17 августа 1879. Петербург
П.бург. 17 августа.
Благодарю Вас за память и письмо, многоуважаемый Григорий Захарович К Получил я его в деревне и потому замедлил ответом; теперь же прибыл в Петербург по случаю отсылки 8 № в цензуру. (Завтра он должен выйти.)
Ваши желания относительно Янжула и Трирогова будут выполнены. Я виделся вчера с Скабичевским, который сказал мне, что сдал уже статьи в типографию2. Янжулу я постоянно назначал 75 р. за лист, и, как уверил меня Гаспер, жена его получила уже за напечатанное до сих пор все, что следует. В статье Трирогова больше 4-х листов и, может быть, придется разделить ее на два №, но, впрочем, все это выяснится в понедельник, так как я до этого дня останусь в Петерб<урге>.
У нас все благополучно, хотя хорошего мало. Скучно. Чувствую, что всякий интерес, к журнальному делу угасает. Так постыло, так постыло, что и сказать нельзя. Да и не мне одному: всем, кажется, надоело.
В понедельник я уеду в Лебяжье на неделю, потом приеду на неделю в Петербург, а потом опять дня на четыре в деревню, и к 7-му числу окончательно ворочусь в П<етер>бург. Пора. Недели две у нас стояла прелестная погода, а теперь опять с неделю льют неперестающие дожди.
Сегодня видел Лихачева, который раньше 25 августа из П<етер>б<урга> не уедет. Вероятно, он еще застанет Вас в Париже, куда прямо отправляется.
Пришлете ли Вы «Внутр<еннее> обозр<ение>» для сентябрьской книжки?3 Мы на Вас рассчитываем. Ежели намерены прислать, то нельзя ли пораньше? Хорошо бы
пораньше книжки выдавать, все как будто бы плечам легче. Меня, по крайней мере, эти промедления ужасно мучают.
Что же касается до моей предполагаемой поездки за границу, то, по-видимому, она не состоится. Средств нет, да и незачем. Я сегодня купил себе новые калоши, и думаю: вот и вся заграница, всего 5 р. стоит.
Пишу с трудом, хотя все-таки пишу (не к Вам, а в «Отечественных^ зап<исках>»). И для сентябрьской книжки отдал кое-что4. Выходит как-то неуклюже, видно, что человеку противно. И ведь как противно-то, если б Вы знали! Тянуть канитель из месяца в месяц — поневоле начнешь подражать самому себе.
Хороших вещей совсем в запасе нет. Зайончковская обманывает, Энгельгардт — тоже. Что пишет Успенский — такой ерунды и вообразить нельзя5. И в<се> с деньгами пристает, письма пишет и никак от него отбояриться нельзя.
Пожалуйста, передайте мой поклон многоуважаемой Екатерине Павловне, а также Белоголовым, если их видите.
До свидания. 8 сентября ждем Вас.
Ваш
М. Салтыков.