Мой милый, наконец ты подал голос — деловую записку твою получил исправно — вот тебе ответ. Ольдекоп украл и соврал; отец мой никакой сделки с ним не имел. Доверенность я бы тебе переслал; но погоди; гербовая бумага в городе, должно взять какое-то свидетельство в городе — а я в глухой деревне. Если можно без нее обойтись, то начни действия, единственный, деятельный друг! По письму дяди вижу, что княгиня Вера Федоровна к тебе приехала; ты ничем не достоин своей жены (разве стихами, да и тех уж не пишешь). Немедленно буду к ней писать; я все хотел наверное знать место ее пребывания. En attendant mettez moi à ses
pieds et dites lui qu’elle est une âme charmante1). О моем житье-бытье ничего тебе не скажу — скучно, вот и все.
Кстати о стихах: сегодня кончил я поэму «Цыгане». Не знаю, что об ней сказать. Она покамест мне опротивела, только что кончил и не успел обмыть <запревшие муде>. Посылаю тебе маленькое поминаньице за упокой души раба божия Байрона. Я было и целую панихиду затеял, да скучно писать про себя — или справляясь в уме с таблицей умножения глупости Бирукова, разделенного на Красовского. Брат Лайон тебе кланяется. Пришли мне стихов, умираю — скучно.