29 декабря 1875 / 10 января 1876. Ницца
Ницца. 10 января.
Написал к Вам глупое письмо — пожалуйста, извините. Болезнь писала 1. Я и теперь чуть жив, левая рука совсем почти не действует, особенно скверно утром вставать: такая боль, что хоть плачь.
Я послал начало «Культурных людей» 2. Кажется, вышло скверно. Извините. Писал (вторую половину) почти насильно, в чаду лихорадки и ревматических припадков. В настоящее
время совсем ничего не могу делать. У Вас морозы, да и здесь погода отвратительная, по три дня солнца нет. А без солнца здесь точно в погребе. К февральской книжке ничего не ждите от меня, не начинал и не могу еще начать: дай бог, около 20-го, да и то ежели погода исправится. Так мне тяжело, так тяжело жить, что и сказать не могу. Когда наберут первые 5 глав, прочтите и скажите откровенно, стоит ли продолжать. Можно ведь и бросить, другое начать. Я задался мыслью изобразить жизнь русских культурных людей за границей. Но вот беда: идеи в этой жизни нет никакой, одно бесцельное шатание с клеймом культурности на челе или скорее на заднице. Что другие, то и мы. Боюсь, как бы скучно не вышло. Первые главы не образец: я действительно писал их совсем больной, но ведь болезнь, пожалуй, так привяжется, что окончательно уничтожит юмор, который в этом случае преимущественно требуется. Дайте же мне совет. Я к марту еще глав 5 — 6 напишу, а в февральской книжке можно примечанье сделать, что по болезни автора и т. д. 3. Вы знаете, как я исполнителен в своих обещаниях — следовательно, к марту пришлю непременно, разве совсем слягу. А за февраль, извините — ей-богу, нельзя. По почерку моему видите, каково мне.
Объявление об 12 № три дня тому назад видел, а книжки не получил 4. Это очень досадно, потому что я провожу время решительно как скотина: читаю старые романы Дюма. Боюсь, что с 1-го января будет остановка с газетами. Я писал, впрочем, Елисееву, что, отдавая какое-нибудь приказание конторщику, нужно наперед удостовериться, не спит ли он.
Прочитал также объявление о предположенном чтении «Часов» Тургенева 5. Тургенев сам писал мне, что это штука не важная, но доход для фонда все-таки будет, и будет присутствовать на чтении г-жа Философова, которая прольет по этому случаю несколько регул. Вижу отсюда Стасюлевича в белом галстуке и в восторге, что его читают 6. Тургенев тоже, вероятно, доволен и, замечая, что Философова не пропускает ни одного чтения, думает, что он популярен. Я с ним нахожусь в деятельной переписке. Спрашивал, зачем он вводит в заблуждение статьями вроде той, которую написал об Толстом. Отвечает, что его просили, что он, сверх того, много обязан покойному, и что, в-третьих, хотя Толстой и не был первоклассным поэтом, но третьеклассным был 7. И такую нежность ко мне возымел, что спрашивает, не приехать ли в Ниццу, чтоб взять меня в Париж 8. Я на днях ему напишу и изображу, что такое за популярность, в которую он верит. И еще напишу, как он мог бы хорошо себя устроить в русской литературе, и как он себя < — — — > 9. Он и сам внутренне знает это, но
все-таки думает: а может быть, и не < — — — >. Так надо, чтоб он наверное знал.
Прощайте, будьте здоровы.
Ваш
М. Салтыков.