. Так, по сообщению С. И. Липкина, Мандельштамы в 1929 — 1930 гг. сдавали белье в китайскую прачечную в районе Тверской ул. (возле нынешней гостиницы «Минск»).

Халды-балды — пустословие; упоминается в книге А. Горнфельда «Муки слова» (М. — Л., 1927, с. 100).

Мравьян-Муравьян — Мравьян А. А. (1886 — 1929), нарком просвещения и зампредсовнаркома Арм. ССР. Его ответ Н. И. Бухарину по поводу поездки Мандельштама в Армению см. в преамбуле к «ПА». («Муравей» на церковнославянском — «мравит».)

Армянский особняк — представительство Арм. ССР в Москве, находилось на ул. Рождественка, д. 3.

Самую лучшую книжку Зощенки — возможно, сборник рассказов «Над кем смеетесь?» (1928). О дружеских отношениях с Зощенко говорит его подпись под «письмом пятнадцати» и то, что в свой первый «нелегальный» приезд в Ленинград в 1937 г. Мандельштамы ездили к нему в Сестрорецк или Разлив (НМ-1, с, 303).

Гл. 8. — Не расстреливал несчастных по темницам — из ст-ния Есенина «Я обманывать тебя не стану...» (1922).

Митька Благой — Благой Дмитрий Дмитриевич (1893 — 1984), член-корр. АН СССР (1953), автор работ о Пушкине и поэтах его времени. С 1926 г. занимался организацией Литературного музея при Всероссийском Союзе писателей, а также комиссии по изучению творчества С. Есенина (см. Б<лаг>ой Д. «Дом Герцена», — Журналист, 1926, № 2, с. 50). После открытия музея в 1928 г. (на 2-м этаже Дома Герцена) был его первым директором. В музее были мемориальная комната А. И. Герцена и отдел памяти С. Есенина, где экспонировалась, в частности, и веревка, на которой повесился поэт. В 1937 г. (а фактически позже, в 1940 — 1941 гг.) музей был передан Гослитмузею. Мандельштам и Д. Благой в 1922 — 1923 гг. были соседями по Дому Герцена.

Чем была матушка филология и чем стала! — Ср. в статье «О природе слова»: «Европа без филологии даже не Америка; это цивилизованная Сахара, проклятая Богом, мерзость запустения».

Гл. 9. — Паралитический Дантес. — Горнфельд с детства страдал параличом обеих ног.

Дядя Moня с Бассейной. — Горнфельд жил по ул. Некрасова (б. Бассейная), д. 58.

Попка имени его величества короля

418

Альберта и Владимира Галактионовича Короленко — намек на кн.: Письма В. Г. Короленко к А. Г. Горнфельду с предисловием А. Г. Горнфельда. Л., Сеятель, 1924.

В некотором роде меня пережил. — Возможно, имеется в виду то обстоятельство, что конфликт с Мандельштамом пошел Горнфельду на пользу в плане переиздания его собственного перевода «Тиля Уленшпигеля» — в 1929 г. изд-вом «Красной газеты» и в 1930 г. изд-вом «Огонек» (переиздавался также в 1935 и 1938 гг.).

«Нет на свете мук, сильнее муки слова» — из ст-ния С. Я. Надсона «Милый друг, — я знаю, я глубоко знаю...» (1882). «Муки слова» — название книги А. Г. Горнфельда, впервые вышедшей в СПб. в 1906 г. (в 1927 г. была переиздана Госиздатом в расширенном виде).

Квисисана (ныне «Нева») — известный ресторан на Невском пр., д. 46, где собиралась литературная богема Петрограда (упоминается также в произведениях А. Блока и Б. Пастернака).

«Биржовка» — «Биржевые ведомости», самая популярная из петроградских дореволюционных газет, «газета-сплетница», как ее иногда называли.

Господин Проппер — Соломон Максимович Проппер, банкир и издатель «Биржевых ведомостей.

Кугель — традиционное еврейское блюдо.

Талес — ритуальное одеяние, надеваемое при молитве в синагоге.

Гл. 10. — Есть одна секретарша. — В одном из списков: «У Н. И. есть секретарша». Имеется в виду Августа Петровна Короткова (р. 1899) — в 1926 — 1937 гг. секретарь Н. И. Бухарина в различных организациях Агитпропа, в т. ч., с июня 1929 г. до января 1937 г., в «Известиях», куда, по ее воспоминаниям, и приходили к Бухарину Мандельштам с женой. Сам Н. И. Бухарин называл ее «пеночкой» или «птичкой-пеночкой» (ср. «белочка» у Мандельштама). К Мандельштаму он относился в высшей степени благожелательно, А. П. Короткова помнит, как Мандельштам подарил ему автограф ст-ния «Куда как страшно нам с тобой...». (Об А. П. Коротковой см. также в воспоминаниях А. М. Лариной «Незабываемое». — Знамя, 1988, № 11, с. 133.)

Один мерзавец мне сказал, что правда по-гречески значит мрия. — По свидетельству Н. Я. Мандельштам, эта циническая шутка принадлежит Катаеву (слово «мрiя» — не греческое, а украинское: «греза», «мечта»).

Гл. 11. — Певица Бозио — Анджелина Бозио (см. ком мент, к «ЕМ»).

Кажется, в вашем доме. — См. выше о Доме Герцена (в этом доме родился А. И. Герцен).

Гл. 12. — Романес — здесь: кочевые цыгане.

Чинить расправу. — В обоих списках над строкой вписан вариант: «вершить расправу».

Гл. 13. — Два брата Шенье. — Старший, Андре Мари Шенье (1762 — 1794), — поэт, казненный в Париже за день до падения якобинской диктатуры, страстным обличителем которой он был; младший, Мари Жозеф Шенье (1764 — 1811), — драматический поэт, автор трагедий, сатир и гимнов, внушенных духом Великой французской революции.

In mezzo del cammin del nostra vita — начальный стих «Божественной комедии» Данте.

Гл. 14. — Корякин Василий Никитович (1872 — 1938) — литератор, см. преамбулу.

Процитировать... жаркую гоголевскую шубу. — См. коммент. к гл. 4.

Три раза обегу. — В одном из списков поправлено: «пробегу».

419

Гл. 15. — Хоть бы раз Иван Мойсеич кто назвал. Эй, Иван, чеши собак! — цитаты из сатиры Некрасова «Эй, Иван» (1867).

Гл. 16. — Но такова моя воля. — В «Роднике» конъектура публикаторов: «моя доля».

Для меня в бублике ценна дырка — реминисценция «Мистерии-буфф» Маяковского: «Чего кипятитесь? // Обещали и делим поровну: // одному бублик, другому — дырка от бублика. // Это и есть демократическая республика».

Ильинка — одна из «деловых» улиц Москвы (ныне ул. Куйбышева).

Ленин и Троцкий. — Подразумеваемый здесь анекдот не разыскан.

Шубертовский лееркастен (букв.: пустой ящик, нем.) — по-видимому, шарманка.

Зеленые крашеные селедки — реминисценция известного анекдота.

Армавир — город на Северном Кавказе, основанный и названный так беженцами-армянами в память о столице Великой Армении.

Эм-эс-пэ-о — Московский союз потребительских обществ.

Поднимите мне веки — цитата из «Вия» Гоголя. Ср. в преамбуле о «пробуждении самого поэта от летаргии».


Воспроизводится по изданию: О.Э. Мандельштам. Собрание сочинений в 2 т. М.: Художественная литература, 1990. Том 2.
© Электронная публикация — РВБ, 2010–2024. Версия 2.0 от 3 октября 2019 г.