Марина ТАРЛИНСКАЯ
СИНТАКСИС СТРОФЫ В «ЕВГЕНИИ ОНЕГИНЕ»
(анализ по главам)
Резюме
Цель статьи — по возможности показать, что особенности ритмической и синтаксической формы одной из глав «Евгения Онегина» связаны с особенностями ее содержания и ролью в сюжете поэмы.
При анализе отношений между стихотворными строками учитывался главным образом синтаксис. Различались четыре типа разрывов: 1) «сильные разрывы» (на границе независимых предложений); 2) «разрывы средней силы» (в случае сочинительной связи между предложениями, на границе главного и придаточного предложений, между авторской и прямой речью); 3) «слабые» разрывы (между однородными членами предложения, в случае причастных, деепричастных и других обособленных оборотов); 4) «синтаксические связи», то есть отсутствие разрывов (анжамбманы разной силы).
Различные типы межстрочных синтаксических отношений распределены по строфе «Евгения Онегина» неравномерно. Сильные разрывы поддерживают композицию онегинской строфы (4 + 4 + 4 + 2), но внутренняя структура четверостиший неодинакова: первый катрен членится по формуле 2 + 2, второй — по формуле 3 + 1, а третий — либо 3 + 1, либо 4. Небольшой подъем после 12-го стиха говорит о том, что последнее четверостишие всё-таки отделено от заключительного двустишия, но их граница выражена слабо. Средние разрывы — почти, а слабые — совсем не участвуют в оформлении метрической структуры четырнадцатистиший.
Многие особенности онегинского синтаксиса продиктованы, вероятно, общими законами строфической композиции. Они дают себя знать, например, в пародии Викрама Сета «Золотые Ворота» (1986), которая написана онегинской строфой. Автор этого романа о современных молодых американских интеллектуалах не читал пушкинского оригинала и пользовался в качестве образца «Евгением Онегиным» в переводе Чарльза Джонстона. Сходство между подлинником и пародией удивительно: количественные показатели в обоих произведениях чрезвычайно близки (хотя в пародии теснота связей между стихами в целом несколько выше). У Сета, как и в «Онегине», синтаксическая самостоятельность катренов уменьшается от первого к третьему, и вообще частота сильных разрывов понижается к концу строфы.
Интересные результаты дает сравнительный ритмико-синтаксический анализ разных глав «Евгения Онегина». В большинстве из них рифменное членение изоморфно синтаксическому (особенно в 3-й главе). Наоборот, 5-я глава отличается от прочих синтаксической аморфностью: строки в ней связаны намного сильнее, чем в остальном тексте, и повышение доли сильных разрывов после каждого из катренов оказывается менее значительным, чем в других главах романа. Можно сказать, что 5-й глава — это непрерывный поток речи, перебиваемый лишь делением на строфы.
5-я глава выделяется не только по своему синтаксису, но еще и по профилю ударности: в ней совсем невелик разрыв между «редкоударной» 1-й стопой и «частоударной» 2-й (менее 2%). Для 1820-х годов это нетипично: в других главах «Онегина» перепад между этими стопами больше, а в 8-й главе он достигает почти 12%. Возможно, своеобразие ритмики 5-й главы — это следствие ее синтаксического и стилистического своеобразия: сглаженный ритм стоп и размытый строфический синтаксис «параллельны» друг другу и усиливают впечатление стремительного речевого потока.
Какую интерпретацию этого ритмико-синтаксического явления можно было бы предложить?
На мой взгляд, плодотворнее всего выводить формальные особенности 5-й главы из особенностей сюжетных и семантических. Эта глава — единственная, в которой перед нами предстает ирреальный мир гаданий и снов. Она является ключевой, потому что символически вводит персонажей, которые в дальнейшем сыграют важную роль в сюжете, и предсказывает грядущие события, хотя не в той последовательности, как они произойдут наяву. В образах сна можно увидеть предвестия и поездки в Москву по зимнему тракту, и встречи Татьяны с суженым, и гибели Ленского от руки Онегина. Татьяна ложится спать и кладет под подушку зеркальце, чтобы узнать, кто станет ее мужем; первый, кого она видит во сне, — это «большой медведь», предлагающий ей свою лапу, словно руку и сердце (ср. первое впечатление героини от будущего мужа: «Кто? толстый этот генерал?»).
Долгому зимнему путешествию Лариных в Москву можно поставить в соответствие приснившийся Татьяне бег по рыхлому снегу, замедленный и затрудненный. На этом пути по зимнему бездорожью Татьяна сначала видит медведя, который затем приносит ее к Онегину; точно так же, приехав в Москву, она сперва встречает будущего мужа, а уже потом, в Петербурге, на балу, он подводит к ней Онегина. В Татьянином сне медведь рекомендует ей Онегина как своего родственника (<...> Медведь промолвил: здесь мой кум: // Погрейся у него немножко!); генерал тоже оказывается онегинским родственником (Князь подходит // К своей жене и ей подводит // Родню и друга своего).
Еще одна параллель между сном и явью — пиршество Онегина и Татьянины именины. Чудовища за столом у Онегина издают страшный шум; такая же бестолковая суматоха царит на обеде у Лариных. Среди всеобщего беспорядка внезапно появляются Онегин и Ленский: Вдруг двери настежь. Ленской входит // И с ним Онегин. «Ах, творец!» В тех же выражениях, почти с теми же ритмико-синтаксическими фигурами и в том же самом месте строфы (стихи 9—10) автор описывает появление Ленского в ночном кошмаре Татьяны: <...> К ней на плечо; вдруг Ольга входит, // За нею Ленской; свет блеснул <...>
Благодаря этим и другим особенностям семантики 5-я глава «Онегина» словно бы делит повествование надвое: явь, сон и опять явь, но уже предсказанная сном. Возможно, формальные отличия языка и стиха 5-й главы выступают в роли «ритмического курсива»: этот термин используют, когда какой-то фрагмент выбивается из общего ритма и есть основания предполагать, что ритмическое своеобразие сигнализирует о важности содержания (но органической связи между ритмом и темой обычно не бывает: важны не сами элементы, а их соотношение). Примечательно и то, что строки с анжамбманами, столь частые в этой главе, изоморфны ее уникальной сюжетно-композиционной характеристике. Во всём романе это единственная глава, действие которой, как заметил Г. О. Винокур, непосредственно продолжается, ни на мгновение не прерываясь, в начале следующей главы.
