ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Борис Годунов
НИКОЛАЯ МИХАЙЛОВИЧА
КАРАМЗИНА
сей труд, гением его вдохновенный, с благоговением и благодарностию посвящает
КРЕМЛЕВСКИЕ ПАЛАТЫ
Князья Шуйский и Воротынский.
Воротынский
Но, кажется, нам не за кем смотреть:
Москва пуста; вослед за патриархом
К монастырю пошел и весь народ.
Как думаешь, чем кончится тревога?
Шуйский
Народ еще повоет да поплачет,
Борис еще поморщится немного,
Что пьяница пред чаркою вина,
И наконец по милости своей
Принять венец смиренно согласится;
А там — а там он будет нами править
По-прежнему.
Воротынский
Как, затворясь в монастыре с сестрою,
Он, кажется, покинул все мирское.
Ни патриарх, ни думные бояре
Склонить его доселе не могли;
Ни их мольбам, ни воплю всей Москвы,
Ни голосу Великого Собора.
Его сестру напрасно умоляли
Благословить Бориса на державу;
Печальная монахиня-царица
Как он тверда, как он неумолима.
Знать, сам Борис сей дух в нее вселил;
Что ежели правитель в самом деле
Державными заботами наскучил
И на престол безвластный не взойдет?
Что скажешь ты?
Шуйский
Лилася кровь царевича-младенца;
Что если так, Димитрий мог бы жить.
Воротынский
Царевича сгубил Борис?
Шуйский
Кто подкупал напрасно Чепчугова?
Кто подослал обоих Битяговских
С Качаловым? Я в Углич послан был
Исследовать на месте это дело:
Наехал я на свежие следы;
Весь город был свидетель злодеянья;
Все граждане согласно показали;
И, возвратясь, я мог единым словом
Изобличить сокрытого злодея.
Воротынский
Шуйский
Спокойствием, бесстыдностью нежданной,
Он мне в глаза смотрел, как будто правый:
И перед ним я повторил нелепость,
Которую мне сам он нашептал.
Воротынский
Шуйский
Все объявить Феодору? Но царь
На все глядел очами Годунова,
Всему внимал ушами Годунова:
Пускай его б уверил я во всем,
Борис тотчас его бы разуверил,
А там меня ж сослали б в заточенье,
Да в добрый час, как дядю моего,
В глухой тюрьме тихонько б задавили.
Не хвастаюсь, а в случае, конечно,
Никая казнь меня не устрашит.
Я сам не трус, но также не глупец
И в петлю лезть не соглашуся даром.
Воротынский
Губителя раскаянье тревожит:
Конечно, кровь невинного младенца
Ему ступить мешает на престол.
Шуйский
Какая честь для нас, для всей Руси!
Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,
Зять палача и сам в душе палач,
Возьмет венец и бармы Мономаха...
Воротынский
Шуйский
Воротынский
Легко сказать, природные князья.
Шуйский
Воротынский
Наследовать Феодору.
Шуйский
Чем Годунов.
Воротынский
Шуйский
Когда Борис хитрить не перестанет,
Давай народ искусно волновать,
Пускай они оставят Годунова,
Своих князей у них довольно, пусть
Себе в цари любого изберут.
Воротынский
Да трудно нам тягаться с Годуновым:
Народ отвык в нас видеть древню отрасль
Воинственных властителей своих.
Уже давно лишились мы уделов,
Давно царям подручниками служим,
А он умел и страхом, и любовью,
И славою народ очаровать.
Шуйский
(глядит в окно)
Народ идет, рассыпавшись, назад —
Пойдем скорей, узнаем, решено ли.
КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ
Народ.
Один
Святителей, бояр и патриарха.
Они пред ним напрасно пали ниц;
Его страшит сияние престола.
Другой
О горе нам!
Третий
Выходит нам сказать решенье Думы.
Народ
Ш-ш — слушайте!
Щелкалов
(с Красного крыльца)
В последний раз отведать силу просьбы
Над скорбною правителя душой.
В Кремле отпев торжественно молебен,
Предшествуем хоругвями святыми,
С иконами Владимирской, Донской,
Воздвижется; а с ним синклит, бояре,
Да сонм дворян, да выборные люди
И весь народ московский православный,
Мы все пойдем молить царицу вновь,
Да сжалится над сирою Москвою
И на венец благословит Бориса.
Идите же вы с богом по домам,
Молитеся — да взыдет к небесам
Усердная молитва православных.
Народ расходится.
ДЕВИЧЬЕ ПОЛЕ
НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ
Народ.
Один
Туда вошли Борис и патриарх
С толпой бояр.
Другой
Третий
Упрямится; однако есть надежда.
Баба
(с ребенком)
Тебя возьмет! агу, агу!.. не плачь!
Один
Другой
Не только там. Легко ли? Вся Москва
Все ярусы соборной колокольни,
Главы церквей и самые кресты
Унизаны народом.
Первый
Один
Другой
Народ завыл, там падают, что волны,
За рядом ряд... еще... еще... Ну, брат,
Дошло до нас; скорее! на колени!
Народ
(на коленах. Вой и плач)
Будь наш отец, наш царь!
Один
(тихо)
Другой
Не нам чета.
Баба
(с ребенком)
.Так и затих! вот я тебя! вот бука!
Плачь, баловень!
(Бросает его об земь. Ребенок пищит.)
Один
Заплачем, брат, и мы.
Другой
Да не могу.
Первый
Потрем глаза.
Второй
Что там еще?
Первый
Народ
Борис наш царь! да здравствует Борис!
КРЕМЛЕВСКИЕ ПАЛАТЫ
Борис, патриарх, бояре.
Борис
Ты, отче патриарх, вы все, бояре,
Обнажена моя душа пред вами:
Вы видели, что я приемлю власть
Великую со страхом и смиреньем.
Сколь тяжела обязанность моя!
Наследую могущим Иоаннам —
Наследую и ангелу-царю!..
О праведник! о мой отец державный!
Воззри с небес на слезы верных слуг
И ниспошли тому, кого любил ты,
Кого ты здесь столь дивно возвеличил,
Священное на власть благословенье:
Да правлю я во славе свой народ,
Да буду благ и праведен, как ты.
От вас я жду содействия, бояре,
Служите мне, как вы ему служили,
Когда труды я ваши разделял,
Не избранный еще народной волей.
Бояре
Борис
Почиющих властителей России,
А там — сзывать весь наш народ на пир,
Всех, от вельмож до нищего слепца;
Всем вольный вход, все гости дорогие.
(Уходит, за ним и бояре.)
Воротынский (останавливая Шуйского).
Шуйский
Воротынский
Ты помнишь?
Шуйский
Воротынский
Ты говорил...
Шуйский
Советую порой и забывать.
А впрочем, я злословием притворным
Тогда желал тебя лишь испытать,
Верней узнать твой тайный образ мыслей;
Но вот — народ приветствует царя —
Отсутствие мое заметить могут —
Иду за ним.
Воротынский
НОЧЬ. КЕЛЬЯ В ЧУДОВОМ МОНАСТЫРЕ
Отец Пимен, Григорий спящий.
Пимен
(пишет перед лампадой)
Еще одно, последнее сказанье —
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от бога
Мне, грешному. Недаром многих лет
Свидетелем господь меня поставил
И книжному искусству вразумил;
Когда-нибудь монах трудолюбивый
Найдет мой труд усердный, безымянный,
Засветит он, как я, свою лампаду —
И, пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет,
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают
За их труды, за славу, за добро —
А за грехи, за темные деянья
Спасителя смиренно умоляют.
На старости я сызнова живу,
Минувшее проходит предо мною —
Давно ль оно неслось, событий полно,
Волнуяся, как море-окиян?
Не много лиц мне память сохранила,
Не много слов доходят до меня,
А прочее погибло невозвратно...
Но близок день, лампада догорает —
Еще одно, последнее сказанье.
(Пишет.)
Григорий
(пробуждается)
Проклятый сон!.. А все перед лампадой
Старик сидит да пишет — и дремотой,
Знать, во всю ночь он не смыкал очей.
Как я люблю его спокойный вид,
Когда, душой в минувшем погруженный,
Он летопись свою ведет; и часто
Я угадать хотел, о чем он пишет?
О темном ли владычестве татар?
О казнях ли свирепых Иоанна?
О бурном ли новогородском вече?
О славе ли отечества? напрасно.
Ни на челе высоком, ни во взорах
Нельзя прочесть его сокрытых дум;
Все тот же вид смиренный, величавый.
Так точно дьяк, в приказах поседелый,
Спокойно зрит на правых и виновных,
Добру и злу внимая равнодушно,
Не ведая ни жалости, ни гнева.
Пимен
Григорий
Честный отец.
Пимен
Тебя и днесь, и присно, и вовеки.
Григорий
А мой покой бесовское мечтанье
Тревожило, и враг меня мутил.
Мне снилося, что лестница крутая
Меня вела на башню; с высоты
Мне виделась Москва, что муравейник;
Внизу народ на площади кипел
И на меня указывал со смехом,
И стыдно мне и страшно становилось —
И, падая стремглав, я пробуждался...
И три раза мне снился тот же сон.
Не чудно ли?
Пимен
Смиряй себя молитвой и постом,
И сны твои видений легких будут
Исполнены. Доныне — если я,
Невольною дремотой обессилен,
Не сотворю молитвы долгой к ночи —
Мой старый сон не тих, и не безгрешен,
Мне чудятся то шумные пиры,
То ратный стан, то схватки боевые,
Безумные потехи юных лет!
Григорий
Ты воевал под башнями Казани,
Ты рать Литвы при Шуйском отражал,
Ты видел двор и роскошь Иоанна!
Счастлив! а я от отроческих лет
По келиям скитаюсь, бедный инок!
Зачем и мне не тешиться в боях,
Не пировать за царскою трапезой?
Успел бы я, как ты, на старость лет
От суеты, от мира отложиться,
Произнести монашества обет
И в тихую обитель затвориться.
Пимен
Покинул ты, что мало искушений
Послал тебе всевышний. Верь ты мне:
Нас издали пленяет слава, роскошь
И женская лукавая любовь.
Я долго жил и многим насладился;
Но с той поры лишь ведаю блаженство,
Как в монастырь господь меня привел.
Подумай, сын, ты о царях великих.
Кто выше их? Единый бог. Кто смеет
Противу их? Никто. А что же? Часто
Златый венец тяжел им становился:
Они его меняли на клобук.
Царь Иоанн искал успокоенья
В подобии монашеских трудов.
Его дворец, любимцев гордых полный,
Монастыря вид новый принимал:
Кромешники в тафьях и власяницах
Послушными являлись чернецами,
А грозный царь игуменом смиренным.
Я видел здесь — вот в этой самой келье
(В ней жил тогда Кирилл многострадальный,
Муж праведный. Тогда уж и меня
Сподобил бог уразуметь ничтожность
Мирских сует), здесь видел я царя,
Усталого от гневных дум и казней.
Задумчив, тих сидел меж нами Грозный,
Мы перед ним недвижимо стояли,
И тихо он беседу с нами вел.
Он говорил игумену и братье:
Отцы мои, желанный день придет,
Предстану здесь алкающий спасенья.
Ты, Никодим, ты, Сергий, ты, Кирилл,
Вы все — обет примите мой духовный:
Прииду к вам преступник окаянный
И схиму здесь честную восприму,
К стопам твоим, святый отец, припадши».
Так говорил державный государь,
И сладко речь из уст его лилася.
Да ниспошлет господь любовь и мир
Его душе страдающей и бурной.
А сын его Феодор? На престоле
Он воздыхал о мирном житие
Молчальника. Он царские чертоги
Преобратил в молитвенную келью;
Там тяжкие, державные печали
Святой души его не возмущали.
Бог возлюбил смирение царя,
И Русь при нем во славе безмятежной
Утешилась — а в час его кончины
Свершилося неслыханное чудо:
К его одру, царю едину зримый,
Явился муж необычайно светел,
И начал с ним беседовать Феодор
И называть великим патриархом.
И все кругом объяты были страхом,
Уразумев небесное виденье,
Зане святый владыка пред царем
Во храмине тогда не находился.
Когда же он преставился, палаты
Исполнились святым благоуханьем,
И лик его как солнце просиял —
Уж не видать такого нам царя.
О страшное, невиданное горе!
Прогневали мы бога, согрешили:
Владыкою себе цареубийцу
Мы нарекли.
Григорий
Хотелось мне спросить о смерти
Димитрия-царевича; в то время
Ты, говорят, был в Угличе.
Пимен
Привел меня бог видеть злое дело,
Кровавый грех. Тогда я в дальний Углич
На некое был послан послушанье;
Вдруг слышу звон, ударили в набат,
Крик, шум. Бегут на двор царицы. Я
Спешу туда ж — а там уже весь город.
Гляжу: лежит зарезанный царевич;
Царица мать в беспамятстве над ним,
Кормилица в отчаянье рыдает,
А тут народ, остервенясь, волочит
Безбожную предательницу-мамку...
Вдруг между их, свиреп, от злости бледен,
Является Иуда Битяговский.
«Вот, вот злодей!» — раздался общий вопль,
И вмиг его не стало. Тут народ
Вслед бросился бежавшим трем убийцам;
Укрывшихся злодеев захватили
И привели пред теплый труп младенца,
И чудо — вдруг мертвец затрепетал —
«Покайтеся!» — народ им завопил:
И в ужасе под топором злодеи
Покаялись — и назвали Бориса.
Григорий
Пимен
Да лет семи; ему бы ныне было
(Тому прошло уж десять лет... нет, больше:
Двенадцать лет) — он был бы твой ровесник
И царствовал; но бог судил иное.
Сей повестью плачевной заключу
Я летопись мою; с тех пор я мало
Вникал в дела мирские. Брат Григорий,
Ты грамотой свой разум просветил,
Тебе свой труд передаю. В часы,
Свободные от подвигов духовных,
Описывай, не мудрствуя лукаво,
Все то, чему свидетель в жизни будешь:
Войну и мир, управу государей,
Угодников святые чудеса,
Пророчества и знаменья небесны —
И погасить лампаду... Но звонят
К заутрене... благослови, господь,
Своих рабов!.. подай костыль, Григорий.
(Уходит.)
Григорий
Никто тебе не смеет и напомнить
О жребии несчастного младенца, —
А между тем отшельник в темной келье
Здесь на тебя донос ужасный пишет:
И не уйдешь ты от суда мирского,
Как не уйдешь от божьего суда.
ПАЛАТЫ ПАТРИАРХА
Патриарх, игумен Чудова монастыря.
Патриарх
Игумен
Патриарх
Игумен
Патриарх
Игумен
ЦАРСКИЕ ПАЛАТЫ
Два стольника.
Первый
Второй
Он заперся с каким-то колдуном.
Первый
Кудесники, гадатели, колдуньи.—
Все ворожит, что красная невеста.
Желал бы знать, о чем гадает он?
Второй
Первый
Уходят.
Царь
(входит)
Шестой уж год я царствую спокойно.
Мы смолоду влюбляемся и алчем
Утех любви, но только утолим
Сердечный глад мгновенным обладаньем,
Уж, охладев, скучаем и томимся?..
Напрасно мне кудесники сулят
Дни долгие, дни власти безмятежной —
Ни власть, ни жизнь меня не веселят;
Предчувствую небесный гром и горе.
Мне счастья нет. Я думал свой народ
В довольствии, во славе успокоить,
Щедротами любовь его снискать —
Но отложил пустое попеченье:
Живая власть для черни ненавистна,
Они любить умеют только мертвых.
Безумны мы, когда народный плеск
Иль ярый вопль тревожит сердце наше!
Бог насылал на землю нашу глад,
Народ завыл, в мученьях погибая;
Я отворил им житницы, я злато
Рассыпал им, я им сыскал работы —
Они ж меня, беснуясь, проклинали!
Пожарный огнь их домы истребил,
Я выстроил им новые жилища.
Они ж меня пожаром упрекали!
Вот черни суд: ищи ж ее любви.
В семье моей я мнил найти отраду,
Я дочь мою мнил осчастливить браком —
Как буря, смерть уносит жениха...
И тут молва лукаво нарекает
Виновником дочернего вдовства
Меня, меня, несчастного отца!..
Кто ни умрет, я всех убийца тайный:
Я ускорил Феодора кончину,
Я отравил свою сестру царицу,
Монахиню смиренную... всё я!
Ах! чувствую: ничто не может нас
Среди мирских печалей успокоить;
Ничто, ничто... едина разве совесть.
Так, здравая, она восторжествует
Над злобою, над темной клеветою. —
Единое, случайно завелося,
Тогда — беда! как язвой моровой
Душа сгорит, нальется сердце ядом,
Как молотком стучит в ушах упрек,
И все тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах...
И рад бежать, да некуда... ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
КОРЧМА НА ЛИТОВСКОЙ ГРАНИЦЕ
Мисаил и Варлаам, бродяги-чернецы; Григорий Отрепьев, мирянином; хозяйка.
Хозяйка
Чем-то мне вас потчевать, старцы честные?
Варлаам
Чем бог пошлет, хозяюшка. Нет ли вина?
Хозяйка
Как не быть, отцы мои! сейчас вынесу.
(Уходит.)
Мисаил
Что ж ты закручинился, товарищ? Вот и граница литовская, до которой так хотелось тебе добраться.
Григорий
Пока не буду в Литве, до тех пор не буду спокоен.
Варлаам
Что тебе Литва так слюбилась? Вот мы, отец Мисаил да я, грешный, как утекли из монастыря, так ни о чем уж и не думаем. Литва ли, Русь ли, что гудок, что гусли: все нам равно, было бы вино... да вот и оно!..
Мисаил
Складно сказано, отец Варлаам.
Хозяйка
(входит)
Вот вам, отцы мои. Пейте на здоровье.
Мисаил
Спасибо, родная, бог тебя благослови.
Монахи пьют; Варлаам затягивает песню:
Варлаам
(Григорию)
Григорий
Мисаил
Варлаам
А пьяному рай, отец Мисаил! Выпьем же чарочку за шинкарочку...
Однако, отец Мисаил, когда я пью, так трезвых не люблю; ино дело пьянство, а иное чванство; хочешь жить, как мы, милости просим — нет, так убирайся, проваливай: скоморох попу не товарищ.
Григорий
Пей да про себя разумей, отец Варлаам! Видишь: и я порой складно говорить умею.
Варлаам
А что мне про себя разуметь?
Мисаил
Оставь его, отец Варлаам.
Варлаам
Да что он за постник? Сам же к нам навязался в товарищи, неведомо кто, неведомо откуда, — да еще и спесивится; может быть, кобылу нюхал...
(Пьет и поет: Молодой чернец постригся.)
Григорий
(хозяйке)
Куда ведет эта дорога?
Хозяйка
В Литву, мой кормилец, к Луёвым горам.
Григорий
А далече ли до Луёвых гор?
Хозяйка
Недалече, к вечеру можно бы туда поспеть, кабы не заставы царские да сторожевые приставы.
Григорий
Как, заставы! что это значит?
Хозяйка
Кто-то бежал из Москвы, а велено всех задерживать да осматривать.
Григорий
(про себя)
Вот тебе, бабушка, Юрьев день.
Варлаам
Эй, товарищ! да ты к хозяйке присуседился. Знать, не нужна тебе водка, а нужна молодка; дело, брат, дело! у всякого свой обычай; а у нас с отцом Мисаилом одна заботушка: пьем до донушка, выпьем, поворотим и в донушко поколотим.
Мисаил
Складно сказано, отец Варлаам...
Григорий
Да кого ж им надобно? Кто бежал из Москвы?
Хозяйка
А господь его ведает, вор ли, разбойник — только здесь и добрым людям нынче прохода нет — а что из того будет? ничего; ни лысого беса не поймают: будто
в Литву нет и другого пути, как столбовая дорога! Вот хоть отсюда свороти влево, да бором иди по тропинке до часовни, что на Чеканском ручью, а там прямо через болото на Хлопино, а оттуда на Захарьево, а тут уж всякий мальчишка доведет до Луёвых гор. От этих приставов только и толку, что притесняют прохожих, да обирают нас бедных.
Слышен шум.
Что там еще? ах, вот они, проклятые! дозором идут.
Григорий
Хозяйка! нет ли в избе другого угла?
Хозяйка
Нету, родимый. Рада бы сама спрятаться. Только слава, что дозором ходят, а подавай им и вина, и хлеба, и неведомо чего — чтоб им издохнуть, окаянным! чтоб им...
Входят приставы.
Пристав
Здорово, хозяйка!
Хозяйка
Добро пожаловать, гости дорогие, милости просим.
Один пристав
(другому)
Ба! да здесь попойка идет: будет чем поживиться. (Монахам.) Вы что за люди?
Варлаам
Мы божии старцы, иноки смиренные, ходим по селениям да собираем милостыню христианскую на монастырь.
Пристав
(Григорию)
А ты?
Мисаил
Наш товарищ...
Григорий
Мирянин из пригорода; проводил старцев до рубежа, отселе иду восвояси.
Мисаил
Так ты раздумал...
Григорий
(тихо)
Молчи.
Пристав
Хозяйка, выставь-ка еще вина — а мы здесь со старцами попьем да побеседуем.
Другой пристав
(тихо)
Парень-то, кажется, гол, с него взять нечего; зато старцы...
Первый
Молчи, сейчас до них доберемся. — Что, отцы мои? каково промышляете?
Варлаам
Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве, не о спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться; что делать? с горя и остальное пропьешь; беда да и только. — Ох плохо, знать пришли наши последние времена...
Хозяйка
(плачет)
Господь помилуй и спаси!
В продолжение Варлаамовой речи первый пристав значительно всматривается в Мисаила.
Первый пристав
Алеха! при тебе ли царский указ?
Второй
При мне.
Первый
Подай-ка сюда.
Мисаил
Что ты на меня так пристально смотришь?
Первый пристав
А вот что: из Москвы бежал некоторый злой еретик, Гришка Отрепьев, слыхал ли ты это?
Мисаил
Не слыхал.
Пристав
Не слыхал? ладно. А того беглого еретика царь приказал изловить и повесить. Знаешь ли ты это?
Мисаил
Не знаю.
Пристав
(Варлааму)
Умеешь ли ты читать?
Варлаам
Смолоду знал, да разучился.
Пристав
(Мисаилу)
А ты?
Мисаил
Не умудрил господь.
Пристав
Так вот тебе царский указ.
Мисаил
На что мне его?
Пристав
Мне сдается, что этот беглый еретик, вор, мошенник — ты.
Мисаил
Я! помилуй! что ты?
Пристав
Постой! держи двери. Вот мы сейчас и справимся.
Хозяйка
Ах, они окаянные мучители! и старца-то в покое не оставят!
Пристав
Кто здесь грамотный?
Григорий
(выступает вперед)
Я грамотный.
Пристав
Вот на! А у кого же ты научился?
Григорий
У нашего пономаря.
Пристав
(дает ему указ)
Читай же вслух.
Григорий
(читает)
«Чудова монастыря недостойный чернец Григорий, из роду Отрепьевых, впал в ересь и дерзнул,
наученный диаволом, возмущать святую братию всякими соблазнами и беззакониями. А по справкам оказалось, отбежал он, окаянный Гришка, к границе литовской...»
Пристав
(Мисаилу)
Как же не ты?
Григорий
«И царь повелел изловить его...»
Пристав
И повесить.
Григорий
Тут не сказано повесить.
Пристав
Врешь: не всяко слово в строку пишется. Читай: изловить и повесить.
Григорий
«И повесить. А лет ему вору Гришке от роду... (смотря на Варлаама) за 50. А росту он среднего, лоб имеет плешивый, бороду седую, брюхо толстое...»
Все глядят на Варлаама.
Первый пристав
Ребята! здесь Гришка! держите, вяжите его! Вот уж не думал, не гадал.
Варлаам
(вырывая бумагу)
Отстаньте, сукины дети! что я за Гришка? — как! 50 лет, борода седая, брюхо толстое! нет, брат! молод еще надо мною шутки шутить. Я давно не читывал и худо разбираю, а тут уж разберу, как дело до петли доходит. (Читает по складам.) «А лет е-му от-ро-ду... 20». — Что, брат? где тут 50? видишь? 20.
Второй пристав
Да, помнится, двадцать. Так и нам было сказано.
Первый пристав
(Григорию)
Да ты, брат, видно, забавник.
Во время чтения Григорий стоит потупя голову, с рукою за пазухой.
Варлаам
(продолжает)
«А ростом он мал, грудь широкая, одна рука короче другой, глаза голубые, волоса рыжие, на щеке бородавка, на лбу другая». Да это, друг, уж не ты ли?
Григорий вдруг вынимает кинжал; все перед ним расступаются, он бросается в окно.
Приставы
Держи! держи!
Все бегут в беспорядке.
МОСКВА. ДОМ ШУЙСКОГО
Шуйский, множество гостей. Ужин.
Шуйский
Встает, за ним и все.
Последний ковш! Читай молитву, мальчик.
Мальчик
Своих рабов молению внемли:
Помолимся о нашем государе,
Об избранном тобой, благочестивом
Всех христиан царе самодержавном.
Храни его в палатах, в поле ратном,
И на путях, и на одре ночлега.
Подай ему победу на враги,
Да славится он о̀т моря до моря.
Да здравием цветет его семья,
Да осенят ее драгие ветви
Весь мир земной — а к нам, своим рабам,
Да будет он, как прежде, благодатен,
И милостив и долготерпелив,
Проистекут источники на нас;
И царскую на то воздвигнув чашу,
Мы молимся тебе, царю небес.
Шуйский
(пьет)
Простите же вы, гости дорогие;
Благодарю, что вы моей хлеб-солью
Не презрели. Простите, добрый сон.
Гости уходят, он провожает их до дверей.
Пушкин
Насилу убрались; ну, князь Василий Иванович, я уж думал, что нам не удастся и переговорить.
Шуйский
(слугам)
Вы что рот разинули? Все бы вам господ подслушивать. Сбирайте со стола да ступайте вон. Что такое, Афанасий Михайлович?
Пушкин
Чудеса да и только.
Из Кракова гонца прислал сегодня.
Шуйский
Пушкин
Сын Грозного... постой.
(Идет к дверям и осматривает.)
Державный отрок,
По манию Бориса убиенный...
Шуйский
Пушкин
Димитрий жив.
Шуйский
Царевич жив! ну подлинно чудесно.
И только-то?
Пушкин
Кто б ни был он, спасенный ли царевич,
Иль некий дух во образе его,
Иль смелый плут, бесстыдный самозванец,
Но только там Димитрий появился.
Шуйский
Пушкин
Как приезжал впервой он во дворец
И сквозь ряды литовских панов прямо
Шел в тайную палату короля.
Шуйский
Пушкин
Известно то, что он слугою был
У Вишневецкого, что на одре болезни
Открылся он духовному отцу,
Что гордый пан, его проведав тайну,
Ходил за ним, поднял его с одра
И с ним потом уехал к Сигизмунду.
Шуйский
Пушкин
По нраву всем. Московских беглецов
С ним заодно. Король его ласкает
И, говорят, помогу обещал.
Шуйский
Что голова кругом пойдет невольно.
Сомненья нет, что это самозванец,
Но, признаюсь, опасность не мала.
Весть важная! и если до народа
Она дойдет, то быть грозе великой
Пушкин
Сдержать венец на умной голове.
И поделом ему! он правит нами,
Как царь Иван (не к ночи будь помянут).
Что пользы в том, что явных казней нет,
Что на колу кровавом, всенародно,
Мы не поем канонов Иисусу,
Что нас не жгут на площади, а царь
Своим жезлом не подгребает углей?
Уверены ль мы в бедной жизни нашей?
Нас каждый день опала ожидает,
Тюрьма, Сибирь, клобук иль кандалы,
А там — в глуши голодна смерть иль петля.
Знатнейшие меж нами роды — где?
Где Сицкие князья, где Шестуновы,
Романовы, отечества надежда?
Заточены, замучены в изгнанье.
Дай срок: тебе такая ж будет участь.
Легко ль, скажи! мы дома, как Литвой,
Осаждены неверными рабами;
Всё языки, готовые продать,
Правительством подкупленные воры.
Зависим мы от первого холопа,
Которого захочем наказать.
Вот — Юрьев день задумал уничтожить.
Не властны мы в поместиях своих.
Не смей согнать ленивца! Рад не рад,
Корми его; не смей переманить
Ну, слыхано ль хоть при царе Иване
Такое зло? А легче ли народу?
Спроси его. Попробуй самозванец
Им посулить старинный Юрьев день,
Так и пойдет потеха.
Шуйский
Но знаешь ли? Об этом обо всем
Мы помолчим до времени.
Пушкин
Знай про себя. Ты человек разумный;
Всегда с тобой беседовать я рад,
И если что меня подчас тревожит,
Не вытерплю, чтоб не сказать тебе.
К тому ж твой мед да бархатное пиво
Сегодня так язык мне развязали...
Прощай же, князь.
Шуйский
(Провожает Пушкина.)
ЦАРСКИЕ ПАЛАТЫ
Царевич, чертит географическую карту. Царевна, мамка царевны.
Ксения
(целует портрет)
Милый мой жених, прекрасный королевич, не мне ты достался, не своей невесте — а темной могилке на чужой сторонке. Никогда не утешусь, вечно по тебе буду плакать.
Мамка
И, царевна! девица плачет, что роса падет; взойдет солнце, росу высушит. Будет у тебя другой жених и прекрасный и приветливый. Полюбишь его, дитя наше ненаглядное, забудешь своего королевича.
Ксения
Входит Борис.
Царь
В невестах уж печальная вдовица!
Все плачешь ты о мертвом женихе.
Дитя мое! судьба мне не судила
Виновником быть вашего блаженства.
Я счастие твое не мог устроить.
Безвинная, зачем же ты страдаешь? —
А ты, мой сын, чем занят? Это что?
Феодор
Из края в край. Вот видишь: тут Москва,
Тут Новгород, тут Астрахань. Вот море,
Вот пермские дремучие леса,
А вот Сибирь.
Царь
Узором здесь виется?
Феодор
Царь
Как с облаков ты можешь обозреть
Все царство вдруг: границы, грады, реки.
Учись, мой сын: наука сокращает
Нам опыты быстротекущей жизни —
Когда-нибудь, и скоро, может быть,
Все области, которые ты ныне
Изобразил так хитро на бумаге,
Все под руку достанутся твою.
Учись, мой сын, и легче и яснее
Державный труд ты будешь постигать.
Входит Семен Годунов.
(Ксении)
Прости, мой друг. Утешь тебя господь.
Ксения с мамкою уходит.
Семен Годунов
Ко мне, чем свет, дворецкий князь-Василья
И Пушкина слуга пришли с доносом.
Царь
Семен Годунов
Что поутру вчера к ним в дом приехал
Из Кракова гонец — и через час
Без грамоты отослан был обратно.
Царь
Семен Годунов
Царь
Семен Годунов
Своих друзей, обоих Милославских,
Бутурлиных, Михайла Салтыкова,
Да Пушкина — да несколько других;
А разошлись уж поздно. Только Пушкин
Наедине с хозяином остался
И долго с ним беседовал еще.
Царь
Семен Годунов
Он здесь уже.
Царь
Годунов уходит.
Царь
Противен мне род Пушкиных мятежный,
А Шуйскому не должно доверять:
Уклончивый, но смелый и лукавый...
Входит Шуйский.
Но кажется — ты сам пришел за делом:
И выслушать хочу тебя сперва.
Шуйский
Весть важную.
Царь
Шуйский
(тихо, указывая на Феодора)
Царь
Что ведает князь Шуйский. Говори.
Шуйский
Царь
Что Пушкину привез вечор гонец.
Шуйский
Что ты еще не ведаешь сей тайны.
Царь
Известия; иначе не узнаем
Мы истины.
Шуйский
Что в Кракове явился самозванец
И что король и паны за него.
Царь
Шуйский
Царь
Шуйский
Ты милостью, раденьем и щедротой
Усыновил сердца своих рабов.
Но знаешь сам: бессмысленная чернь
Изменчива, мятежна, суеверна,
Легко пустой надежде предана,
Мгновенному внушению послушна,
Для истины глуха и равнодушна,
А баснями питается она.
Ей нравится бесстыдная отвага.
Так если сей неведомый бродяга
Литовскую границу перейдет,
К нему толпу безумцев привлечет
Димитрия воскреснувшее имя.
Царь
Димитрия!.. Царевич, удались.
Шуйский
Феодор
Дозволишь ли...
Царь
Феодор уходит.
Шуйский
Царь
Чтоб от Литвы Россия оградилась
Заставами; чтоб ни одна душа
Не перешла за эту грань; чтоб заяц
Не прибежал из Польши к нам; чтоб ворон
Не прилетел из Кракова. Ступай.
Шуйский
Царь
Затейлива? Слыхал ли ты когда,
Чтоб мертвые из гроба выходили
Допрашивать царей, царей законных,
Назначенных, избранных всенародно,
Увенчанных великим патриархом?
Смешно? а? что? что ж не смеешься ты?
Шуйский
Царь
Как я узнал, что отрока сего...
Что отрок сей лишился как-то жизни,
Ты послан был на следствие; теперь
По совести мне правду объяви:
Узнал ли ты убитого младенца
И не было ль подмена? Отвечай.
Шуйский
Царь
Но отвечай: то был царевич?
Шуйский
Царь
Прошедшей лжи опалою напрасной
Не накажу. Но если ты теперь
Со мной хитришь, то головою сына
Клянусь — тебя постигнет злая казнь:
Такая казнь, что царь Иван Васильич
От ужаса во гробе содрогнется.
Шуйский
Перед тобой дерзну ли я лукавить?
И мог ли я так слепо обмануться,
Что не узнал Димитрия? Три дня
Я труп его в соборе посещал,
Всем Угличем туда сопровожденный.
Вокруг его тринадцать тел лежало,
Растерзанных народом, и по ним
Уж тление приметно проступало,
Но детский лик царевича был ясен
И свеж и тих, как будто усыпленный;
Глубокая не запекалась язва,
Черты ж лица совсем не изменились.
Нет, государь, сомненья нет: Димитрий
Во гробе спит.
Царь
(спокойно)
Шуйский уходит.
Я чувствовал: вся кровь моя в лицо
Мне кинулась — и тяжко опускалась...
Так вот зачем тринадцать лет мне сряду
Все снилося убитое дитя!
Да, да — вот что! теперь я понимаю.
Но кто же он, мой грозный супостат?
Кто на меня? Пустое имя, тень —
Ужели тень сорвет с меня порфиру,
Иль звук лишит детей моих наследства?
Безумец я! чего ж я испугался?
На призрак сей подуй — и нет его.
Так решено: не окажу я страха, —
Но презирать не должно ничего...
Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!
КРАКОВ. ДОМ ВИШНЕВЕЦКОГО
Самозванец и pater Черниковский.
Самозванец
Я знаю дух народа моего;
В нем набожность не знает исступленья:
Ему священ пример царя его.
Всегда, к тому ж, терпимость равнодушна.
Ручаюсь я, что прежде двух годов
Весь мой народ, вся северная церковь
Признают власть наместника Петра.
Pater
Когда придут иные времена.
А между тем небесной благодати
Таи в душе, царевич, семена.
Притворствовать пред оглашенным светом
Нам иногда духовный долг велит;
Твои слова, деянья судят люди,
Намеренья единый видит бог.
Самозванец
Входит слуга.
Отворяются двери; входит толпа русских и поляков.
Из Кракова. Я, Мнишек, у тебя
Остановлюсь в Самборе на три дня.
Я знаю: твой гостеприимный замок
И пышностью блистает благородной
И славится хозяйкой молодой. —
Прелестную Марину я надеюсь
Увидеть там. А вы, мои друзья,
Литва и Русь, вы, братские знамена
Поднявшие на общего врага,
На моего коварного злодея,
Сыны славян, я скоро поведу
В желанный бой дружины ваши грозны. —
Но между вас я вижу новы лица.
Гаврила Пушкин
Просить меча и службы.
Самозванец
Ко мне, друзья. — Но кто, скажи мне, Пушкин,
Красавец сей?
Пушкин
Самозванец
(Курбскому)
Курбский
Самозванец
Курбский
Самозванец
Но с той поры, когда являлся он,
Своих обид ожесточенный мститель,
С литовцами под ветхий город Ольгин,
Молва об нем умолкла.
Курбский
В Волынии провел остаток жизни,
В поместиях, дарованных ему
Баторием. Уединен и тих,
В науках он искал себе отрады;
Но мирный труд его не утешал:
Он юности своей отчизну помнил,
И до конца по ней он тосковал.
Самозванец
Восход его шумящей, бурной жизни.
Я радуюсь, великородный витязь,
Что кровь его с отечеством мирится.
Вины отцов не должно вспоминать;
Мир гробу их! приближься, Курбский. Руку!
— Не странно ли? сын Курбского ведет
На трон, кого? да — сына Иоанна...
Всё за меня: и люди и судьба. —
Ты кто такой?
Поляк
Самозванец
Вперед ему треть жалованья выдать. —
Но эти кто? я узнаю на них
Земли родной одежду. Это наши.
Хрущов
(бьет челом)
Усердные, гонимые холопья.
К тебе, наш царь — и за тебя готовы
Главами лечь, да будут наши трупы
На царский трон ступенями тебе.
Самозванец
Лишь дайте мне добраться до Москвы,
А там Борис расплатится во всем.
Ты кто?
Карела
От вольных войск, от храбрых атаманов,
От казаков верховых и низовых,
Узреть твои царевы ясны очи
И кланяться тебе их головами.
Самозванец
В своих рядах казачьи бунчуки.
Благодарим Донское наше войско.
Мы ведаем, что ныне казаки
Неправедно притеснены, гонимы;
Но если бог поможет нам вступить
На трон отцов, то мы по старине
Пожалуем наш верный вольный Дон.
Поэт
(приближается, кланяясь низко
и хватая Гришку за полу)
Самозванец
Поэт
(подает ему бумагу)
Сей бедный плод усердного труда.
Самозванец
Стократ священ союз меча и лиры,
Единый лавр их дружно обвивает.
Родился я под небом полунощным,
Но мне знаком латинской музы голос,
И я люблю парнасские цветы.
Я верую в пророчества пиитов.
Нет, не вотще в их пламенной груди
Кипит восторг: благословится подвиг,
Его ж они прославили заране!
Приближься, друг. В мое воспоминанье
Прими сей дар.
(Дает ему перстень.)
Судьбы завет, когда корону предков
Надену я, надеюсь вновь услышать
Твой сладкий глас, твой вдохновенный гимн.
Musa gloriam coronat, gloriaque musam 1).
Итак, друзья, до завтра, до свиданья.
Все
Да здравствует великий князь московский!
1) Муза венчает славу, а слава — музу (лат.).
ЗАМОК ВОЕВОДЫ МНИШКА В САМБОРЕ
Ряд освещенных комнат. Музыка.
Вишневецкий, Мнишек.
Мнишек
Мариною одною занят он...
А дело-то на свадьбу страх похоже;
Ну — думал ты, признайся, Вишневецкий,
Что дочь моя царицей будет? а?
Вишневецкий
Что мой слуга взойдет на трон московский?
Мнишек
Я только ей промолвил: ну, смотри!
Не упускай Димитрия!.. и вот
Все кончено. Уж он в ее сетях.
Музыка играет польский. Самозванец идет с Мариною
в первой паре.
Марина
(тихо Димитрию)
В аллее лип, я завтра у фонтана.
Расходятся. Другая пара.
Кавалер
Дама
Красавица.
Кавалер
Глаза, уста без жизни, без улыбки...
Новая пара.
Дама
И царская порода в нем видна.
Новая пара.
Дама
Кавалер
Готовы мы; но, видно, панна Мнишек
С Димитрием задержит нас в плену.
Дама
Кавалер
Расходятся. Комнаты пустеют.
Мнишек
Музыки гром не призывает нас,
Прелестных рук не жмем и не целуем —
Ох, не забыл старинных я проказ!
Теперь не то, не то, что прежде было:
И молодежь, ей-ей — не так смела,
И красота не так уж весела —
Признайся, друг: все как-то приуныло.
Оставим их; пойдем, товарищ мой,
Венгерского, обросшую травой,
Велим отрыть бутылку вековую
Да в уголку потянем-ка вдвоем
Душистый ток, струю, как жир, густую,
А между тем посудим кой о чем.
Пойдем же, брат.
Вишневецкий
НОЧЬ. САД. ФОНТАН
Самозванец
(входит)
Я, кажется, рожден не боязливым;
Перед собой вблизи видал я смерть,
Пред смертию душа не содрогалась.
Мне вечная неволя угрожала,
За мной гнались — я духом не смутился
И дерзостью неволи избежал.
Но что ж теперь теснит мое дыханье?
Что значит сей неодолимый трепет?
Иль это дрожь желаний напряженных?
Нет — это страх. День целый ожидал
Я тайного свидания с Мариной,
Обдумывал все то, что ей скажу,
Как обольщу ее надменный ум,
Как назову московскою царицей, —
Но час настал — и ничего не помню.
Не нахожу затверженных речей;
Любовь мутит мое воображенье...
Но что-то вдруг мелькнуло... шорох... тише...
Нет, это свет обманчивой луны,
И прошумел здесь ветерок.
Марина
(входит)
Самозванец
Марина
Самозванец
(Идет к ней.)
Одну со мной, под сенью тихой ночи?
Как медленно катился скучный день!
Как медленно заря вечерня гасла!
Как долго ждал во мраке я ночном!
Марина
Я здесь тебе назначила свиданье
Не для того, чтоб слушать нежны речи
Любовника. Слова не нужны. Верю,
Что любишь ты; но слушай: я решилась
С твоей судьбой и бурной и неверной
Соединить судьбу мою; то вправе
Я требовать, Димитрий, одного:
Я требую, чтоб ты души своей
Мне тайные открыл теперь надежды,
Намеренья и даже опасенья;
Чтоб об руку с тобой могла я смело
Пуститься в жизнь — не с детской слепотой,
Не как раба желаний легких мужа,
Наложница безмолвная твоя,
Но как тебя достойная супруга,
Помощница московского царя.
Самозванец
Моей судьбы заботы и тревоги!
Забудь сама, что видишь пред собой
Царевича. Марина! зри во мне
Любовника, избранного тобою,
Счастливого твоим единым взором.
Дай высказать все то, чем сердце полно.
Марина
Приверженность твоих клевретов стынет,
Час от часу опасность и труды
Становятся опасней и труднее,
Уж носятся сомнительные слухи,
Уж новизна сменяет новизну;
А Годунов свои приемлет меры...
Самозванец
Твоя любовь, одно мое блаженство?
Нет, нет. Теперь гляжу я равнодушно
На трон его, на царственную власть.
Твоя любовь... что без нее мне жизнь,
И славы блеск, и русская держава?
В глухой степи, в землянке бедной — ты,
Ты заменишь мне царскую корону,
Твоя любовь...
Марина
Высокого, святого назначенья:
Тебе твой сан дороже должен быть
Всех радостей, всех обольщений жизни,
Его ни с чем не можешь ты равнять.
Не юноше кипящему, безумно
Плененному моею красотой,
Знай: отдаю торжественно я руку
Наследнику московского престола,
Царевичу, спасенному судьбой.
Самозванец
Не говори, что сан, а не меня
Избрала ты. Марина! ты не знаешь,
Как больно тем ты сердце мне язвишь —
Как! ежели... о страшное сомненье! —
Назначила слепая мне судьба;
Когда б я был не Иоаннов сын,
Не сей давно забытый миром отрок, —
Тогда б... тогда б любила ль ты меня?..
Марина
Другого мне любить нельзя.
Самозванец
Я не хочу делиться с мертвецом
Любовницей, ему принадлежащей.
Нет, полно мне притворствовать! скажу
Всю истину; так знай же: твой Димитрий
Давно погиб, зарыт — и не воскреснет;
А хочешь ли ты знать, кто я таков?
Изволь, скажу: я бедный черноризец;
Монашеской неволею скучая,
Под клобуком, свой замысел отважный
Обдумал я, готовил миру чудо —
И наконец из келии бежал
К украинцам, в их буйные курени,
Владеть конем и саблей научился;
Явился к вам; Димитрием назвался
И поляков безмозглых обманул.
Что скажешь ты, надменная Марина?
Довольна ль ты признанием моим?
Что ж ты молчишь?
Марина
(Молчание.)
Самозванец
(тихо)
С таким трудом устроенное счастье
Что сделал я, безумец? —
(Вслух.)
Стыдишься ты не княжеской любви.
Так вымолви ж мне роковое слово;
В твоих руках теперь моя судьба,
Реши: я жду
(бросается на колени)
Марина
Не мнишь ли ты коленопреклоненьем,
Как девочки доверчивой и слабой
Тщеславное мне сердце умилить?
Ошибся, друг: у ног своих видала
Я рыцарей и графов благородных;
Но их мольбы я хладно отвергала
Не для того, чтоб беглого монаха...
Самозванец
(встает)
В нем доблести таятся, может быть,
Достойные московского престола,
Достойные руки твоей бесценной...
Марина
Самозванец
Обманывал я бога и царей,
Я миру лгал; но не тебе, Марина,
Меня казнить; я прав перед тобою.
Нет, я не мог обманывать тебя.
Ты мне была единственной святыней,
Пред ней же я притворствовать не смел.
Одна любовь принудила меня
Все высказать.
Марина
Кто требовал признанья твоего?
Уж если ты, бродяга безымянный,
Мог ослепить чудесно два народа,
Так должен уж по крайней мере ты
Достоин быть успеха своего
И свой обман отважный обеспечить
Упорною, глубокой, вечной тайной.
Могу ль, скажи, предаться я тебе,
Могу ль, забыв свой род и стыд девичий,
Соединить судьбу мою с твоею,
Когда ты сам с такою простотой,
Так ветрено позор свой обличаешь?
Он из любви со мною проболтался!
Дивлюся: как перед моим отцом
Из дружбы ты доселе не открылся,
От радости пред нашим королем
Или еще пред паном Вишневецким
Из верного усердия слуги.
Самозванец
Ты вымучить одна могла признанье.
Клянусь тебе, что никогда, нигде,
Ни в пиршестве за чашею безумства,
Ни в дружеском, заветном разговоре,
Ни под ножом, ни в муках истязаний
Сих тяжких тайн не выдаст мой язык.
Марина
О, верю я! — но чем, нельзя ль узнать,
Клянешься ты? не именем ли бога,
Как набожный приимыш езуитов?
Иль, может быть, единым царским словом,
Как царский сын? не так ли? говори.
Димитрий
(гордо)
Димитрием из гроба нарекла,
Вокруг меня народы возмутила
И в жертву мне Бориса обрекла —
Царевич я. Довольно, стыдно мне
Пред гордою полячкой унижаться. —
Прощай навек. Игра войны кровавой,
Судьбы моей обширные заботы
Тоску любви, надеюсь, заглушат.
О как тебя я стану ненавидеть,
Когда пройдет постыдной страсти жар!
Теперь иду — погибель иль венец
Мою главу в России ожидает,
Найду ли смерть, как воин в битве честной,
Иль как злодей на плахе площадной,
Не будешь ты подругою моею,
Моей судьбы не разделишь со мною;
Но — может быть, ты будешь сожалеть
Об участи, отвергнутой тобою.
Марина
Заранее пред всеми обнаружу?
Самозванец
Что более поверят польской деве,
Чем русскому царевичу? — Но знай,
Что ни король, ни папа, ни вельможи
Не думают о правде слов моих.
Димитрий я иль нет — что им за дело?
Но я предлог раздоров и войны.
Им это лишь и нужно, и тебя,
Мятежница! поверь, молчать заставят.
Прощай.
Марина
Я слышу речь не мальчика, но мужа.
С тобою, князь, она меня мирит.
Безумный твой порыв я забываю
И вижу вновь Димитрия. Но — слушай:
Пора, пора! проснись, не медли боле;
Веди полки скорее на Москву —
Очисти Кремль, садись на трон московский,
Тогда за мной шли брачного посла;
Но — слышит бог — пока твоя нога
Не оперлась на тронные ступени,
Пока тобой не свержен Годунов,
Любви речей не буду слушать я.
(Уходит.)
Самозванец
Или хитрить с придворным езуитом,
Чем с женщиной — черт с ними; мочи нет.
И путает, и вьется, и ползет,
Скользит из рук, шипит, грозит и жалит.
Змея! змея! — Недаром я дрожал.
Она меня чуть-чуть не погубила.
Но решено: заутра двину рать.
ГРАНИЦА ЛИТОВСКАЯ
Князь Курбский и Самозванец, оба верхами.
Полки приближаются к границе.
Курбский
(прискакав первый)
Святая Русь, Отечество! Я твой!
Чужбины прах с презреньем отряхаю
С моих одежд — пью жадно воздух новый:
Он мне родной!.. теперь твоя душа,
О мой отец, утешится, и в гробе
Опальные возрадуются кости!
Блеснул опять наследственный наш меч,
Сей славный меч, гроза Казани темной,
Сей добрый меч, слуга царей московских!
В своем пиру теперь он загуляет
За своего надёжу-государя!..
Самозванец
(едет тихо с поникшей головой)
В нем радостью и славой разыгралась!
О витязь мой! завидую тебе.
Сын Курбского, воспитанный в изгнанье,
Забыв отцом снесенные обиды,
Ты кровь излить за сына Иоанна
Готовишься; законного царя
Ты возвратить отечеству... ты прав,
Душа твоя должна пылать весельем.
Курбский
Вот наша Русь: она твоя, царевич.
Там ждут тебя сердца твоих людей:
Твоя Москва, твой Кремль, твоя держава.
Самозванец
Вы за царя подъяли меч, вы чисты.
Я ж вас веду на братьев; я Литву
Позвал на Русь, я в красную Москву
Кажу врагам заветную дорогу!..
Но пусть мой грех падет не на меня —
А на тебя, Борис-цареубийца! —
Вперед!
Курбский
Скачут. Полки переходят через границу.
ЦАРСКАЯ ДУМА
Царь, патриарх и бояре.
Царь
На нас ведет злодейские дружины,
Дерзает нам писать угрозы! Полно,
Пора смирить безумца! — Поезжайте
Ты, Трубецкой, и ты, Басманов: помочь
Нужна моим усердным воеводам.
Бунтовщиком Чернигов осажден.
Спасайте град и граждан.
Басманов
Трех месяцев отныне не пройдет,
И замолчит и слух о самозванце;
Его в Москву мы привезем, как зверя
Заморского, в железной клетке. Богом
Тебе клянусь.
(Уходит с Трубецким.)
Царь
Через послов союз свой предложил;
Но не нужна нам чуждая помога;
Своих людей у нас довольно ратных,
Чтоб отразить изменников и ляха.
Щелкалов! разослать
Во все концы указы к воеводам,
Чтоб на коня садились и людей
По старине на службу высылали;
В монастырях подобно отобрать
Служителей причетных. В прежни годы,
Когда бедой отечеству грозило,
Отшельники на битву сами шли.
Но не хотим тревожить ныне их;
Пусть молятся за нас они — таков
Указ царя и приговор боярский.
Теперь вопрос мы важный разрешим:
Вы знаете, что наглый самозванец
Коварные промчал повсюду слухи;
Повсюду им разосланные письма
Посеяли тревогу и сомненье;
На площадях мятежный бродит шепот,
Умы кипят... их нужно остудить;
Предупредить желал бы казни я,
Но чем и как? решим теперь. Ты первый,
Святый отец, свою поведай мысль.
Патриарх
Благословен всевышний, поселивший
Дух милости и кроткого терпенья
В душе твоей, великий государь;
Ты грешнику погибели не хочешь,
Ты тихо ждешь — да про́йдет заблужденье:
Оно пройдет, и солнце правды вечной
Всех озарит.
Твой верный богомолец,
В делах мирских не мудрый судия,
Дерзает днесь подать тебе свой голос.
Бесовский сын, расстрига окаянный,
Прослыть умел Димитрием в народе;
Он именем царевича, как ризой
Украденной, бесстыдно облачился:
Но стоит лишь ее раздрать — и сам
Он наготой своею посрамится.
Сам бог на то нам средство посылает:
Знай, государь, тому прошло шесть лет —
В тот самый год, когда тебя господь
Благословил на царскую державу, —
В вечерний час ко мне пришел однажды
Простой пастух, уже маститый старец,
И чудную поведал он мне тайну.
«В младых летах, — сказал он, — я ослеп
И с той поры не знал ни дня, ни ночи
До старости: напрасно я лечился
И зелием и тайным нашептаньем;
Напрасно я ходил на поклоненье
В обители к великим чудотворцам;
Напрасно я из кладязей святых
Кропил водой целебной темны очи;
Не посылал господь мне исцеленья.
Вот наконец утратил я надежду
И к тьме своей привык, и даже сны
Мне виданных вещей уж не являли,
А снилися мне только звуки. Раз,
В глубоком сне, я слышу, детский голос
Мне говорит: — Встань, дедушка, поди
Ты в Углич-град, в собор Преображенья;
Там помолись ты над моей могилкой,
Бог милостив — и я тебя прощу.
— Но кто же ты? — спросил я детский голос.
— Царевич я Димитрий. Царь небесный
Приял меня в лик ангелов своих,
И я теперь великий чудотворец!
Иди, старик.— Проснулся я и думал:
Что ж? может быть, и в самом деле бог
Мне позднее дарует исцеленье.
Пойду — и в путь отправился далекий.
Вот Углича достиг я, прихожу
В святый собор, и слушаю обедню
И, разгорясь душой усердной, плачу
Так сладостно, как будто слепота
Из глаз моих слезами вытекала.
Когда народ стал выходить, я внуку
Сказал: — Иван, веди меня на гроб
Царевича Димитрия. — И мальчик
Я тихую молитву сотворил,
Глаза мои прозрели; я увидел
И божий свет, и внука, и могилку».
Вот, государь, что мне поведал старец.
Общее смущение. В продолжение сей речи Борис несколько раз отирает лицо платком.
Я посылал тогда нарочно в Углич,
И сведано, что многие страдальцы
Спасение подобно обретали
У гробовой царевича доски.
Вот мой совет: во Кремль святые мощи
Перенести, поставить их в соборе
Архангельском; народ увидит ясно
Тогда обман безбожного злодея,
И мощь бесов исчезнет яко прах.
Молчание.
Князь Шуйский
Святый отец, кто ведает пути
Всевышнего? Не мне его судить.
Нетленный сон и силу чудотворства
Он может дать младенческим останкам,
Но надлежит народную молву
Исследовать прилежно и бесстрастно;
А в бурные ль смятений времена
Нам помышлять о столь великом деле?
Не скажут ли, что мы святыню дерзко
В делах мирских орудием творим?
Народ и так колеблется безумно,
И так уж есть довольно шумных толков:
Умы людей не время волновать
Нежданною, столь важной новизною.
Сам вижу я: необходимо слух,
Рассеянный расстригой, уничтожить;
Но есть на то иные средства — проще.
Так, государь — когда изволишь ты,
Я сам явлюсь на площади народной,
Уговорю, усовещу безумство
И злой обман бродяги обнаружу.
Царь
Прошу тебя пожаловать в палату:
Сегодня мне нужна твоя беседа.
Уходит. За ним и все бояре.
Один боярин
(тихо другому)
И крупный пот с лица его закапал?
Другой
Не смел вздохнуть, не только шевельнуться.
Первый боярин
РАВНИНА БЛИЗ НОВГОРОДА-СЕВЕРСКОГО
Битва.
Воины
(бегут в беспорядке)
Беда, беда! Царевич! Ляхи! Вот они! вот они!
Входят капитаны Маржерет и Вальтер Розен .
Маржерет
Куда, куда? Allons...1) пошоль назад!
Один из беглецов
Сам пошоль, коли есть охота, проклятый басурман.
Маржерет
Quoi? quoi?2)
Другой
Ква! ква! тебе любо, лягушка заморская, квакать на русского царевича; а мы ведь православные.
1) Ну... (франц.).
2) Что? что? (франц.).
Маржерет
Qu’est-ce à dire pravoslavni?.. Sacrés gueux, maudites canailles! Mordieu, mein herr, j’enrage: on dirait que ça n’a pas des bras pour frapper, ça n’a que des jambes pour foutre le camp.1)
В. Розен
Es ist Schande.2)
Маржерет
Ventre-saint-gris! Je ne bouge plus d’un pas — puisque le vin est tiré, il faut le boire. Qu’en dites-vous, mein herr?3)
В. Розен
Sie haben Recht.4)
Маржерет
Tudieu, il y fait chaud! Ce diable de Samozvanetz, comme ils l’appellent, est un bougre qui a du poil au cul. Qu’en pensez vous, mein herr?5)
В. Розен
Oh, ja!6)
1) Что значит православные?.. Рвань окаянная, проклятая сволочь! Черт возьми, мейн герр (сударь), я прямо взбешен: можно подумать, что у них нет рук, чтобы драться, а только ноги, чтобы удирать (франц.).
2) Позор (нем.).
3) Тысяча дьяволов! Я не сдвинусь отсюда ни на шаг-раз дело начато, надо его кончить. Что вы скажете на это, мейн герр? (франц.).
4) Вы правы (нем.).
5) Черт, дело становится жарким! Этот дьявол — Самозванец, как они его называют, отчаянный головорез. Как вы полагаете, мейн герр? (франц.).
6) О, да! (нем.).
Маржерет
Hé! voyez donc, voyez donc! L’action s’engage sur les derrières de l’ennemi. Ce doit être le brave Basmanoff, qui aurait fait une sortie.1)
В. Розен
Ich glaube das.2)
Входят немцы.
Маржерет
Ha, ha! voici nos Allemands. — Messieurs!.. Mein herr, dites leur donc de se rallier et, sacrebleu, chargeons! 3)
В. Розен
Sehr gut. Halt!4)
Немцы строятся.
Marsch!5)
Немцы
(идут)
Hilf Gott!6)
Сражение. Русские снова бегут.
Ляхи
Победа! победа! Слава царю Димитрию.
Димитрий
(верхом)
Ударить отбой! мы победили. Довольно: щадите русскую кровь. Отбой!
Трубят, бьют барабаны.
1) Вот глядите, глядите! Завязался бой в тылу у неприятеля. Это, наверно, ударил молодец Басманов (франц.).
2) Я так полагаю (нем.).
3) А вот и наши немцы! — Господа!.. Мейн герр, велите же им построиться и, черт возьми, пойдем в атаку! (франц.).
4) Очень хорошо. Становись! (нем.).
5) Марш! (нем.).
6) С нами бог! (нем.).
ПЛОЩАДЬ ПЕРЕД СОБОРОМ В МОСКВЕ
Народ.
Один
Скоро ли царь выйдет из собора?
Другой
Обедня кончилась; теперь идет молебствие.
Первый
Что? уж проклинали того?
Другой
Я стоял на паперти и слышал, как диакон завопил: Гришка Отрепьев — анафема!
Первый
Пускай себе проклинают; царевичу дела нет до Отрепьева.
Другой
А царевичу поют теперь вечную память.
Первый
Вечную память живому! Вот ужо им будет, безбожникам.
Третий
Чу! шум. Не царь ли?
Четвертый
Нет; это юродивый.
Входит юродивый в железной шапке, обвешанный веригами, окруженный мальчишками.
Мальчишки
Николка, Николка — железный колпак!.. тр р р р р...
Старуха
Отвяжитесь, бесенята, от блаженного. — Помолись, Николка, за меня грешную.
Юродивый
Дай, дай, дай копеечку.
Старуха
Вот тебе копеечка; помяни же меня.
Юродивый
(садится на землю и поет)
Котенок плачет,
Юродивый, вставай,
Богу помолися!
Мальчишки окружают его снова.
Один из них
Здравствуй, Николка; что же ты шапки не снимаешь? (Щелкает его по железной шапке.) Эк она звонит!
Юродивый
А у меня копеечка есть.
Мальчишка
Неправда! ну покажи.
(Вырывает копеечку и убегает.)
Юродивый
(плачет)
Взяли мою копеечку; обижают Николку!
Народ
Царь, царь идет.
Царь выходит из собора. Боярин впереди раздает нищим милостыню. Бояре.
Юродивый
Борис, Борис! Николку дети обижают.
Царь
Подать ему милостыню. О чем он плачет?
Юродивый
Николку маленькие дети обижают... Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича.
Бояре
Поди прочь, дурак! схватите дурака!
Царь
Оставьте его. Молись за меня, бедный Николка.
(Уходит.)
Юродивый
(ему вслед)
Нет, нет! нельзя молиться за царя Ирода — богородица не велит.
СЕВСК
Самозванец, окруженный своими.
Самозванец
Лях
Самозванец
Входит русский пленник.
Пленник
Самозванец
Пленник
Самозванец
Ты поднял меч?
Пленник
Самозванец
Пленник
Недели две по битве — из Москвы.
Самозванец
Пленник
Потерею сражения и раной
Мстиславского, и Шуйского послал
Начальствовать над войском.
Самозванец
Он отозвал Басманова в Москву?
Пленник
И золотом. Басманов в царской Думе
Теперь сидит.
Самозванец
Ну что в Москве?
Пленник
Самозванец
Пленник
Там говорить не слишком нынче смеют.
И голову — такая, право, притча!
Что день, то казнь. Тюрьмы битком набиты.
На площади, где человека три
Сойдутся, — глядь — лазутчик уж и вьется,
А государь досужною порою
Доносчиков допрашивает сам.
Как раз беда; так лучше уж молчать.
Самозванец
Ну, войско что?
Пленник
Довольно всем.
Самозванец
Пленник
Самозванец
Пленник
Самозванец задумывается. Окружающие смотрят друг на друга.
Самозванец
Пленник
Что ты, дескать (будь не во гнев), и вор,
А молодец.
Самозванец
(смеясь)
Им докажу: друзья, не станем ждать
Мы Шуйского; я поздравляю вас:
Назавтра бой.
(Уходит.)
Все
Лях
А нас всего едва ль пятнадцать тысяч.
С ума сошел.
Другой
Один пятьсот москалей вызвать может.
Пленник
Так убежишь от одного, хвастун.
Лях
То я тебя
(указывая на свою саблю)
Пленник
Не хочешь ли вот этого,
(показывая кулак)
Лях гордо смотрит на него и молча отходит.
Все смеются.
ЛЕС
Лжедимитрий, Пушкин.
В отдалении лежит конь издыхающий.
Лжедимитрий
Сегодня он в последнее сраженье
И, раненый, как быстро нес меня.
Мой бедный конь!
Пушкин
(про себя)
Об лошади! когда все наше войско
Побито в прах!
Самозванец
От раны он лишь только заморился
И отдохнет.
Пушкин
Самозванец
(идет к своему коню)
Да отстегнуть подпругу. Пусть на воле
Издохнет он.
(Разуздывает и расседлывает коня.)
Входят несколько ляхов.
Что ж Курбского не вижу между вами?
Я видел, как сегодня в гущу боя
Он врезался; тьмы сабель молодца,
Что зыбкие колосья, облепили;
Но меч его всех выше подымался,
А грозный клик все клики заглушал.
Где ж витязь мой?
Лях
Самозванец
Как мало нас от битвы уцелело.
Изменники! злодеи-запорожцы,
Проклятые! вы, вы сгубили нас —
Не выдержать и трех минут отпора!
Я их ужо! десятого повешу,
Разбойники!
Пушкин
Но все-таки мы начисто разбиты,
Истреблены.
Самозванец
Я было смял передовую рать —
Да немцы нас порядком отразили;
А молодцы! ей-богу, молодцы,
Люблю за то — из них уж непременно
Составлю я почетную дружину.
Пушкин
Самозванец
Чем свет, мы в путь; к обеду будем в Рыльске.
Спокойна ночь.
(Ложится, кладет седло под голову и засыпает.)
Пушкин
Разбитый в прах, спасаяся побегом,
Беспечен он, как глупое дитя;
Хранит его, конечно, провиденье;
И мы, друзья, не станем унывать.
МОСКВА. ЦАРСКИЕ ПАЛАТЫ
Борис, Басманов.
Царь
Мы тщетною победой увенчались.
Он вновь собрал рассеянное войско
И нам со стен Путивля угрожает.
Что делают меж тем герои наши?
Стоят у Кром, где кучка казаков
Смеются им из-под гнилой ограды.
Вот слава! нет, я ими недоволен,
Пошлю тебя начальствовать над ними;
Не род, а ум поставлю в воеводы;
Пускай их спесь о местничестве тужит;
Пора презреть мне ропот знатной черни
И гибельный обычай уничтожить.
Басманов
Тот будет день, когда Разрядны книги
С раздорами, с гордыней родословной
Пожрет огонь.
Царь
Лишь дай сперва смятение народа
Мне усмирить.
Басманов
Всегда народ к смятенью тайно склонен:
Так борзый конь грызет свои бразды;
На власть отца так отрок негодует;
Но что ж? конем спокойно всадник правит,
И отроком отец повелевает.
Царь
Сын у отца не вечно в полной воле.
Лишь строгостью мы можем неусыпной
Сдержать народ. Так думал Иоанн,
Смиритель бурь, разумный самодержец,
Так думал и его свирепый внук.
Нет, милости не чувствует народ:
Твори добро — не скажет он спасибо;
Грабь и казни — тебе не будет хуже.
Входит боярин.
Боярин
Царь
Останься здесь: с тобой еще мне нужно
Поговорить.
(Уходит.)
Басманов
Дай бог ему с Отрепьевым проклятым
Управиться, и много, много он
Еще добра в России сотворит.
Мысль важная в уме его родилась.
Не надобно ей дать остыть. Какое
Мне поприще откроется, когда
Он сломит рог боярству родовому!
Соперников во брани я не знаю;
И может быть... Но что за чудный шум?
Тревога. Бояре, придворные служители в беспорядке бегут, встречаются и шепчутся.
Один
Другой
Третий
Четвертый
Басманов
Пятый
Шестой
Басманов
Пятый
Кровь хлынула из уст и из ушей.
Царя выносят на стуле; все царское семейство, все бояре.
Царь
Царевича со мною.
Все удаляются.
Обнимемся, прощай, мой сын: сейчас
Ты царствовать начнешь... о боже, боже!
Мне некогда очистить покаяньем.
Но чувствую — мой сын, ты мне дороже
Душевного спасенья... так и быть!
Я подданным рожден и умереть
Мне подданным во мраке б надлежало;
Но я достиг верховной власти... чем?
Не спрашивай. Довольно: ты невинен,
Ты царствовать теперь по праву станешь.
Я, я за все один отвечу богу...
О милый сын, не обольщайся ложно,
Не ослепляй себя ты добровольно —
В дни бурные державу ты приемлешь:
Опасен он, сей чудный самозванец,
Он именем ужасным ополчен...
Я, с давних лет в правленье искушенный,
Мог удержать смятенье и мятеж;
Передо мной они дрожали в страхе;
Возвысить глас измена не дерзала.
Но ты, младой, неопытный властитель,
Как управлять ты будешь под грозой,
Тушить мятеж, опутывать измену?
Но бог велик! Он умудряет юность,
Он слабости дарует силу... слушай:
Советника, во-первых, избери
Надежного, холодных, зрелых лет,
Любимого народом — а в боярах
Почтенного породой или славой —
Хоть Шуйского. Для войска нынче нужен
Искусный вождь: Басманова пошли
И с твердостью снеси боярский ропот.
Ты с малых лет сидел со мною в Думе,
Ты знаешь ход державного правленья;
Не изменяй теченья дел. Привычка —
Душа держав. Я ныне должен был
Восстановить опалы, казни — можешь
Их отменить; тебя благословят,
Как твоего благословляли дядю,
Когда престол он Грозного приял.
Со временем и понемногу снова
Затягивай державные бразды.
Будь милостив, доступен к иноземцам,
Доверчиво их службу принимай.
Со строгостью храни устав церковный;
Будь молчалив; не должен царский голос
На воздухе теряться по-пустому;
Как звон святой, он должен лишь вещать
Велику скорбь или великий праздник.
О милый сын, ты входишь в те лета,
Когда нам кровь волнует женский лик.
Храни, храни святую чистоту
Невинности и гордую стыдливость:
Кто чувствами в порочных наслажденьях
В младые дни привыкнул утопать,
Тот, возмужав, угрюм и кровожаден,
И ум его безвременно темнеет.
В семье своей будь завсегда главою;
Мать почитай, но властвуй сам собою.
Ты муж и царь; люби свою сестру,
Ты ей один хранитель остаешься.
Феодор
(на коленях}
Народ и мы погибли без тебя.
Царь
Я чувствую могильный хлад...
Входит патриарх, святители, за ними все бояре. Царицу ведут под руки, царевна рыдает.
А! схима... так! святое постриженье...
Ударил час, в монахи царь идет —
И темный гроб моею будет кельей...
Повремени, владыко патриарх,
Я царь еще: внемлите вы, бояре:
Се тот, кому приказываю царство;
Целуйте крест Феодору... Басманов,
Друзья мои... при гробе вас молю
Он так еще и млад и непорочен...
Клянетесь ли?
Бояре
Царь
Простите ж мне соблазны и грехи
И вольные и тайные обиды...
Святый отец, приближься, я готов.
Начинается обряд пострижения. Женщин в обмороке выносят.
СТАВКА
Басманов вводит Пушкина.
Басманов
Итак, тебя ко мне он посылает?
Пушкин
И первый сан по нем в московском царстве.
Басманов
Уж вознесен. Начальствую над войском,
Он для меня презрел и чин разрядный,
И гнев бояр — я присягал ему.
Пушкин
Законному; но если жив другой,
Законнейший?..
Басманов
Пустого мне не говори; я знаю,
Кто он такой.
Пушкин
Димитрием давно его признали,
Но, впрочем, я за это не стою.
Быть может, он Димитрий настоящий,
Быть может, он и самозванец. Только
Я ведаю, что рано или поздно
Ему Москву уступит сын Борисов.
Басманов
Дотоле он престола не оставит;
Полков у нас довольно, слава богу!
Победою я их одушевлю,
А вы, кого против меня пошлете?
Не казака ль Карелу? али Мнишка?
Да много ль вас, всего-то восемь тысяч.
Пушкин
Я сам скажу, что войско наше дрянь,
Что казаки лишь только селы грабят,
Что поляки лишь хвастают да пьют,
А русские... да что и говорить...
Перед тобой не стану я лукавить;
Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?
Не войском, нет, не польскою помогой,
А мнением; да! мнением народным.
Димитрия ты помнишь торжество
И мирные его завоеванья,
Когда везде без выстрела ему
Послушные сдавались города,
А воевод упрямых чернь вязала?
Ты видел сам, охотно ль ваши рати
Сражались с ним; когда же? при Борисе!
А нынче ль?.. Нет, Басманов, поздно спорить
И раздувать холодный пепел брани:
Со всем твоим умом и твердой волей
Не устоишь; не лучше ли тебе
Димитрия царем провозгласить
И тем ему навеки удружить?
Как думаешь?
Басманов
Пушкин
Басманов
Пушкин
(Уходит.)
Басманов
Что делать мне? Ужели буду ждать,
Чтоб и меня бунтовщики связали
И выдали Отрепьеву? Не лучше ль
Предупредить разрыв потока бурный
И самому... Но изменить присяге!
Но заслужить бесчестье в род и род!
Доверенность младого венценосца
Предательством ужасным заплатить...
Опальному изгнаннику легко
Обдумывать мятеж и заговор,
Но мне ли, мне ль, любимцу государя...
Но смерть... но власть... но бедствия народны...
(Задумывается.)
(Свищет.)
ЛОБНОЕ МЕСТО
Пушкин идет, окруженный народом.
Народ
Послушаем, что скажет нам боярин.
Сюда! сюда!
Пушкин
(на амвоне)
Вам кланяться царевич приказал.
(Кланяется.)
Царевича от рук убийцы спас;
Он шел казнить злодея своего,
Но божий суд уж поразил Бориса.
Димитрию Россия покорилась;
Басманов сам с раскаяньем усердным
Свои полки привел ему к присяге.
Димитрий к вам идет с любовью, с миром.
В угоду ли семейству Годуновых
Подымете вы руку на царя
Законного, на внука Мономаха?
Народ
Пушкин
Мир ведает, сколь много вы терпели
Под властию жестокого пришельца:
Опалу, казнь, бесчестие, налоги,
И труд, и глад — всё испытали вы.
Димитрий же вас жаловать намерен,
Бояр, дворян, людей приказных, ратных,
Гостей, купцов — и весь честной народ.
Вы ль станете упрямиться безумно
И милостей кичливо убегать?
Но он идет на царственный престол
Своих отцов — в сопровожденье грозном.
Не гневайте ж царя и бойтесь бога.
Целуйте крест законному владыке;
Смиритеся, немедленно пошлите
К Димитрию во стан митрополита,
Бояр, дьяков и выборных людей,
Да бьют челом отцу и государю.
(Сходит.)
Шум народный.
Народ
Да здравствует Димитрий, наш отец!
Мужик на амвоне
Ступай! вязать Борисова щенка!
Народ
(несется толпою)
Да гибнет род Бориса Годунова!
КРЕМЛЬ. ДОМ БОРИСОВ.
СТРАЖА У КРЫЛЬЦА
Феодор под окном.
Нищий
Дайте милостыню, Христа ради!
Стража
Поди прочь, не ведено говорить с заключенными.
Феодор
Поди, старик, я беднее тебя, ты на воле.
Ксения под покрывалом подходит также к окну.
Один из народа
Брат да сестра! бедные дети, что пташки в клетке.
Другой
Есть о ком жалеть? Проклятое племя!
Первый
Отец был злодей, а детки невинны.
Другой
Яблоко от яблони недалеко падает.
Ксения
Братец, братец, кажется, к нам бояре идут.
Феодор
Это Голицын, Мосальский. Другие мне незнакомы.
Ксения
Ах, братец, сердце замирает.
Голицын, Мосальский, Молчанов и Шерефединов. За ними трое стрельцов.
Народ
Расступитесь, расступитесь. Бояре идут.
Они входят в дом.
Один из народа
Зачем они пришли?
Другой
А верно, приводить к присяге Феодора Годунова.
Третий
В самом деле? — слышишь, какой в доме шум! Тревога, дерутся...
Народ
Слышишь? визг! — это женский голос — взойдем! — Двери заперты — крики замолкли.
Отворяются двери. Мосальский является на крыльце.
Мосальский
Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы.
Народ в ужасе молчит.
Что ж вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!
Народ безмолвствует.
Конец